Доклад: Московский съезд 1821 г. Ликвидация Союза благоденствия

1 января 1820 г. было началом испанской революции: на этот день приходится первое выступление Рафаэля дель Риего. Никто не сомневался в революционном ха­рактере испанских событий, особенно после “резни в Кадиксе” 10 марта того же года. Петербург узнал об этом событии 23 марта (Пестель тогда был еще в Петербур­ге). Волновали и вести из Франции: 13 февраля рабо­чий-седельщик Пьер Лувель ударом кинжала убил герцо­га Беррийского, последнего представителя ненавистного каждому революционеру рода Бурбонов. Легко себе пред­ставить, какое обилие размышлений и обсуждений вы­звали эти события в среде декабристов. Правительствен­ный лагерь в свою очередь пришел в движение, насто­роженно следя за малейшим проявлением общественного недовольства внутри России. Тем временем события ис­панской революции вступили в полосу бурного развития. Восставшая армия, руководимая революционными вождя­ми и окруженная сочувствием народа, достигла невидан­ных успехов. Военное восстание вспыхнуло в самом Мад­риде, революционные войска вступили в столицу Испа­нии. В марте 1820 г. испанский король Фердинанд VII, испуганный революционным натиском, подписал манифест о созыве кортесов (испанского парламента). Абсолютист­ская Испания стала конституционной страной, восстановив конституцию 1812 г. Победу испанской революции декабристы встретили с восторгом.

Правительству Александра I и российской крепостни­ческой знати испанские события казались грозным пред­знаменованием приближающегося революционного взрыва. В России было неспокойно: со всех сторон шли слухи о недовольстве и скрытом брожении крепостных.

Не успели еще усмирить донские волнения, как в марте того же года вспыхнуло значительное движение на казенном Березовском золотопромывательном заводе, которое не удавалось подавить вплоть до сентября. В вол­нениях приняли участие более 3 тыс. рабочих. В том же марте возобновились волнения казанских суконщиков фабрики Осокина, продлившиеся до октября 1820 г. Но не успело правительство обрушиться с репрессиями на вос­ставших крепостных людей, как новые вести из-за гра­ницы потрясли его: опять революция! Восстал Неаполь. Известие об этом пришло в июле 1820 г,

Революционные события в Неаполитанском королев­стве были подготовлены тайным обществом карбонариев. Под предводительством генерала Гульельмо Пепе — члена карбонарской организации —восставшие потребовали провозглашения конституции 1812 г. по образцу испан­ской. Король Фердинанд I дал на это вынужденное, но притворное согласие, одновременно обратившись за помо­щью к реакционному Священному союзу. Доносчик Грибовский злобно писал, что члены Союза благоденствия “не могли скрыть глупой радости при происшествиях в Испании и Неаполе”.

Но только Чернышев утопил в крови Донское восста­ние, только успели Александр I и Аракчеев разослать губернаторам секретный циркуляр от 10 июля 1820 г. с требованием немедленного усмирения любых волнений и прекращения неповиновения мерами “военного понуж­дения”, как новое известие: революция в Португалии! 24 августа 1820 г. в Опорто вспыхнуло военное восста­ние против жестокой тирании английского генерала Бересфорда, управлявшего Португалией в качестве реген­та, а 15 сентября того же года произошло восстание в Лиссабоне. И тут была провозглашена конституция 1812 г. “Происшествия в Неаполе, Гишпании и Португа­лии имели тогда большое на меня влияние”,— показывал на следствии Пестель.

В октябре 1820 г. собрался контрреволюционный кон­гресс, созванный Священным союзом в Троппау. 19 но­ября он вынес решение о “праве интервенции” в страны, охваченные революционным движением; Австрия и Прус­сия подписали протокол об обязательстве силой восста­навливать “порядок” в тех государствах, где произойдет революция. Александр I находился за границей для организации подавления революционного движения.

Чтобы представить себе общую картину положения внутри России хотя бы в приблизительной полноте, надо принять во внимание, что 1820 г. был особенно богат крестьянскими волнениями. Обострил положение, в част­ности, и сильный голод 1820—1821 гг., особенно тяжело обрушившийся на затронутые войной районы, в том чис­ле на Белоруссию и Смоленскую губернию.

Вести о крестьянских волнениях приходили в мини­стерство внутренних дед в 1820 г. не менее чем из 13 гу­берний: Калужской и Орловской, Тверской и Гродненской, Олонецкой и Московской, Воронежской, Минской, Тульской, Могилевской, Рязанской, Херсонской; прибавим к этому перечню и Землю Войска Донского, особенно волновавшую правительство. Росло и число жалоб, иду­щих из крепостной деревни. Жалуются на обременение работами, на “притеснения” разного рода, жестокое обра­щение помещиков, неправильное “удержание в крепост­ном состоянии” (жалобы шли из разных губерний).

В такой обстановке особенное впечатление на сов­ременников произвели волнения в самой столице, Петер­бурге,— выступление лейб-гвардии Семеновского полка, о котором выше мы уже упоминали. Старейший гвардей­ский полк, основанный еще Петром I, был покрыт славой многих военных походов, начиная с Северной войны со шведами и кончая Отечественной войной 1812 г. и за­граничными кампаниями 1813—1814 гг. Многие будущие декабристы — Трубецкой, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, Якушкин служили в Семеновском полку. Пере­довые офицеры ввели в полку вежливое и гуманное об­ращение с солдатами. “Артель” семеновских офицеров и Союз благоденствия сыграли в этом свою роль. Отечест­венная война и заграничные походы разбудили граж­данское сознание солдат, содействовали их духовному росту.

Оказавшись у власти, Аракчеев стал прежде всего пе­ресматривать командный состав, удаляя неугодных ему лиц. Аракчеевские ставленники начали занимать места командиров на ответственейших постах, и креатура Аракчеева — полковник Шварц был назначен в 1820 г. командиром лейб-гвардии Семеновского полка. Шварц круто изменил гуманные порядки, установившиеся и полку: вновь стала свирепствовать палочная расправа, лич­ное достоинство солдат унижалось варварскими наказа­ниями и бессмысленными служебными требованиями. За пять месяцев своего командования Шварц наказал 44 че­ловека, которые вместе получили 14 250 ударов. Во время учения он собственноручно бил солдат, вырывал им усы. Он не только применял жестокие наказания, но еще стремился унизить и оскорбить “провинившихся”,— например, приказывал двум шеренгам солдат становиться одна к другой лицом и плевать друг в друга. При Швар­це сильно ухудшилось и материальное положение сол­дат: полк раньше имел свои собственные средства, полу­чаемые от солдатских ремесленных работ и огородов, но Шварц положил конец этим “затеям”.

Наконец, полк не выдержал крепостнических притес­нений полкового командира. Вечером 16 октября 1820 г. головная “государева рота” Семеновского полка самоволь­но собралась на перекличку и принесла жалобу на полковника.

В возмущении Семеновского полка ярко проявился на­родный протест против крепостнического гнета в армии, против аракчеевского режима. Замечательным памятни­ком этого протеста являются анонимные прокламации, ко­торые во время возмущения семеновцев разбрасывались в соседних казармах. Прокламации содержали призыв к поддержке восставших и свидетельствовали о пробуждении народного сознания в эпоху декабристов. Одна из прокламации обращалась с призывом о поддержке к дру­гому гвардейскому полку — Преображенскому и ее текст поражает ясным сознанием классовой сути крепостниче­ского строя. Все зло происходит, как утверждалось в прокламации, от дворян, подавивших “людей всякого со­словия”. Но подавившие всех дворяне сами по себе бес­сильны, их сила основана на темноте и “глупости” по­винующегося им войска. Во главе угнетателей-дворян стоит тиран — царь, который есть “не кто иной, как силь­ный разбойник”. Стоит солдатам взяться за ум — и поработители будут свергнуты. Замечательно то сознание единства угнетенной армии с порабощенным крестьянством, которым пронизана прокламация: “Хлебопашцы угнетены податями, многие дворяне своих крестьян гонят на барщину шесть дней в неделю. Скажите, можно ли сих крестьян выключить из числа каторжных?”

Выступление Семеновского полка произвело огромное впечатление на декабристов. Солдатская масса восстала без участия революционного офицерства! Армия, значит, “готова двигаться”. Значит, решать вопросы преобразова­ния России надо путем военного выступления. Конечно, дворянская ограниченность отчетливо сказывалась и в этом вопросе: дворянское понимание революции исключа­ло народную инициативу и руководство движением за­креплялось исключительно за революционным дворянст­вом. Примыкающие к движению войска должны были на­ходиться под командой революционеров-дворян. Но и это — шаг вперед в революционной тактике декабристов. Новая тактика — что очень важно,— конечно, не отрицала значения “общественного мнения”. Она лишь присоединя­ла к нему силу военного натиска и получала возросшее могущество революционного удара на старый строй.

Надо было по-новому организовать тайное общество, разработать новую программу (в тесной связи с консти­туционными проектами), в корне изменить тактику и критерий отбора членов, выработать общий план откры­того выступления. Съезд тайного общества собрался сей­час же — всего через два с половиной месяца после вы­ступления Семеновского полка.

После восстания Семеновского полка открытая “пропо­ведь” членов Союза благоденствия становилась очень опасной, нужна была глубокая конспирация. Полное круше­ние надежды на добрую волю императора и необходимость действовать “силою оружия” требовали новой тактики.

