Курсовая работа: Городская культура в России
Основным отличительным внешним признаком городского поселения, видимо, было лишь наличие укрепления, крепостного сооружения, вокруг которого концентрировалась собственно "городская жизнь". При этом в сознании жителей Древней Руси город отличался от пригорода.
1.3 Роль городов в экономической, политической и духовной жизни Русского государства
Становление Русского государства было теснейшим образом связано с процессом преобразования, освоения мира непроходимых чащоб, болот и бескрайних степей, окружавшего человека в Восточной Европе. Ядром нового мира стал город - "очеловеченная", "окультуренная", отвоеванная у природы территория. Упорядоченное, урбанизированное пространство превращалось в опору новой социальной организации.
"В городах, - пишет В.П. Даркевич, - исчезает поглощенность личности родом, ее статус не растворяется в статусе группы в той мере, как в варварском обществе. Уже в ранних городах Новгородско-Киевской Руси общество переживает состояние дезинтеграции. Но при разрушении прежних органических коллективов, в которые включался каждый индивид, общество перестраивается на новой основе. В города, под сень княжеской власти стекаются люди, самые разные по общественному положению и по этнической принадлежности. Солидарность и взаимопомощь - непременное условие выживания в экстремальных условиях голодовок, эпидемий и вражеских вторжений. Но социально-психологические интеграционные процессы происходят уже в совершенно иных условиях". [13]
Города, несомненно, были центрами экономической, политической и духовной жизни Древней Руси.
"Именно города предохраняли Русь от гибельного изоляционизма. Они играли ведущую роль в развитии политических, экономических и культурных связей с Византией и дунайской Болгарией, мусульманскими странами Передней Азии, тюркскими кочевниками причерноморских степей и волжскими булгарами, с католическими государствами Западной Европы. В урбанистической среде, особенно в крупнейших центрах, усваивались, сплавлялись, по-своему перерабатывались и осмысливались разнородные культурные элементы, что в сочетании с местными особенностями придавало древнерусской цивилизации неповторимое своеобразие"[14] .
В изучении городов домонгольской Руси отечественными историками и археологами достигнуты серьезные успехи.
1.4 Городская культура Советского периода
В начале ХХ века наша передовая интеллигенция любила "сетовать"[15] на то, что Россия страна сельская. Это засилье деревни с ее неизбежным консерватизмом губило любые начинания, тормозило развитие. Так, во всяком случае, думали люди, всей душой стремившиеся к распространению в Отечестве европейского прогресса.
Россия сама себя стала воспринимать страной деревенской и мужицкой в конце XVIII - начале XIX веков, когда, оказавшись на периферии европейского капитализма, отстала от развернувшегося на Западе процесса урбанизации. Переселять народ в города было России невыгодно. Страна, торговавшая зерном, нуждалась в сельском населении.
Зато мечта о том, чтобы переместить население из деревни в город, стала в России такой же необходимой частью идеологии прогресса, как и вера во всепобеждающую мощь индустрии и необходимость образования. Старый режим, державшийся на экспорте зерна, с этой задачей справиться не мог. Потребовалась революция, чтобы совершить перелом.
Русская революция завершилась победой города над деревней. В борьбе за выживание городов любой ценой (ее должны были уплатить сельские жители) - секрет военного коммунизма, продразверстки и красного террора. Города надо было кормить даже в ситуации, когда по всем экономическим законам они должны были бы умереть: старая система товарообмена между городом и деревней рухнула. Ей на смену пришли продотряды и реквизиции.
Городской рабочий стал символом будущего, деревенский мужик - отсталого, косного. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы подтолкнуть людей к переезду в город. Однако первыми в крупные промышленные города двинулись не крестьяне из русской глубинки, а жители малороссийских и белорусских местечек. По большей части - евреи, вырвавшиеся из черты оседлости. Но так же их украинские, белорусские и польские соседи.
Промышленный рост в 20-е годы был весьма скромным и массового перемещения трудовых ресурсов не требовал. А деревня чувствовала себя совсем неплохо после изгнания помещиков, перераспределения земель и замены продразверстки умеренным (на первых порах) продналогом. Зато городам срочно нужны были новые массы чиновников, надо было комплектовать растущий бюрократический аппарат. Выходцы из местечек были грамотными, лояльными к новой власти и привычными к городскому образу жизни, имитировать который они всячески стремились в своих поселках.
