Доклад: Гастон Башляр

Последнее Б. попеременно именует «сюррационализмом» и «сюрэмпиризмом» (по сути уравнивая эти термины между собой) и обозначает как «интегральный рационализм», обнаруживающий за физико-математическими аксиоматиками присутствие экспериментальной реальности. Именно «диалектизация» (по)знания разрушает «очевидности» и опыта, и разума, обнаруживает «кажимость» данности, «заставляет» видеть реальность как процессуальность. Со своей стороны, экспериментирующий разум постоянно проблематизирует (по)знание, обнаруживая эпистемологические разрывы теоретических построений и данных, и технотизирует науку, имеющую дело с «изобретенной» реальностью («наша мысль идет к реальному, но не исходит из него»). Неореалистическая программа Б. оказывается, в конечном итоге, программой перманентной эпистемологической революции как постоянного диалектического самоотрицания «достигнутого» на основе рефлексивности «нового научного духа» (непрекращающейся «конкретизации абстрактного»). Соответственно современная философия, по Б., – это не философия бытия, а философия науки, но, тем самым, в другой своей ипостаси – и философия творчества. Эпистемология, творя онтологию, оказывается соотнесенной, в другом отношении, с психологией познания, а «дневной человек» науки предполагает «ночного человека» творческого воображения. «Нормативизированный» человек науки, человек научного сообщества (citee scientifique) оказывается в постоянном противоречии сам с собой: «Человек сомневается, колеблется.

Научная школа не сомневается никогда. Научная школа увлекает за собой». «Школьность» и «фабрикация феноменов» наталкиваются на противоречие внутри себя – ведь познание, будучи «всегда против», «всегда преодолением», предполагает оппонирование своему прошлому, себе настоящему, другим, входящим в сообщество, и т.д. «Я» постоянно должно обнаруживать и собственные разрывы, ошибки и искушения. Научная деятельность должна начинаться в том числе и с очищения, и «превращения» (рационального оформления в результате конструктивной деятельности сознания), и собственных психологических «очевидностей». Становясь как ученый, индивид формирует и собственные познавательные возможности, преодолевая наивное любопытство «детской души» и догматизм (и дидактику) «профессорской души», двигаясь от образа через схематизацию геометрии к абстрактной конкретности научных объектов. Дабы состояться как ученому, как «человеку дня» с «бодрствующим сознанием», индивиду постоянно приходится изживать самого себя как «человека ночи», живущего в образном мире грез, подпитываемом импульсами фантазии (творческого воображения). Эти импульсы идут из глубин психики и высвобождаются (от контролирующего и налагающего на них запрет разума) «во сне» (онирическом – круглом, свернутом, вневременном – пространстве, в котором человек «всегда находится в контакте с началом»). Изживая образность абстрактностью, наука остается зависимой от первой, так как вне ее невозможно никакое (в том числе и научное) т?