Курсовая работа: Этнические процессы кетов
1959 - 1019,
1970 - 1182,
1979 - 1I22,
1989 - 1113.
В связи с широким расселением в бассейне р.Енисей подразделяются на ряд этнотерриториальных групп, для которых свойственна эндогамия, что нашло отражение в специфике языка (говорные группы) и культуры. В начале ХХ в. с юга на север по Енисею и его притокам сложились следующие территориальные общности кетов: сымская, подкаменно-тунгусская, елогуйская, сургутихинская, черноостровская (пакулихинская), туруханская баишинская и курейская. Наряду с кетами, в состав этих групп входили селькупы и эвенки.
Неоднозначной является антропологическая оценка кетов. В общей расовой классификации кеты относятся к енисейскому антропологическому типу, входящему в состав уральской расы. По всему комплексу антропологических признаков кеты являются монголоидами с несколько ослабленной степенью выраженности монголоидных черт. Обладая рядом общих признаков, по территории проживания, они обнаруживают сходство с соседними народами[5] .
Так, северные группы кетов в антропологическом плане тяготеют к селькупам, отчасти хантам и ненцам, а южная, подкаменнотунгусская, к хакасам и шорцам. В настоящее время сформулировано положение, что уральские черты кеты приобрели достаточно поздно, поэтому, енисейский антропологический тип генетически не связан с уральской расой и может быть выделен в самостоятельный систематический ранг. Но данная позиция является дискуссионной[6] .
Кетский язык в лингвистической классификации занимает изолированное положение. Он входит в енисейскую языковую семью, в которую, наряду с кетским, включаются языки зафиксированных в ХVIII в. в верховьях р. Енисей, а ныне ассимилированных, аринов, асанов, котов и некоторых других народов. Лингвистические связи енисейцев прослеживаются в отношении тюркских и самодийских языков. Современный кетский язык делится на два диалекта: имбатский, объединяющий ряд говоров территориальных группировок кетов (курейский, елогуйский и т.д.) и сымских, сохранившийся у неболъшого числа кетов.
Христианизация кетов, как и других народов Севера проводилась с целью их интеграции с русскими. Центрами христианизации на Енисейском Севере с ХVII в. стали Манагзея, а затем Туруханск и Енисейск. В этих поселениях, к которым приписывалось окружающее местное население, имелись церкви. В 1660 г. недалеко от Туруханского острога был основан Троицкий монастырь. В конце ХIХ в. на территории Енисейской губернии, в местах расселения кетов, числилось шесть церковных приходов. Всеми церковными делами ведала Енисейская епархия, которая занималась "содействием делу распространения православия среди язычников" через миссионерские приходы.
К середине ХIХ в. значительных успехов в христианизации коренного населения Енисейского достигнуто не было. С этого времени был изменен подход в миссионерской работы — приобщение к христианству через традиционные верования, использование местных языков, подготовка миссионерских кадров из среды коренного населения и т.п. К концу ХIХ в. относятся попытки создания церковноприходских школ, но обучение в них проходили в основном дети русских[7] .
Миссионерская деятельность, а также влияние культуры русских переселенцев, привели к частичной трансформации ряда элементов традиционного мировоззрения и ритуальной практики кетов в той части, которая соответствовала их религиозной системе. В частности, это коснулось сюжетов творения, оформлении одного из главных персонажей кетского пантеона — Еся в виде христианского бога, представлений о единстве человечества (единый язык, потоп), грехе, были восприняты некоторые из христианских заповедей. В кетскую традицию были адаптированы некоторые христианские святые (св. Николай). С другой стороны, христианская идея загробной жизни и представление о душе, распространения не получили. Кеты практически не праздновали христианских праздников, сохранили традиционный погребальный обряд.
Современные кеты являются потомками одного из так называемых енисейскоязычных народов, или даже единого енисейскоязычного народа, в прошлом жившего в Южной Сибири. Это арины, асаны, яринцы, байкотовцы и котты, которые в течение ХVIII – ХIХ вв. были ассимилированы окружающими их народами. Так, енисейские компоненты принимали участие в формировании отдельных групп хакасов (качинцы), тувинцев, шорцев, бурят. Миграционные процессы, которые в Южной Сибири были связаны с этнополитической историей тюрок, коснулись и енисейские народы. Начало переселение предков кетов связывается с IХ – ХIII вв., что привело к оседанию немногочисленных групп кетоязычного населения по берегам Енисея и его притоков. Именно здесь, в контакте с хантами и селькупами, а затем и с эвенками, сформировалась самобытная кетская культура[8] .