Старая городская культура сохранилась и развивалась, пережив потрясения войн и революций. Однако очень скоро наступил "Великий перелом". Мировой кризис 1929-1932 годов в Советском Союзе обернулся отказом от новой экономической политики, коллективизацией и форсированной индустриализацией. Массы вчерашних крестьян бросились в города, спасаясь от голода, репрессий, или в поисках более высокого социального статуса. Какими бы ни были условия жизни рабочих, вступая в их ряды, крестьянин из отсталого класса переходил в класс горожан. При всем кошмаре существования в бараках и коммунальных квартирах 30-х, у их жителей были серьезные преимущества перед сельским населением: свобода передвижения, выбора места работы, перспективы образования и, при некоторой настойчивости, карьерного роста. Рабочие в первом поколении легко могли стать партийными деятелями, управленцами и даже войти в ряды новой советской интеллигенции. Репрессии 1937-1938 годов имели неожиданные демократические последствия. Освободилось огромное количество управленческих и партийных должностей. Их в стремительном порядке занимали "выдвиженцы", выходцы из низов.
Одним из парадоксальных (или диалектических) социально-культурных последствий индустриализации стало размывание и скорое исчезновение старого рабочего класса. Того самого, который вместе с интеллигенцией создал большевистскую партию, совершил революцию, выиграл Гражданскую войну. Немногочисленные кадры старого пролетариата еще в 20-е годы, по словам Ленина, тонули в новой городской бюрократизированной среде, "как мухи в молоке"[16] . В 1930-е годы ситуация стала необратимой. Раньше в цехе на 6-7 кадровых рабочих приходилось 3-4 переселенца из деревни, их можно было обучить, привить им определенные правила, культуру и традиции. К концу 30-х хорошо, если один кадровый рабочий приходился на десяток бывших крестьян, чаще - на сто. Традиции и классовое самосознание почти исчезли.
Переселение имело те же последствия, что и предыдущее: социальные и культурные связи ослабли. Общество в очередной раз переживало массовую люмпенизацию. Но все же 70-е качественно отличались от 30-х. Если в 30-е годы старый рабочий класс смыла волна деклассированных крестьян, то в 1970-е одновременно развивались два противоположных процесса. С одной стороны, массы новых горожан размывали сложившуюся культуру, но, с другой, - продолжалось развитие очагов новой городской культуры. Мигранты новой волны были куда более образованными, они не стремились работать в промышленности, были склонны к карьерам бюрократическим или интеллектуальным. Столичное снабжение, карьерные и культурные возможности привлекали растущую массу людей.
Советские преобразования, ориентированные на создание сильного индустриального государства и, вместе с этим, урбанизированной среды, начались в стране, руководство которой имело туманное представление о городе как системном целом, а у населения в своей массе не было необходимых качеств для формирования городской культуры.
К концу 70-х годов демографический ресурс деревни был исчерпан. Однако городская жизнь в России и других советских республиках лишь ненадолго обрела стабильность. На страну обрушилась перестройка, за которой с абсолютной неизбежностью природного процесса случилась реставрация капитализма.
Быстрая индустриализация приводила к размыванию городской культуры, которая к тому же не имела достаточно прочных традиций. Условия жизни горожан 1-го поколения не требовали освоения городской культуры, в город чаще всего переносились нормы жизни сельской общины. Исследователи отмечают "рурализацию"[17] города. Типичным представлением советского города был мигрант, "полугорожанин"[18] , маргинал.
В политике советского государства город не рассматривался как самоорганизующаяся система, а только как административный и промышленный центр, население которого должно было обеспечивать задачи экономики и политики, любая самоорганизация в городе пресекалась, все сферы жизни города пытались поставить под централизованный контроль.
