Контрольная работа: Защищенность объектов собственности
В коллективистском обществе совершенствование общественных отношений может осуществляться не только силой норм права, но и силой иных социальных норм, в том числе, норм морали, норм религии, обычаями, традициями и т.д. Л. Гумплович заметил: "Неизменность и постоянство морального типа прямо пропорциональны степени сцепления и прочности структуры социального класса, каковая зависит от количества обобществляющих моментов". Социальные нормы, их гармоничное сочетание становится делом принципа там, где есть единение всех членов сообщества. Например, в случае индивидуалистического общества, мы находим его приверженность идеалам частнособственнической морали, свободы выбора всех, кроме норм права, социальных норм, их свободное толкование. Здесь у каждого индивида своя мораль, своя правда, в противном случае следует нарушение главного условия существования в таком обществе - свободы каждого. Поэтому роль норм права в индивидуалистическом обществе завышается.
В обществе коллективистского типа предполагается стандарт гармонизации норм права с другими социальными нормами. В государстве не правового типа общественная и государственная собственность могут быть тождественны. В этом случае государственная собственность - разновидность общественной собственности.
Например, развитие понятий поземельной собственности в России происходило по иным принципам, чем в Западной Европе. Н.Н. Алексеев отмечает, что "римский индивидуализм, а также естественно-правовые воззрения на собственность всегда были чрезвычайно чужды юридическим представлениям народов России-Евразии. В частности, в русском праве само понятие собственности возникло не ранее XVIII века". Макс Вебер писал, что "патримониальная справедливость" (т.е. "по обычаям отцов") существовала в России изначально, поскольку именно патримониальное общество является наиболее органичной формой общественной организации.
Надо отметить, что слово государство, государственный - это русский, литературный аналог латинского понятия status, а в народной речи раньше понятия "государство" существовало понятие - земство. Земство - географическое имя народов, живущих в общей меже. С освобождением от татар начинается земское единство, и развертывается концепция земской земли. Подобные концепции существуют как народная форма познания, как обычай. Принадлежность земли земству легла в основание всего народного склада сознания; но так как понятие земской земли не нуждалось в букве закона и не было записано, при благоприятных обстоятельствах было легко перевести земское достояние в достояние государево.
Согласно исследованию Н.П. Огарева, Московское царство, став военным центром, получив вооруженную власть над земством, постепенно пришло к приравниванию права управления к праву владения. Земская власть веча не могла противостоять военной, а позднее военно-гражданской власти царя. Суд и управление сосредоточились в царе и проникли в земство посредством царских служилых людей, облеченных военно-гражданской властью. Необходимость их вознаграждения и содержания привела к раздаче им земель - первый вещественный захват над земством. Земская земля, понятая как царская собственность, переходила в частное владение. В свою очередь, необходимость порядка в управлении людьми привела к прикреплению людей к месту. Произошло смешение концепций управления и властвования с концепцией государства как собственника управляемых земель. Возникло право родового наследства розданных земель служилым людям, которое в дальнейшем выросло в "Уложение" и перешло в николаевский "свод законов".
Несмотря на то, что феодальная частная собственность в России имела место, многие исследователи писали о том, что она слабо защищена, в первую очередь, со стороны моральных норм. Социалист М.А. Фонвизин полагал, что Россия предохранена от капитализации, благодаря "общественному владению землями своего земледельческого населения, если не по формальному праву, то по обычаю, который почти имеет властность закона - обычаю древнему, коренному и который так силен, что сами крепостные, признавая себя собственностью господ, считают землю, которую возделывают, своею собственностью и в этом вполне уверены".
Безусловно, общинная собственность в России также была защищена нормами права, хотя эти нормы были не совсем правовыми, а являлись неким синтезом права и морали. Например, Н.П. Огарев так описывает эту защиту: "Своим членом община признает тягло, т.е. женатого человека, т.е. единицу семейства, и делит земельные участки в пользование по тяглам. Так как число тягол изменяется и земля не равнокачественна, то обычай ввел делянки, т.е. ежегодный раздел полей по тяглам... Надел участков в пользование и раскладка повинностей производятся на миру, т.е. на общем сходе всех членов общины, с их общего согласия... Дать каждому место и землю для пользования её произведениями, не давая больше одному, чем другому... Форма землевладения общинного содержит понятие равного права каждого на пользование землею". Таким образом, общественная собственность в общинной её форме имела защищенность не одним соблюдением формального права, но также в ходу были нравственные нормы, такие понятия, как справедливость, согласие, равенство.