В культуре кетов выделяется несколько типов жилищ. Полуземлянка — основная разновидность постоянного жилища. В плане квадратная, имела деревянный каркас, который сверху покрывался расколотыми бревнами, ветками и дерном. Отапливалась при помощи разновидности очага — чуваша. На нем же готовится пища. Чум — универсальное жилище[9] . Особенностью кетского чума является набор и характер соединения основных шестов. Их два, один вставляется в развилку второго. Затем ставилось еще 5 шестов. Изнутри эта конструкция скреплялась деревянным обручем. Покрывается тисками из бересты, или оленьих шкур. В качестве временных, использовались каркасные постройки из гнутых прутьев. Покрытием таких построек служили ветки береста. В летний период на рыболовных угодьях в качестве жилища могла использоваться дощатая лодка-илимка грузоподъемностью до 4 тонн. На илимке из гнутых прутьев делалась каюта, покрытая берестой.
Прежнее название кетов – енисейские остяки. Это исчезающая малая сибирская народность, предположительно, отдалённые потомки краснокожих канадских индейцев… или…?[10] Сегодня их чуть более 1000 человек.
В национальной кетской деревеньке Келлог живет 270 жителей. Однажды для кетов возник замкнутый круг. Природная среда не способствовала размножению и концентрации населения, поэтому не возникали города. Не было городов – не зарождались ремесла. Не было ремесел – не появлялись новые орудия труда. А без них не появлялась возможность для того, чтобы на меньших территориях могло прокормиться большее число людей. В результате, формировались устойчивые модели экономического поведения, сопутствующие идеологии шаманизма.
Ситуация воспроизводилась из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Вырваться из этого порочного круга можно было, перейдя от удовлетворения потребностей эксплуатацией поверхности занимаемой территории к эксплуатации ее недр, т.е. перейдя от эктоцентризма к геоцентризму, чего в условиях вечной мерзлоты не могло произойти[11] .
По утверждению современных христианских миссионеров, кеты – безбожники, они не знают Христа. Не исключено, что они приносят жертвы, задабривают духа тайги и познают духовный мир через шаманство. Все кеты верят в шаманизм и познают его через шаманство. По некоторым данным, это только мир зла, у них нет доброго мира. И поэтому кеты постоянно вынуждены ублажать своих божков.
Кроме того, кеты хранят целые коллекции шаманских принадлежностей. Оказывается, шаман надевал на себя 30 кг всяких медных магических ритуальных вещей. Между прочим, именно в снаряжении кетских шаманов обнаружены фигурки инопланетных существ – космонавтов (пришельцев). Кетские родовые тотемы – это фигурки сошедших со звёзд предков, они же – из меди – на шаманском одеянии. Они еще помнят и рассказывают о шаманах и камлании, хотя уже лет десять как нет шаманства, но влияние шаманизма есть.
К кетской краснокожести исследователи добавляют почти европейские черты лица, они слышат голоса, видят видения, мгновенно и метко стреляют.Каждый второй видит какие-то видения в тайге, слышит какие-то голоса на охоте, все видят какого-то белого оленя.
Что касается свадебного обряда, то поскольку письменные источники весьма ограничены во времени и пространстве, при этногенетических исследованиях уместно опираться на такой вид источников, как фольклорные данные. При этом фольклор подразумевается как народное творчество вообще, имеющее подразделения и устной поэтики, и музыки, и хореографии, и орнаментики прикладного искусства. Методически существенны легенды, предания, сказания, где особо должны быть выделены встречающиеся этнонимы и топонимы, данные относящиеся к социальному устройству общества, духовной культуре и быту, сюжетность и ритмика; в музыкальном фольклоре нужно знать построение фразы, гамму и музыкальный инструментарий. Для этногонических студий существенными являются также орнамент и народная скульптура; причем следует учитывать, что различные типы орнамента неоднозначны. Так, исторически возможно повторение геометрических фигур; в растительном орнаменте присутствует символика конкретной географической среды, в зооморфном - конкретной фауны. Для определения этнической специфики важны случаи сочетания орнаментов, а также отличие глобальных вариаций от специфических. Необходимо учитывать и технику нанесения, или исполнения, орнамента как этнический показатель. Фольклорные танцы и игры, производственные и обрядовые, всегда выступают в связи с конкретной этнической средой. «В качестве дополнительных источников при освещении некоторых вопросов происхождения кетской народности,- писали в 1951 г. С. А. Токарев и Н. Н. Чебоксаров,- могут быть использованы этногенетические предания, почти всегда заключающие рациональное ядро, которое обычно удается отделить от фантастических древнемифологических мотивов и от недостоверных наслоений позднейшего времени. Яркими примерами источников этого рода могут служить ненецкие и чукотские сказания о древних оседлых обитателях Крайнего Севера, а также легенды о происхождении и переселениях полинезийцев»[12] .
Существенным подспорьем при обработке первичных данных об этногенезе и этнической истории становятся объективные данные по историко-этнографическим областям мира. Связь историко-этнографической области с этнической историей конкретного района определяется тем, что сама историко-этнографическая область как объективная реальность связывает население общей культурой и общей исторической судьбой, что и формирует новые этнические общности и этнокультурные связи.
С.А. Токарев и Н.Н. Чебоксаров еще в 1951 г. отметили, что существующий уровень этнографических знаний позволяет выделить крупные историко-этнографические области, в которых живут народы, связанные общностью происхождения или хозяйственной экономической деятельностью. «Наличие в пределах одной историко-этнографической области народов, говорящих на разных языках, указывает обычно, что некоторые из этих народов сложились вне рассматриваемой области и лишь впоследствии проникли в ее пределы, частично или полностью восприняв культуру местного коренного населения, но сохранив свой язык[13] . Иными словами, если в начале этногенетического исследования возможно поместить изучаемый этнос в определенную историко-этнографическую группу, то возникнут не только гипотетические, но и реальные историко-культурные связи появится возможность поиска этногенетических истоков. Наиболее объективно оценить этногенетические факты может прежде всего этнограф. Именно он, используя данные антропологии и археологии, языкознания и письменной истории, фольклора и ономастики, этноботаники и этнозоологии, увязывает эти факты с материалами самой этнографии. Этнографические материалы берутся в их бытовании, в этногенетических исследованиях они выступают достаточно конкретно и играют существенную роль. Пользоваться данными этнографии непросто, особенно теми, которые получены из сферы хозяйственной деятельности и материальной культуры и которые имеют нередко модернизованный характер, неся следы контактов и заимствований, а также сходства из-за подобия физико-географических условий. И все же в любой группе этнографического материала - будь то материальная или духовная культура, социальные или семейно-брачные отношения - всегда можно выделить этническую специфику, которая и выражает этногенетическую связь этнографии с данными других наук.
Практика полевой этнографической работы, насчитывающая не одно столетие, выработала принципы отбора показательных (т. е. этнодифференцирующих) элементов в разносторонней жизни, культуре и быте этноса. Остановимся на них в соответствии с логикой исторического исследования, т. е. начнем с церемониальных, свадебных обрядов кетов. Детерминирующуюся физико-географическими условиями обитания этнической общности и уровнем ее социального развития. Как известно, число основных занятий крайне ограничено, поэтому сам по себе факт повторения одного и того же занятия в разных регионах еще не обусловливает каких-либо выводов, но все же сочетание основных и факультативных занятий, разделение действий, возможно сезонность, набор определенных вещей, получение выкупа за невесту и его распределение могут дать значимые факты. Кроме того, определенная специфика проявляется и в музыкальном сопровождении свадебных обрядов, и, безусловно, в их музыкальных инструментах.
Здесь используется тот же методический принцип, что и при анализе археологических данных: если изменения в конструкции не вызваны технологической необходимостью или изменением занятий, но в таком случае следует искать глубокие этнические сдвиги, которые могли отразиться на этногенезе этноса или, во всяком случае, на его этнокультурных связях. Примечательно в этом смысле изменение русских старожилов, поселившихся еще в XVI-XVII вв. В условиях Крайнего Севера они вынуждены были перейти от собственных обрядов заимствовав от чукчей и юкагиров в связи с вступлением в брачные отношения с населением, проживающим поблизости и т.д.
В материальной культуре наиболее этнически показательна традиционная национальная одежда. Она (нередко в женском варианте) выступает своеобразной визитной карточкой этноса. Хорошее знание традиционного покроя, цветовой гаммы, набора одежды, ее украшений позволяет достаточно точно определить этническую принадлежность костюма и всю систему его этно-культурных или этногенетических связей. В качестве примера можно привести деление народа мяо на пять племенных общностей, различавшихся по цвету одежды: черные, синие, белые, красные и пестрые мяо. Орнаментика одежды связана с системой религиозных представлений. Так, в орнаменте одежды удмуртов широко представлены две конские головы, которые в Прикамье распространены уже в I и II тыс. н. э. и соотносятся с традициями скифо-сарматов Нижнего Поволжья.
Перейдем к некоторым замечаниям по этнографическому материалу, связанному с условиями общественного бытия конкретного этноса. Начнем с социальных отношений, которые даже при изучении классовых обществ могут выявить взаимоотношения между людьми, находящиеся вне официальных установлений и являющиеся выражением «общественного» или «традиционного» быта. «Для этнографов общественный быт интересен в двух отношениях. Во-первых, сохраняющиеся пережитки позволяют реконструировать общественные отношения прошлых эпох...[14] Во-вторых, нормы общественного быта отдельных народов... отличаются большим своеобразием, что позволяет использовать их как источник сведений об этнической истории и этнических особенностях». Этническую специфику могут выявить полевые материалы по таким категориям общественной жизни, как обычаи и нормы, связанные с производственной деятельностью изучаемого населения; обычаи и нормы организации общественной жизни (общественные группы, отношения между людьми по нормам обычного права). Следом за социальными отношениями идут семейно-брачные, являющиеся особой формой общественного быта, сфера эта чрезвычайно обширна и во многом связана с обрядовой, как правило, этнически обусловленной жизнью изучаемой общности. В первую очередь анализу подвергается материал, отражающий пережитки прежних форм семьи и соотношение семьи с более широким коллективом (брак, состав брачащихся пар, предпочтения и запреты в браке, системы родства и свойства). Сами термины относятся, безусловно, к этнопоказательной категории. Там, где есть прямые совпадения, нужно искать следы происшедшей ассимиляции. Этнически значимыми являются пережит-ки кувады, авункулата, сорората, левирата и тому подобных явлений. Некоторого внимания требуют основные события семейной жизни: рождение и воспитание ребенка (обряды укрытия последа, пуповины, роли отца и матери в изготовлении предметов детского обихода); инициация (обряды, связанные с общественным совершеннолетием ребенка); свадебные обряды, одежда и пища. Этнически специфична, например, кетская традиция сватовства с использованием медного котла, который имеет родовую принадлежность (медь считается священным металлом). Семья жениха перед чумом невесты ставит медный котел, наполненный шкурами ценных зверей; если котел внесут в чум - значит, сватовство принимается, если его не тронут или перевернут - сватовство отвергнуто. У кетов есть обычай сравнивать волосы брачащихся: если они неотличимы, то брак будет счастливым. Совпадение обряда у тувинцев и кетов не случайно и, возможно, объясняется их общим этногенезом. Любопытно, кстати, что у кетов ребенку до года (точнее, до появления зубов) не дают имени и он считается принадлежащим небесному миру (в случае смерти его хоронят на дереве, а не в земле), такой же обычай зафиксирован у тибетцев, а это еще один канал выяснения этногенеза кетов.
Народные праздники - производственные, семейно-родовые и обрядовые (как, например, медвежий праздник) - уже в самих названиях могут нести этническую нагрузку и выступают специфичными во всем своем оформлении. Что же касается народных знаний (народная астрономия, агрономия, зоотехника), порожденных реальным опытом, разнообразным восприятием окружающего мира, то они, напротив, могут оказаться общими. Такими в общих чертах представляются методические принципы этногенетического исследования, где важнейшей основой является комплексный подход к изучению одной из важных особенностей народности кетов, какой является свадебная церемония.
Брачный возраст, согласно обычным нормам у кетов (16-18 лет для жениха, 15-16 для невесты) определялся социальными причинами, прежде всего недостатком трудоспособных женщин. Обусловливались отклонения от этих норм: сватовство малолетних, при котором девочка начинала жить в семье будущего мужа с 10-12 лет, значительная возрастная разница - невеста старше жениха, так как родители долго не выдавали замуж дочь, труд которой использовался в домашнем хозяйстве.
Вопрос о браке детей обсуждали коллективно все старшие родственники семьи, но решающее слово оставалось за старшими мужчинами. Мать (вдова) иногда самостоятельно решала судьбу сына (дочери) без согласия братьев отца. Желание молодых учитывалось в последнюю очередь. Сговор (сватовство), как и сама свадьба, обычно проводился в наиболее свободный от хозяйственных работ период лета, когда кеты собирались большими стойбищами на Енисейских песках для участия в ярмарках, выполнения коллективных шаманских церемоний и т.д.