Курсовая работа: Генеалогическая классификация языков мира

XVII. Конго-кордофанские языки.

1. Языки банту: суахили и др.

2. Бантоидные: фульбе, йоруба, ибо и др.

3. Кордофанские.

XVIII. Нило-сахарские языки (возможно, несколько се­мей).

XIX. Коисанские языки: готтентотский, бушменский и др.

Некоторые из перечисленных семей иногда сводят в большие един­ства, предположительно связанные c более отдаленным родством, на­пример III, IV и V — в «кавказскую семью», VIII, IX и Х — в «ал­тайскую семью» и даже I, II, III, VI, VII, VIII, IX и Х — в «ностратическую макросемью».

Остальные языки мы объединяем по географическому принципу, причем каждая группа охватывает по нескольку (может быть, десятки) семей.

XX. Американские индейские (америндейские) языки.

Наиболее известны: кечуа (в Перу, Боливии, Эквадоре), гуарани (глав­ным образом в Парагвае); майя (в Центральной Америке), ацтекские (в Мексике), навахо, хопи и др. (в индейских резервациях США и в Канаде).

XXI. Папуасские (на о-ве Новая Гвинея).

XXII. Австралийские: аранта и многие другие.

Наконец, ряд языков стоит в генеалогической классификации одиноко, вне семьи. В частности, в Европе таково положение баскского, мертвого этрусского; в Азии — японского, корейского, некоторых языков в России (юкагирского, нивхского, кетского) и др., а из мертвых — шумерского, эламского и ряда других.

3. ПРАРОДИНА ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА

Прародина народа — это территория, где данный народ сформировался как отличный от соседних. Идея прародины является очень древней: она развивается в мифах и легендах народов, находящихся на очень ранних стадиях развития.

Аргументы в пользу того или иного решения вопроса о прародине индоевропейцев очень разнообразны и неоднородны. Чаще всего они основываются на анализе фактов, которые от­носятся к более поздней эпохе, когда индо­европейское языковое единство распалось или уменьшилось. Это, например, данные о конкрет­ных индоевропейских языках, уже выделив­шихся из общеиндоевропейского, их отноше­ниях друг к другу и к реконструируемому языку, о местоположении этих обособившихся языков, их миграциях, хронологических харак­теристиках, контактах с другими языками и т.п.

На основании аргументов подобного типа временные рамки прародины индоевропейцев относили к III тысячелетию до н. э., а после от­крытия хеттского языка — к IV или даже V тысячелетию до н. э.

В качестве материала, доказывающего род­ство различных индоевропейских языков и их общее происхождение из единого праязыка, обычно фигурируют слова, которые обозначают растения, животных, металлы, минералы, элементы ландшафта, формы хозяйственной деятельности и социальной организации и т. п.

Если в определении пространственных гра­ниц древней родины индоевропейцев основ­ную роль играют «природные указатели», то при установлении временных рамок ее сущест­вования аналогичная роль принадлежит «куль­турным» указателям, прежде всего тем, кото­рые имеют отношение к прогрессу техники и форм экономики. Так, например, хронологи­чески прародину индоевропейцев (во всяком случае, перед ее концом) иногда относят к неолитическому периоду на основании обще­европейского характера двух важных терми­нов, этимология которых вскрывает техноло­гические мотивы называния — *aies — «медь», потом «бронза» (от индоевропейского ai — «разжигать огонь») и *akmen — «наковальня» и «камень» (от индоевропейского *ak —«ост­рый», в связи с технологией обточки). Такого же типа аргументами считают языковые дан­ные, относящиеся к терминам для пахоты, плуга, боевых колесниц, отдельных видов оружия, утвари и т. п.

В целом хронологические рамки прародины индоевропейцев определяются значительно четче, чем пространственные. Большинство спе­циалистов согласны считать V—IV тысяче­летия до н. э. тем временем, когда существо­вала древнейшая индоевропейская цивилиза­ция. В отношении пространственной лока­лизации в настоящее время целесообразно счи­таться с очень немногими вариантами разной значимости. Один из них рассматривает в ка­честве прародины индоевропейцев широкое пространство Центральной Европы — от Рейна на западе до Западной Украины, на котором в V тысячелетии до н. э. сложилась доста­точно однородная неолитическая культура. Другой вариант реконструируемой прародины индоевропейцев охватывает еще более широкие пространства — от Рейна до Верхней Волги (включая даже Финляндию) — и опирается в своих заключениях практически только на ар­хеологические данные, отсылающие к концу III тысячелетия до н.э. (рис. 1.)

