Контрольная работа: Детская поэзия Е.А. Благининой
«Простая рощица», ее смысл, образность, ход мысли и чувства так и рвутся к ребенку. Нет, не все еще, что должно бы стать поэтическим достоянием детей, пришло к ним. И если не приоткрыть, а распахнуть дверь в поэзию Елены Благининой, то надо отдать маленькому читателю «Снегиренка» и «Там сияют зарницы» и «Землянику»...
«Снегиренок» отзовется в нем тем простодушным удивлением перед зрелищем «красногрудого чуда» на голубом сугробе, которым светится стихотворение. Ему будет близка зримость проходящих перед ним картин:
День до ниточки вымок. / А к ночи — студено. / Утром первый зазимок / Робко глянул в окно. / Дым качнулся спросонок / Над соседской трубой...
Он проникнется чистотой и наивностью стихотворного рисунка, в образности которого присутствуют предметы, сопровождающие его ежедневно:
На перилах перинки, / На ветвях бахрома...
Заразится тихим восхищением перед чудом природы и жизни в целом, не ослабевающим на всем протяжении благининского творчества,— «Это правда красиво — на снегу снегири».
Кстати, игра внутри строки однокорневыми словами («на снегу снегири») и словами, частично совпадающими зрительно и на слух («На перилах перинки»), тоже затронет ребенка. [2,с.21]
Открывая, объясняя свой внутренний мир, Благинина сделала упор на виденье обыкновенных чудес. И эпитет «житейская» во всей своей незамысловатости, будничности очень уместен в контексте ее стиха. Нельзя сказать, что Благинина была равнодушна к выдумке, к праздничной небывалости. Они занимают свое, значительное место в ее творчестве. Но высшим светом сияет для нее хлеб, вода, день, ночь, радость ходить по земле, сеять, жать, слушать пение птиц, видеть родной дворик — и ощущать, что все это жизнь — наивысшее чудо... Граненое стекло в благининской «Диковинке» воспринимается как образ искусства. Благодаря ему все привычное — скамью, ветлу, антенну — девочка видит под новым углом зрения, в непривычном ракурсе... Сквозь волшебное стекло искусства мы глядим на знакомый мир словно впервые: глазами ребенка. И любим еще больше — наше чувство свежее. Граненым стеклом искусства владеют не все, оно диковинка, редкость. Таков, по-видимому,- смысл названия стихотворения Благининой. И она не трактует правду слишком узко, не требует от нее мелких соответствий, не считает, говоря словами Пастернака, которого любила и с которым дружила, зерен в мере хлеба. Это важные черты ее творчества.
Вот стихотворение, которое так и названо — «Чудо». Начинается максимально простым сообщением: «У нас в саду случилось чудо». Да, вот так: у нас, в саду, случилось... Простота собственных слов пугает рассказчика — он боится, что ему не поверят. «Нет, правда чудо, я не вру!» Чудо, о котором идет речь, как всякое чудо, необъяснимо: «Вдруг ни оттуда, ни отсюда оно явилось поутру». Если бы заменить просторечное «не вру» книжным «не лгу» или изъять это народное «ни оттуда, ни отсюда», стихи потеряли бы долю непосредственности и очарования; да и говорится в них, как мы сейчас увидим, о житейском чуде, потому просторечия как нельзя более уместны:
Вчера крыжовник весь светился,— / Он был корявый и смешной. / А нынче сразу распустился, / Стоит под зеленью сплошной.
Самый строгий читатель согласится: ежевесеннее обновление природы — чудо, причем, ей-Богу, самое чудесное в мире; все иные выглядят в сравнении с ним сущими пустяками. Это чудо жизни.
Какие соки в нем бродили, / Чтоб чуду этому помочь?
Или ветра его будили / Весь день вчерашний и всю ночь?
Иль так на солнышке пригрелся, / Так буйно жизнь в нем расцвела, / Что он, как званый гость, оделся / На праздник света и тепла?
В голосе рассказчика уже нет робости, забыто просторечное «не вру», а интонация стиха другая—песенная, плавная. Благининское чудо — результат буйного расцвета жизни, ее выплеск, итоговое торжество. Чудо настигает врасплох, оно поражает внезапностью, оно совершенно. [3,с.23]
Поэзия Благининой полна удивления перед миром, в котором мы живем, перед нашим чудным миром. Она славит прелесть ранней поры расцвета. Она вспоминает юность, как весенний сад с цветущим кустом жасмина, а себя, как сандрильону, золушку, ждущую чуда и сопричастную ему:
Этот ливень, золотой, зеленый, / Так и хлещет — кругом голова! / И стоишь ты некой сандрильоной / В страстном ожиданье волшебства. / Молода, по-своему прекрасна, / Таинству расцвета сопричастна.