Один из корифеев русского общества, Л.Н. Толстой, пишет о недопустимости присвоения поземельной собственности с точки зрения морали. Он полагает, что "владеющие земельной собственностью" не понимают, что "не переставая, отнимают у народа". Для него является очевидным, что земля должна находиться в ведении того, кто на ней работает.
На Западе и в России земля веками являлась особо важным объектом отношений собственности. И хотя в современном мире земля, как правило, уже не составляет наиболее важную часть материальных ценностей (львиная доля совокупного богатства представлена акционерным капиталом и другими формами имущества), непреложным остается факт, что нормы, выработанные для регулирования земельных отношений, могут выступать парадигмой современного права собственности.
Мы полагаем, что правовое государство, построенное на базе индивидуалистического общества, следует только тем социальным нормам, за реализацию которых оно ответственно. Другие социальные нормы принимаются как адекватные жизни общества, если они не идут вразрез с нормами права.
Б.Н. Кистяковский пишет о праве, как единственной опоре общества: "Право не есть только "этический минимум", право не есть только принуждение. Право - это "единственная социально-дисциплинирующая система". Между тем, право тесно связано с моралью. Это обусловлено тем, что в основе правовых норм лежат нормы нравственности. Однако право обладает наибольшей принудительной силой, поскольку обеспечивает исполнение норм, являющихся основой общественной безопасности. Правовое требование обосновывает свою принудительность ссылкой на государственную волю, закрепленную в законах. Ж. -Ж. Руссо писал в своих знаменитых.
"Трактатах": "Первый, кто, огородив участок земли, придумал заявить: "Это мое! " и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества". Можно сказать, что для Руссо мораль и нравственность - химеры, поэтому он провозглашает моральную свободу, которая "одна делает человека действительным хозяином самому себе; ибо поступать лишь под воздействием своего желания есть рабство, а подчиняться закону, который ты сам для себя установил, есть свобода". Речь здесь идет, естественно, об индивидуалистическом понимании морали, поэтому ни о каких социальных институтах, призванных обеспечить действенность моральных норм, вопрос не ставится.
Русский средневековый сборник поучений о ведении хозяйства XVI века "Домострой" выступает как руководство к действию, основываясь на моральных нормах поведения. В данном труде четко проводится линия отторжения от искусства наживы денег, осуждается ростовщичество. Еще в XIII веке в работах преподобного Серапиона Владимирского ростовщичество определялось как следствие духовной нечистоты. Ростовщик, несомненно, являлся собственником процентов с отдаваемых в рост денежных средств, однако, так как обращение к нему чаще всего было продиктовано крайней нуждой заемщика, это приобретение собственности осуждалось нормами морали в обществе. Автор "Домостроя" тоже призывает "возлюбить друзей, а не злато", вести "присмотр за хозяйством", избегая нажитого неправдой имущества, вносить "плату в срок". Он поучает читателя: "... ни в пашне, ни в земле, ни в домашнем, ни в ином припасе, ни в животине, никакого неправедного богатства не желать, законными доходами и праведным богатством жить подобает всякому христианину". Автору не чуждо понятие рынка. Однако, как пишет в своей книге Н.М. Чуринов: "Рынок для автора "Домостроя" - это не совсем то, что подразумевается под рынком в искусстве наживы денег: это не базовая сущность экономической вражды в обществе; это не общая школа формирования его ценностных ориентации. Для автора "Домостроя" рынок - это способ гармонизации экономической сферы жизни коллективистского общества; это одно из проявлений онтологической модальности совершенства государства-дома, средство восполнения несовершенства его экономических связей и отношений".
Наряду с правом, моралью, имеет место и такой вид защиты собственности, как защита со стороны норм традиций и обычаев. Традиции и обычаи не нуждаются в индивидуальной интерпретации, в отличие от морали. Обычай находится в большей зависимости от общественного мнения, нежели мораль: нарушение обычая вызывает общественное осуждение. Нарушение морали также часто вызывает осуждение общества, но нарушение моральной нормы может пройти незаметно для окружающих. Обычай, по сравнению с моралью, больше внешне оформлен, он не ставит перед человеком перспективной задачи личного совершенствования, что характерно для морального сознания.