Глава 2. Городская культура России в искусстве
2.1 Эстетические образы города и городской среды в искусстве
Образ города в целом или отдельных крупных его частей неоднократно бывал предметом художественного изображения как в пространственных искусствах, так и в словесных. Для всех этих изображений, начиная с ренессансных, ведут и "портретов" утопических городов до архитектурной графики XIX-ХХ вв., характерно структурирование пространства, понимание города как целостного объекта. Город выступал как эстетический объект, построенный по законам классической эстетики: с дистанцированной, иногда весьма удаленной от объекта позиции наблюдателя, создающей ощущение "незаинтересованности", чистой созерцательности, формальной правильности или живописной организации объекта созерцания. Но увидеть жизнь города с такой удаленной позиции невозможно, поэтому на картинах и гравюрах традиционно фиксируется каменный остов, архитектурная композиция, а не социальная реальность жизни, заполняющей эти кулисы. Увидеть, воспринять эту жизнь можно только изнутри, спустившись с высоты птичьего полета в сеть улиц и улочек, площадей, мостов, крытых галерей и переходов, слившись с толпой, заполняющей извилины этого лабиринта. Характер эстетического восприятия городской среды с позиции включенного наблюдателя сильно отличается от того типа, который создан классической эстетикой. "Здесь нельзя сказать о дистанциированности, отрешенности, незаинтересованности, восприятии только "духовными" органами чувств - зрением и слухом - все происходит наоборот: дистанция предельно укорачивается, восприятие протекает с интересом к тому, что воспринимается, и осуществляется оно всем телом, всеми органами чувств, включая обоняние, тактильно-кожные ощущения, моторно-двигательные реакции"[19] . Подобный тип восприятия имеет аналогии с тем, что происходит при встрече с постмодернистскими артефактами (произведениями искусства, если можно назвать их традиционным термином). И там и здесь перед зрителем открывается виртуальная реальность, виртуальное пространство, заполненное непрерывно меняющими свою конфигурацию и даже природу компонентами. Действительно, прокладывая трассу своего движения по городу, наблюдатель структурирует раскрывающиеся перед ним пространства в последовательность кадров, или мизансцен, участниками которых являются актеры-статисты, прохожие, гуляющая толпа, машины, реквизит (предметы городского интерьера) и дома-кулисы, огранивающие каждую сцену. Существует разница в восприятии этого явления человеком, пользующимся видеотехникой, и обычного наблюдателя. Фотоаппарат, дающий неподвижное изображение, или видеокамера, фиксирующая жизнь в ее бесконечном движении, создают кадр, который неизбежно структурируется, превращается в законченное целое, а его компоненты образуют значимые оппозиции, создавая его семиотическую насыщенность. В "кадрах" же городской среды, сменяющихся перед взором невооруженного аппаратурой наблюдателя, не происходит такого четкого структурирования текста, ибо его зрительное поле включает одновременно и зону визуальных образов, требующих прочтения как текст, и зону, откуда этот текст читается, т.е. распадается на текстовую и внетекстовую реальность. Но четкой границы между ними нет, т.к наблюдатель движется, одно непрерывно перетекает в другое, отсюда возникают ощущения, сходные с тем, что происходят при встрече с виртуальной реальностью: она содержит двойственный смысл, кажется одновременно истинной бытийностью и мнимостью; объекты то представляются объемными, доступными телесному контакту, то теряют границы, расплываются в зрительной иллюзии.
Все эти моменты пытается учесть постклассическая эстетика проектирования городской среды, получившая развитие в конце ХХ в. (иногда ее связывают с постмодернизмом). Она учитывает, что средовое восприятие носит активный характер, оно наиболее эффективно не в статике, а в динамике, во время движения и перемещения по городу. Среда воспринимается человеком всем его существом, но часто неосознанно, периферийным зрением. Погруженность в житейскую суету приводит к тому, что субъективность средового образа намного больше зависит от жизненного контекста его окружения, чем образность станковых искусств (имеется в виду восприятие жителя города, а не заезжего туриста). При восприятии среды действует закон новизны и контрастности впечатлений ("закон шока"[20] , важный в сфере бытового опыта и в области массовой культуры). Сложность создания архитектурного образа в этих условиях заключается в том, что он должен функционировать в неоднозначности жизненного контекста. Его содержание раскрывается в далеком от традиционного искусствознания круге понятий, поэтому нуждается в привлечении множества научных дисциплин, не принадлежавших ранее к теории архитектуры. В амбивалентности и неустойчивости "спонтанной" средовой образности кроется одно из объяснений непродуктивности всевозможных утопий жизнестроительства, которым неоднократно отдавала долг архитектура в прежние времена.
2.2 Своеобразие городской культуры на примере городской ярмарки
По мнению Б.М. Соколова, городская культура представляла собой "третий", "отщепенческий" культурный слой, находящийся в пространстве между культурой дворянства и крестьянства. Отсюда его маргинализм и неустойчивость; он тяготеет к социальному "верху", на который ориентируется, будучи, тем не менее, порождением крестьянской культурной среды[21] . Этим объясняется изначальная лиминарность городской культуры, смешение в ней и европейских заимствований и народных традиций.
Городской фольклор оказался тесно связанным с ярмарочной культурой, для которой XVIII в. также стал отправной точкой развития (к 1830 г. в стране действовало около 1700 ярмарок). Ярмарка воспроизводила атмосферу всенародного праздника по духу близкого карнавалу, в ее пространство включались трактиры, кабаки, центры увеселений, в нем находили свое место и торговцы, и праздный люд, бродяги, воры, нищие. Характеризуя специфику русского праздничного действа, исследователь Н.А. Хренов пишет: "В какой-то степени праздничное время с его безудержным разг?