Не о ближнем учу я вас, но о друге. Пусть друг будет для вас праздником земли и предчувствием сверхчеловека.

Яучу вас о друге и переполненном сердце его. Но надо уметь быть губкою, если хочешь быть любимым переполненными сердцами.

Я учу вас о друге, в котором мир предстоит завершенным, как чаша добра, — о созидающем друге, всегда готовом подарить завершенный мир.

И как мир развернулся для него, так опять он свертывается вместе с ним, подобно становлению добра и зла. Подобно становлению цели из случая.

Будущее и самое дальнее пусть будет причиною твоего сегодня: в своем друге ты должен любить сверхчеловека как свою причину.

Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам — я советую вам любовь к дальнему. –

Так говорил Заратустра.

Долгое время о философии Ницше говорили как об этике эгоизма, но на самом деле философ просто показывает человечеству зеркало, смотреться в которое, конечно же, не очень приятно.

Соловьёв В.С. Оправдание добра. Предисловие к первому изданию. Нравственный смысл жизни в его предварительном понятии // Соловьёв В.С. Оправдание добра: Нравственная философия / Вступ. ст. А.Н.Голубева и Л.В.Коноваловой. — М.: Республика, 1996. С. 46–57

…Я указал два крайние нравственные заблуждения, противоположные друг другу: доктрину самоотрицания человеческой личности перед историческими формами жизни, принятыми как внешний авторитет, — доктрину страдательной покорности, или житейского квиэтизма, и доктрину самоутверждения человеческой личности против всяких исторических форм и авторитетов — доктрину бесформенности и безналичия…

Два противоположные воззрения совпадают в том, что оба берут добро не по существу , не в нём самом, а связывают его с актами и отношениями… Другими словами, нечто доброе, но могущее стать и злым, ставится здесь на место самого Добра, и условное принимается за безусловное…

Так происходит в силу заблуждения, смешивающего само Добро с теми или другими формами его проявления; но к тому же приводит и противоположное заблуждение, ограничивающее существо Добра простым отрицанием исторических форм его проявления…

…Не ясно ли как день, что принимать безусловно следует только то, что само по себе, по существу своему, есть добро, а отрицать, безусловно, следует только то, что само по себе, по существу есть зло, а затем всё остальное должно принимать или отвергать согласно его действительному отношению к этому внутреннему существу добра и зла?..

Человек в принципе или по назначению своему есть безусловная внутренняя форма для добра как безусловного содержания; всё остальное условно и относительно. Добро само по себе ничем не обусловлено, оно всё собою обусловливает и через всё осуществляется. То, что оно ничем не обусловлено, составляет его чистоту; то, что оно всё собою обусловливает, есть его полнота, а что оно через всё осуществляется, есть его сила, или действенность…

Внутренними свойствами добра определяется жизненная задача человека; её нравственный смысл состоит в служении Добру чистому, всестороннему и всесильному.

Такое служение, чтобы быть достойным своего предмета и самого человека, должно стать добровольным, а для этого ему нужно пройти через человеческое сознание…Только такою полнотою оправдывается добро в нашем сознании, только под условием этой полноты может оно осуществить для нас и свою чистоту, и свою непобедимую силу.

Данная работа философа не может не поразить своей актуальностью. И в самом деле, полнота добра будет невозможна в нашей современности без его чистоты, а чистота не может состояться при всеобщей корыстности. Таким образом, следует обратиться к трудам Соловьёва в поисках замечательно простых способов отношения к миру: это отношение поразит своей доступностью и лёгкой исполнимостью. Доброта миру необходима сейчас, как и во все времена, а следовательно, нужно учиться быть добрыми бескорыстно. А научиться этому можно, о чём шла речь в законспектированной выше статье Аристотеля.

Энгельс Ф. Анти–Дюринг // Зеленкова И.Л. Этика: тексты, комментарии, иллюстрации. — Мн.: ТетраСистемс, 2001. — С. 233–234

Невозможно рассуждать о морали и праве, не касаясь вопроса о так называемой свободе воли, о вменяемости человека, об отношении между необходимостью и свободой. Философия действительности также имеет решение этого вопроса и даже не одно, а целых два.

"На место всяких ложных теорий свободы надо поставить установленное путем опыта свойство того отношения, в котором рациональное понимание, с одной стороны, а с другой — инстинктивные побуждения как бы соединяются в некоторую равнодействующую силу. Основные факты этого рода динамики должны быть взяты из наблюдения и, насколько это допустимо, определены в общих чертах в отношении качества и величины, чтобы на их основании измерить наперед событие, еще не наступившее. Таким путем не только основательно устраняются нелепые фантазии о внутренней свободе, которые пережевывали и которыми кормились целые тысячелетия, но они заменяются также чем–то положительным, пригодным для практического устройства жизни". — Согласно этому взгляду, свобода состоит в том, что рациональное понимание тянет человека вправо, иррациональные влечения — влево, и при наличии этого параллелограмма сил действительное движение происходит по направлению диагонали. Следовательно, свобода является средней величиной между пониманием и влечением, разумом и неразумием, и степень этой свободы могла бы быть эмпирически установлена у каждого человека посредством "личного уравнения", пользуясь астрономическим выражением…

…Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела. Таким образом, чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения, тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз должна была бы подчинить себе. Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы (Naturnotwendigkeiten) господстве над нами самими и над внешней природой, она поэтому является необходимым продуктом исторического развития.

Как мне кажется, данное определение свободы воли может быть легко использовано для формировании чувства уверенности в себе каждого человека. Свобода — не подарок и не роскошь, это необходимость, такая же, как и воздух. Зная об этом, с большей настойчивостью будешь отстаивать свою независимость.

Сартр Ж.П. Экзистенциализм — это гуманизм // Зеленкова И.Л. Этика: тексты, комментарии, иллюстрации. — Мн.: ТетраСистемс, 2001. — С. 245–248

Достоевский как–то писал, что "если бога нет, то все дозволено". Это — исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма, человек свободен, человек — это свобода.

С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой — в светлом царстве ценностей — у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все–таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает. Экзистенциалист не верит во всесилие страсти. Он никогда не станет утверждать, что благородная страсть — это всесокрушающий поток, который неумолимо толкает человека на совершение определенных поступков и поэтому может служить извинением. Он полагает, что человек ответственен за свои страсти. Экзистенциалист не считает, что человек может получить на Земле помощь в виде какого–то знака, данного ему как ориентир. По его мнению, человек сам расшифровывает знамения, причем так, как ему вздумается. Он считает, следовательно, что человек, не имея никакой поддержки и помощи, осужден всякий раз изобретать человека. В одной своей замечательной статье Понж писал: "Человек — будущее человека". И это совершенно правильно. Но совершенно неправильно понимать это таким образом, что будущее предначертано свыше и известно богу, так как в подобном случае это уже не будущее. Понимать это выражение следует в том смысле, что, каким бы ни был человек, впереди его всегда ожидает неизведанное будущее.

Конечно, свобода, как определение человека, не зависит от другого, но, как только начинается действие, я обязан желать вместе с моей свободой свободы других; я могу принимать в качестве цели мою свободу лишь в том случае, если поставлю целью также свободу других.

Уж если я ликвидировал бога–отца, то должен же кто–то изобретать ценности. Нужно принимать вещи такими, как они есть. И, кроме того, сказать, что мы изобретаем ценности, — значит утверждать лишь то, что жизнь не имеет априорного смысла. Пока вы не живете своей жизнью, она ничего собой не представляет, вы сами должны придать ей смысл, а ценность есть не что иное, как этот выбираемый вами смысл. Тем самым вы обнаруживаете, что есть возможность создать человеческое сообщество.

Экзистенциализм — это не что иное, как попытка сделать все выводы из последовательного атеизма. Он вовсе не пытается ввергнуть человека в отчаяние. Но если отчаянием называть, как это делают христиане, всякое неверие, тогда именно первородное отчаяние — его исходный пункт. Экзистенциализм — не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет следующее: даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. Такова наша точка зрения. Это не значит, что мы верим в существование бога, — просто суть дела не в том, существует ли бог. Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм — это оптимизм, учение о действии. И только вследствие нечестности, путая свое собственное отчаяние с нашим, христиане могут называть нас отчаявшимися.

Экзистенциализм — это, несомненно, порождение середины двадцатого века, философия, которая могла появиться только в такое страшное, «чумное» время. Хочется верить, что выход всё–таки существует, и однажды человечество выберется из лабиринта, каким и представляется мне экзистенциалистский подход к миру.

Фромм Э. Человек для себя // Зеленкова И.Л. Этика: тексты, комментарии, иллюстрации. — Мн.: ТетраСистемс, 2001. — С. 269–273

Поступки, мысли и чувства, способствующие надлежащему функционированию и раскрытию всей нашей личности, рождают чувство внутреннего одобрения, "подлинности", свойственное гуманистической "чистой совести". И наоборот, поступки, мысли и чувства, губительные для нашей личности, рождают чувство беспокойства и дискомфорта, свойственное "виноватой совести". Итак, совесть — это наша реакция на самих себя. Это голос нашего подлинного Я, требующего от нас жить плодотворно, развиваться полно и гармонически — то есть, стать тем, чем мы потенциально являемся. Это страж нашей честности; это "способность ручаться за себя и с гордостью, стало быть, сметь также говорить "Да" самому себе". Если любовь можно определить как утверждение потенциальных возможностей, заботу и уважение уникальности любимого человека, то гуманистическую совесть вполне можно назвать голосом нашей любовной заботы о самих себе …

Гуманистическая совесть — это выражение личного интереса и целостности человека, тогда как авторитарная совесть имеет дело с человеческим послушанием, самопожертвованием, долгом или "социальной приспособленностью" человека. Цель гуманистической совести — плодотворность, а, значит, и счастье, поскольку счастье необходимо сопутствует плодотворной жизни. Подавлять себя, становясь орудием других, какими бы величественными ни пытались они казаться, быть "самоотверженным", несчастным, смирившимся, унылым — все это противоречит требованиям собственной совести; всякое нарушение собственной целостности и надлежащего функционирования своей личности, как в мышлении, так и в поведении и даже в таких вещах, как ощущение вкуса пищи или сексуального поведения, действует против нашей совести…