Наконец, существует защита собственности со стороны религиозных норм. Рекомендации, как поступать с собственностью, даются в том числе и в Библии. Цитируя "Учение XII апостолов", В.Ф. Эрн пишет: "разделяй все с братом твоим и не говори, что это твоя собственность, ибо если вы имеете общение в бессмертном, не тем ли паче и в смертных вещах"... Тут замечательно то, что фактическое общение имуществ, которое установилось в Иерусалимской общине и о котором говорится в "Деяниях", тут признается не только как желательный строй, но и как нормальный, т.е. такой, который является нормой и должен быть". Надо отметить, что в православной ветви христианства богатство (выраженное, в том числе, и в частном владении) не одобрялось. Верующим предлагалось отрешиться от частной собственности и перейти к "общению имуществ".
Институт религии во все времена, сопровождая человека в его социальном развитии, использовался для защиты собственности как общественной, так и частной. Религиозные нормы различных конфессий тесно связаны с типом общества. В индивидуалистическом обществе, где, преимущественно, исповедуются католицизм и протестантизм, одобряется и защищается право человека на владение собственностью. Исследуя протестантскую этику, Макс Вебер приходит к выводу: "Протестантизм освобождал приобретательство от психологического гнета традиционалистской этики, которая ограничивала стремление к наживе, превращая его не только в законное, но и в угодное Богу занятие". Религия в определенной мере отражает материальные и духовные интересы её характерного носителя. Например, М. Вебер, рассуждая о "кальвинизме", пишет: "Кальвин не видел в богатстве духовных лиц препятствия для их деятельности; более того, он усматривал в богатстве средства для роста их влияния, разрешал им вкладывать имущество в выгодные предприятия". Здесь прослеживается экономически обусловленное социальное воздействие на религиозную этику. Сам Ж. Кальвин основывал свои "наставления" на том, что: "Бог установил различия между профессиями и образом жизни, предписал каждому свои обязанности... . Посему каждый на своем месте должен сознавать, что его положение - словно пост, на который он поставлен Богом". Как видим, некоторые положения протестантизма, в изложении Кальвина, призывают к индивидуальной ответственности за "свое место" на земле, за тот образ жизни, который от роду уготовил индивиду Бог. Другими словами, люди как бы уже расставлены "по местам", и вопрос совершенствования отношений в обществе не ставится.
Мартин Лютер, рассуждая о наилучшем проповедовании Христа, видел необходимость подчеркивать, что Христос "дарует" свободу, и, поэтому, "мы, христиане, являемся царями и священниками, а, следовательно, - господами всего сущего, и можем твердо веровать, что всё, что бы мы ни сделали, угодно и приемлемо перед лицом Божьим". Мыслитель утверждает здесь основной принцип индивидуалистического общества - стандарт свободы воли. Нередко оказывается необходимым радикально преобразовать религиозные нормы, чтобы привести их в соответствие с потребностями общества. Как признавался Дж. Локк: "сказать правду,... церковь... большей частью сильнее подвержена влиянию двора, чем двор влиянию церкви".
В воззрениях С.Н. Булгакова также прослеживается важная мысль о роли религиозных норм в защите собственности. Булгаков считает, что необходимо, "живя в хозяйстве, осуществлять свою свободу от богатства, подчинять его религиозно-этическим нормам". Кроме того, философ полагает, что в обществе, где религиозные нормы превышены, существует опасность возникновения разрушительных последствий, если религиозные нормы в результате каких-либо общественных катаклизмов будут попраны.
С.Л. Франк полагает, что возможность социального переворота зависит в первую очередь от попрания религиозных норм, принятых в обществе. Франк, анализируя причины столь мощного, все сметающего на своем пути явления, как русская революция, настаивает на крушении в народном сознании религиозной веры в "Царя-Батюшку" и, как следствие, лишении единственной опоры всего государственно-правового и культурного уклада жизни: "Русский народ потерял исконную цельность религиозной веры, он оторвался от старого и почувствовал, как Илья Муромец, тридцать три года пролежавший на печи, потребность расправить свои силы, пожить самочинно, стать самим хозяином своей жизни; но он не обрел и не мог обрести никакой новой положительной веры и потому обречен был впасть в чистый нигилизм - отречься от родины, от религии, от начала собственности и труда".
К сожалению, Франк не исследует вопрос о замещении религиозной составляющей российского общества идеологической составляющей. Именно идеологические нормы, которые определяются уставами и программами, пришли на смену религиозным после Октябрьской революции. Регламентация отношений собственности испытывала огромное и, в большинстве случаев, неоправданное влияние идеологического подхода. Значительное число законодательных правил воспроизводило политико-экономические постулаты, а иногда и просто политические лозунги. "Земля - крестьянам, заводы - рабочим! " - и, презрев какие бы то ни было ограничения со стороны норм права и морально-этических норм, идеологические нормы социал-большевизма возвысились до такой степени, что в стране практически молниеносно был произведен передел собственности и лишение прежних собственников даже домашнего скарба. В дальнейшем государство, национализировав собственность, защищало её, прежде всего, идеологическими нормами. Собственность, принадлежащая государству, колхозам, общественным организациям, была встроена в систему других общественных отношений. В то же время на фоне завышения идеологических норм религиозные нормы, например, вообще не принимались во внимание.
О важности увязывания идеологических, нравственных и религиозных норм с правовыми нормами пишет Н.Н. Алексеев. Рассуждая о путях преобразования капитализма, он указывает на то, что нельзя все процессы, происходящие в государстве, контролировать преимущественно юридическими нормами. Философ опирается, по его словам, на "евразийство, которое призывает к устранению капиталистического строя, исходя из утверждения преобладания духовных начал над материальными. Утверждение это оно черпает из глубоких корней православной веры, для которой идеал нестяжательства был всегда идеалом руководящим и высшим". Как видим, Н.Н. Алексеев склонен считать, что странам с традиционным православием всегда была присуща духовность, преобладающая над материальным, что им чужд "дух индустриализма". Суть нестяжательства, о которой пишет Алексеев, в отношении собственности так выражена Нилом Сорским: "Итак, подобает нам сохранять себя от сей душетленной страсти и молить Господа Бога, да отженет от нас сребролюбивый дух. Истинное отдаление от всякого вещелюбия состоит в том, чтобы не только не иметь имения, но и не желать приобрести оное, и это нас наставляет к душевной чистоте". По мнению преподобного Нила Сорского, собственность - это то, что развращает человека. Для святого хозяйственная деятельность имеет вспомогательное значение, ей не нужно отводить главного места в жизни, чтобы потребительство не противостояло практике духовного усовершенствования. Нил Сорский полагал, что нельзя сосредотачиваться на хозяйствовании как таковом без соотнесенности хозяйствования с жизнью духа. Хозяйство и собственность должны быть экономическими добродетелями.
О гармонизации социальных норм в контексте хозяйствования пишет B. C. Соловьев, который считает безнравственным возвышение экономической составляющей жизни общества. В книге "Оправдание добра" он сетует на то, что: "Главным делом все более и более становится вещественное богатство и сам общественный строй решительно превращается в плутократию. Общественная безнравственность заключается не в индивидуальной и наследственной собственности, не в разделении труда и капитала, не в неравенстве имуществ, а именно в плутократии, которая есть извращение должного общественного порядка, возведение низшей и служебной по существу области - экономической - на степень высшей и господствующей и низведение всего остального до значения средства и орудия материальных выгод". Философ рассуждает о том, что каждый, трудясь для себя, трудился бы вместе с тем и для всех остальных членов общества, а для этого недостаточно естественной связи экономических отношений, требуется также сознательное направление этих отношений к общему благу. Соловьев приходит к заключению, что: "Для истинного решения так называемого "социального вопроса", прежде всего, следует признать, что норма экономических отношений заключается не в них самих, а что они подлежат общей нравственной норме, как особая область её приложения".
На наш взгляд, очевидно, что в данном случае великий русский философ не учитывает специфику различных типов общества. Мы полагаем, что гармонировать, "подлежать общей нравственной норме" социальные нормы могут лишь при определенном типе общества, а именно - коллективистском. Действительность коллективистского общества - это целостность общества, заданного более или менее совершенным единством социальных норм, где противоестественно завышение или занижение значения нравственных, правовых, религиозных или каких-либо иных социальных норм. В индивидуалистическом же обществе, где занижаются нормы морали, имеет место и защищается частнособственническая мораль, и здесь мораль выступает как нечто теоретическое, а частносо