Братья Фонвизины, Михаил и Иван, предоставили для съезда свою московскую квартиру в Староконюшенном переулке. Они взяли на себя оповещение о съезде петербургских и московских членов, а И. Якушкин был отправлен с известием о съезде на юг — в Кишиневскую и Тулъчинскую управы Союза благоденствия. Собирался “Съезд уполномоченных всех отраслей Союза”. Приехав в Тульчин, Якушкин сделал объявление о съезде на квар­тире Пестеля, где собралась Тульчинская управа. Пес­теля умеренная группа на съезд не пустила, втайне боясь его “резких мнений и упорства”. Его уверяли, что он, прося отпуска в Москву (поездку на съезд прикрывали служебными командировками или отпуском), нарушит конспирацию, так как ни родных в Москве, ни служеб­ных поводов для отъезда туда у него не было. На съезд были посланы умеренные члены — Бурцев и Комаров.

Якушкин оповестил и Кишиневскую управу — ее пред­ставил на съезде Михаил Орлов.

Съезд Союза благоденствия состоялся в начале янва­ря 1821 г. на московской квартире Фонвизиных.

На съезде мнения разделились. Михаил Орлов выступил с предложением немедленного открытого военного выступления, причем инициативу его он предлагал сохра­нить за 16-й дивизией, командиром которой являлся. Да­лее он развернул проект новой тайной, крайне револю­ционной организации огромного масштаба, которую надо создать вместо устаревшего Союза благоденствия. Пред­ложение Орлова, как крайне решительное, не встретило поддержки съезда, и он, очень взволнованный, объявил, что порывает с обществом.

После Орлова спешно попросил слова П. Граббе для чрезвычайного заявления. Он сообщил, что о существова­нии тайного общества известно правительству, об обществе уже расспрашивали представители правительствен­ного надзора, а командир гвардейского корпуса, видимо, уже имел о нем данные.

Было решено провести фиктивную ликвидацию обще­ства и под видом его самороспуска отсеять ненадежных членов и организовать новое тайное общество.

Открытое оповещение о ликвидации Союза не терпело отлагательства, так как за Союзом могли уже следить и гроза могла разразиться с минуты на минуту. Поэтому Московский съезд прервал свои заседания и созвал об­щее собрание всех членов Союза благоденствия, присутст­вовавших тогда в Москве.

“Главная цель общества состоит в том,— показывал Якушкин на следствии, — чтобы приготовить государство к принятию представительного правления”. “Чтобы приобресть для этого средства, признавалось необходимым действовать на войска и приготовить их на всякий случай”. Иначе говоря, “способы действия” разрешались уже по-новому; было решено действовать путем решающего ре­волюционного удара “посредством войск”. Однако это была не тактика немедленного военного выступления, предла­гавшегося Орловым, а действие через постепенную подго­товку войск, срок же самого революционного военного выступления определен не был.

Новые программа и устав были надлежащим образом оформлены и подписаны (“устав был подписан всеми при­сутствующими членами...”,—пишет Якушкин).

Участники съезда сговорились и о характере дальней­шего подбора членов. Московский съезд решил отсечь от движения как его колеблющуюся, нестойкую часть, так и наиболее радикальные его элементы. Не только “не­надежным” членам, но и Пестелю с его “приверженца­ми” объявлялось, что общество распущено. Приходится признать, что дальнейшее поведение Бурцова на юге не зависело от его произвольного решения, а было указано съездом. Во всяком случае Якушкин свидетельствует, что Бурцев поставил в известность членов съезда о своем решении, не привлекать более Пестеля в тайное обще­ство и не встретил возражений. Бурцев, по характерно­му выражению Якушкина, брался “привести в порядок” Тульчинскую управу. По приезду в Тульчин он сначала должен был объявить всем об уничтожении Союза бла­годенствия, а “вслед за тем известить всех членов, кро­ме приверженцев Пестеля, о существовании нового уста­ва” и выразить надежду, что они “все к нему присое­динятся под его руководством”.

На этом закрылся Московский съезд 1821 г.

Конечно, постановления Московского съезда 1821 г. носят на себе отчетливо выраженную печать дворянской ограниченности. Она сказывается прежде всего в решении отсечь от движения наиболее радикальные элементы и в признании дееспособной лишь “средней” линии. Она вы­ражена и в колеблющейся формуле конечной цели — борьбы за “представительный” строй без упоминания, о каком именно строе шла речь (явный шаг назад от Петербургского совещания 1820 г.).

В дальнейшем политическая форма, принятая этой линией, окажется конституционной монархией. Сказыва­ется эта ограниченность и в резком делении будущих членов на разряды, причем низший разряд не должен знать о конечной цели.

Вместе с тем постановления Московского съезда 1821 г. имели некоторые положительные черты, которые состояли в признании необходимости решающего револю­ционного удара, в замысле подготовить войска и действо­вать вооруженной силой, в отсеивании “правых”, колеб­лющихся элементов.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--