Более перспективны разные варианты локализации прародины индоевропейцев в северном Причерноморье и Приволжье («курганная», или «древнеямная», культура), где в V—IV тысячелетиях до н.э. формируется единая куль­тура (сравним, в частности, одомашнивание ло­шади, употребление колесниц, мифологические представления: обожествление солнца, бог-гро-мовик, культ коня и т. п.). Реалии материаль­ной и культурной жизни «курганного» насе­ления относительно полно соответствуют фраг­менту индоевропейского словаря, реконструи­руемому для индоевропейской цивилизации этого типа. Также существенно, что позже носители этой культуры устремлялись с этой территории по разным направлениям — в бал-кано-дунайский ареал (в 1-й половине IV ты­сячелетия до н.э.) и далее в Центральную и Се­верную Европу, в Закавказье, Иран и Анато­лию (во 2-й половине IV тысячелетия до н.э.); в Восточное Средиземноморье и, возможно, в Египет. Эта концепция, развиваемая М. Гимбутас, бесспорно, обладает рядом преимуществ перед другими точками зрения. Одно из них — в установлении связей культуры южнорусских степей V—IV тысячелетий до н.э. с культурами Балкан, Малой Азии, Закавказья.

Рис. 1. Историко-геогрфическая схема прародины европейцев по данным языка.

В последнее время новая теория прародины индоевропейцев выдвинута Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Ивановым. Основанная прежде всего на языковых данных, она отождествляет пра­родину индоевропейцев с областью в пределах Восточной Анатолии, Южного Кавказа и Се­верной Месопотамии в V—IV тысячелетиях до н. э. Достоинство новой теории — в полноте лингвистической аргументации, при этом целый ряд языковых данных привлекается учеными впервые.

Проблема локализации прародины индоевро­пейцев по языковым данным, несмотря на ги­потетичность всех предложенных до сих пор решений, является и мощным стимулом для дальнейших исследований в области индоевро­пеистики, в которых языковое и историческое начала взаимно проверяют и поддерживают друг друга.[4]

4. ПРАРОДИНА СЛАВЯН ПО ДАННЫМ ЯЗЫКА

Древнерусский летописец, отметив единство происхождения славянских народов, расска­зывает об их прародине: он сообщает легенду о том, что в давние времена единый славянский народ жил по берегам Дуная, где ныне Венг­рия и Болгария, а затем разные группы этого народа расселились на новых землях, назвав­шись по-разному. Так древнерусские историки XI—XII вв. решали проблему прародины сла­вян.

Научное решение этой проблемы не может опираться на древние легенды. Народ, или этнос, осознает свое своеобразие прежде всего потому, что замечает своеобразие своего языка. Но отличается он от других народов еще и фи­зическими (расовыми) и культурно-этнографи­ческими признаками: обычаями и обрядами, особенностями быта, одежды, домостроитель­ства и т. д. А формирование народа — это не только формирование его языка, но и свойст­венных ему культурно-этнографических при­знаков.

Между тем установлено, что история языка и история этноса не совпадают. Язык совре­менных венгров, например, ближайше родствен языкам ханты и манси, живущих к востоку от Урала (в Ханты-Мансийском автономном округе в Тюменской области); и объясняется это тем, что племена угров (языковых предков современных венгров) пришли в IX в. на сред­ний Дунай из-за Урала. Но физический облик и этнографические особенности венгров не имеют прямого отношения к культуре тех угор­ских племен, которые ушли с берегов Оби более тысячи лет назад, ибо племена эти раствори­лись среди коренных жителей (автохтонов) Дуная, передав им свой язык и усвоив их куль­туру.

Когда современные археологические иссле­дования обнаруживают, что в том или ином районе Европы за тысячи лет не происходило существенных перемещений населения и куль­турно-этнографические признаки современных жителей исследуемого района — результат развития культуры автохтонов, это не означает, что и язык автохтонов был тем же, что и язык современного населения этого района. Вот по­чему при строго научном подходе к проблеме образования современных народов история языка оказывается не равнозначной истории сложения физических и культурно-этнографи­ческих особенностей носителей этого языка. Соответственно и проблема прародины должна решаться отдельно для языка и для других особенностей его носителей.

Сравнительно-историческое языкознание XIX в., установив факт происхождения сла­вянских языков из единого источника — праславянского языка, выдвинуло проблему сла­вянской прародины как историко-языковую. Праславянский язык должен был оформиться в зоне соприкосновения с балтийскими языка­ми, иранскими, а также германскими, с которы­ми его объединяют очень древние общие особенности в словаре и в грамматике.

Географические выводы в этом случае были очень общими, поскольку точное расположе­ние балтов и германцев в период формирования праславянского языка (II—1 тысячелетия до н. э.) не было определено, и лишь в отноше­нии древних иранцев было известно, что они жили в то время вдоль северного побережья Черного моря (к ним относились скифы и сме­нившие их позднее сарматы). Славянская пра­родина определялась в этом случае где-то к северу или северо-западу от северного При­черноморья.