Образ мира, явленный в слове Благининой, разрубать на две части невозможно, да и не нужно. Исследователь стиха и поэт Лев Озеров безошибочно нащупал связи, неразрывные в поэзии Благининой, и нашел им точное название: «Перекличка, единенье, ауканье... аукаются, как положено, рифмы, но аукаются и времена, и города, и веси, и возрасты человека, и страны». И «взрослые» стихи аукаются с «детскими».
Вечный образ поэзии — эхо — стоит в центре поэзии Благининой, среди многообразия тем, мотивов, настроений:
Я спросила эхо: / — Замолчишь ты? / — А сама притихла и стою. / А оно в ответ мне: / — Ишь ты, ишь ты! / — Значит, понимает речь мою. / Я сказала: / — Ты поешь нескладно! / — А сама притихла и стою. / А оно в ответ мне: / — Ладно, ладно! — / Значит, понимает речь мою.
Взаимное понимание маленькой девочки со всем вокруг, приносящее ей радостный ответ, эхо, избавляющее от одиночества («Иногда гуляю я одна, а не скучно, потому что эхо...»). Не скрыта ли вместе с тем здесь и мечта любого поэта, рождающего «на всякий звук свой отклик», чтобы мир тоже услышал его голос и ответил ему (вспомним пушкинское «Эхо»)?
Вот какой источник может забить из чистосердечного детского стихотворения. И ребенок, пусть пока неосознанно, почувствует его биение сквозь хорошо обжитое, узнаваемое:
Я бегу у самого откоса / И смешную песенку пою./ Эхо звонко и разноголосо / Повторяет песенку мою...
«Звонко и разноголосо» вторят друг другу излюбленные мотивы Благининой, и эхо всякий раз пересоздается поэтом. Так и тема связи времен, поворачивающаяся то той, то иной стороной, может быть увидена как бы через двойное зеркало, через литературу в литературе (мы читаем стихотворение о том, как его героиня читает «Войну и мир»), и лирическое переживание возникает от прикосновения с далекой, но близкой Наташей Ростовой. [2,с.21]
Конечно, Благинина обращается здесь к опытному читателю с достаточно обширным кругом литературных ассоциаций. Но в рамке вопросов-ответов, отрицания- утверждения живет стихотворение на эту же тему — о памяти, соединяющей времена,— для детей. Потому раскрывается оно не в размышлениях, еще трудных для ребенка, но через предмет, который можно увидеть глазами, потрогать руками (как, например, старую, дырявую отцовскую шинель), и в форме диалога, где вопрос сразу же вызывает ответ. Чувство вычерчено линией четкой и прямой:
Почему ты шинель бережешь? / — Я у папы спросила./ — Почему не порвешь, не сожжешь? / — Я у папы спросила. / Потому мне она дорога. / Что вот в этой шинели / Мы ходили, дружок, на врага / И его одолели!
Единение с прошлым родины — и в литературной памяти, такой, как в стихотворении «Наташа Ростова», а также «Нет в почестях необходимости», в котором связь с отечественной классикой, с ее благородными нравственными заветами входит в поэтическое кредо Благининой и подкреплено намеком- напоминанием о пушкинской поэзии: Нет в почестях необходимости.
/ И в краткой славе — никакой! / Все эти малости и мнимости / Зачеркиваются строкой / О буре, мглою небо кроющей, / И о свече... Бедным- бедна, / Погаснуть бы должна! / Но все еще горит она... Горит она...
Именно в крепости и многокрасочности поэтических нитей, скрепляющих прошлое с настоящим, коренится жизнеутверждающее начало поэзии Благининой, убежденность, что жизнь оборвать нельзя, в целом она непрерывна, хотя печалью неотвратимого конца земного пути последние благининские стихи пропитаны, как горьким соком. И все равно — «Была и буду», потому что все сотворенное человеческим вдохновением не пропадает бесследно. Остается песня, останется и снегурка, вылепленная мальчиком: