Преемником Бахтиара при поддержке Хомейни стал Базарган, и в течение всего недолгого правления умеренных продолжалось "двоевластие". Хомейни выбрал Базарган вследствие его принадлежности к религиозному "Движению за свободу", которому аятолла отдавал явное предпочтение перед Национальным фронтом. Однако, как позднее отметил Банисадр, "правительство Базаргана было реформистским и не могло принимать революционные меры. Его правительство было не в состоянии ответить на чудовищное давление снизу, и это давление... в конце концов привело к захвату муллами политической власти". Вследствие своих тесных связей с религиозными массами духовенство сумело использовать в своих целях это давление снизу. Стремясь нейтрализовать духовенство, Базарган предоставил многим духовным лицам, в том числе Хашеми-Рафсанджани, высокие административные посты; по словам Банисадра, он сделал это для того, чтобы доказать, будто они являются некомпетентными администраторами. Эта тактика дала обратный результат: духовенство обрело опыт управления.

Власть Базаргана вскоре значительно ослабили радикальные исламские революционеры, доминировавшие во многих альтернативных центрах власти, в первую очередь в Революционном совете, в котором преобладало духовенство и которым руководил аятолла Мохаммед Бехешти, ведущий идеолог исламской революции. Даже светские члены совета были большей частью участниками "Движения за свободу", весьма чувствительными к мнению религиозных авторитетов. Совет стал главной базой власти. Банисадр, ходжат оль-эслам (религиозный титул, на одну ступень ниже аятоллы) Али Хаменеи и ходжат оль-эслам Рафсанджани — все они, пройдя через должность члена совета, достигли высоких правительственных постов; Хаменеи стал позднее президентом. Любая акция правительства Базаргана требовала одобрения совета. В случае разногласий с правительством совет обращался к Хомейни, который обычно принимал решение в его пользу. Весной 1979 г. совет передал Хомейни проект конституции, который был подготовлен назначенными Базарганом членами Национального фронта и "Движения за свободу". Хомейни, заметив, что предложенная светская конституция не содержит положение о "велаяте факих", т. е. об опеке исламского законоведа над обществом, и предусматривает созыв местных законодательных собраний, немедленно отверг его. "За какие-нибудь несколько месяцев, — сказал Мансур Фарханг, бывший иранский посол в ООН и советник Банисадра, — Революционный совет стал подлинным хозяином Ирана". Прочие альтернативные центры власти включали революционные комитеты и революционные трибуналы, Исламскую республиканскую партию (ИРП) и, после мая 1979 г., пасдаров, или стражей революции, которые заменили собой остатки шахской армии. Эти вспомогательные центры власти образовали целую сеть под непосредственным руководством Революционного совета и Бехешти, способствуя решению задач революции на всей территории Ирана. Исламские комитеты, созданные на заводах, в деревнях и в городских кварталах, несли власть ИРП в самые отдаленные уголки страны, давая указания в духе концепций исламского государства и заменяя собой местную администрацию. Трибуналы осуществляли революционное правосудие, истребляя офицеров шахской армии, агентов САВАК и крупных чиновников. Базарган постоянно критиковал деятельность комитетов и трибуналов, негодуя по поводу того, что они ослабляют его власть. Недовольство этнических и религиозных меньшинств, загнанное при Мохаммеде Реза-шахе, так же как и при его отце, вглубь, выплеснулось наружу в революционную эру. Центральное правительство (и Базарган, и Революционный совет со своими филиалами) вскоре встретилось с сильным сопротивлением в Курдистане, Хузестане, в районах расселения туркмен, в Азербайджане и Белуджистане. В первые же дни революция курды, жившие в районе Мехабада, потребовали автономии и свободного использования родного языка. Когда группа экспертов, контролировавшаяся ИРП, стала готовить исламскую конституцию, сопротивление курдов усилилось. Курды-сунниты возражали против включения в конституцию шиитской концепции "велаяте факих" и отсутствия в ней положения о местных законодательных собраниях. Курдская оппозиция правительству со временем радикализировалась настолько, что суннитский религиозный лидер в Мехабаде Эззуддин Хосейни заявил о своей приверженности социализму и потребовал создания в Курдистане крестьянских советов. Аятолла Талегани открыто встал на сторону курдов в развернувшемся летом 1979 г. споре об автономии. Вооруженные столкновения между курдами-суннитами и шиитами начались в районе Сенендеджа, а в. районе Резайе (как и в 1946 г.) — между курдами-суннитами и азербайджанцами-шиитами. Несколько левых групп, в том числе ДПК и ПФИН, захватили контроль над городами в. северном Курдистане и избрали свои собственные местные законодательные собрания.

В Азербайджане несколько групп также пытались установить местную автономию. Одна из таких групп, "Пишгаман" ("Разведчики"), образовавшаяся в Тебризском университете и состоявшая из студентов и рабочих, была тесно связана с аятоллой Шариатмадари. Возражения, которые Шариатмадари выдвигал против включения в конституцию принципа "велаяте факих", вызвали все увеличивавшийся разлад между ним и Хомейни. В конце 1979 г. "Хезбе халке мосальман", Исламская народная партия (ИНП), захватила контроль над Тебризом и попросила поддержки у Шариатмадари. Губернатор Азербайджана Могаддам, член Национального фронта, принял сторону ИНП; ДПА, которая теперь равнялась на нейтралистскую Туде, встала на сторону центрального правительства. Мятеж был подавлен в течение нескольких дней. Остальные восстания этнических меньшинств происходили в основном на религиозной почве; сунниты-белуджи дрались с шиитами-систанцами и просили предоставить им автономию; в Хузестане арабы-сунниты и шииты сражались с персами-шиитами и центральным правительством: арабы, как и белуджи, требовали автономии. В Бендер-Ленге на Персидском заливе также происходили кровавые столкновения между суннитами и шиитами. Однако в северных провинциях многие бунты, хотя и носили этническую или религиозную окраску, имели одновременно отчетливое классовое содержание. В Курдистане, Мазендеране, Гиляне, восточном Азербайджане и прикаспийском Туркменистане крестьяне поднимались, требуя раздела земли. Движения в Гиляне и Мазендеране, организованные левыми студентами, именовались "дженгелийскими", в память о движении Кучек-хана. В суннитском Туркменистане крестьянские советы конфисковали землю вопреки желанию центрального правительства. Попыткам ОПФИН координировать действия участников туркменского восстания воспрепятствовали языковые, религиозные и культурные барьеры, подобно тому как это было в 1945 г. во время восстания в Хорасане.

На всем протяжении буйного периода двоевластия радикальные светские группировки, в том числе Туде, моджахеды и значительная часть ОПФИН, поддерживали Хомейни в борьбе против Национального фронта и других либеральных организаций. Централизм Хомейни и его антилиберальная и антизападная политика оказали влияние на левые группы. Туде классифицировала иранскую революцию как "демократическую антиимпериалистическую" и избрала политику единого фронта с революционными силами — исключая либералов, — в то время как революция еще не закрепила свои завоевания. По мнению Табари, эта политика восходила к тезисам Хайдар-хана во время гилянской революции. Антагонизм, который Туде и прочие левые группы питали к Национальному фронту, чрезвычайно облегчил Хомейни устранение либеральной оппозиции. В ноябре 1979 г. Базарган был вынужден уйти в отставку. Его соперник Банисадр наследовал ему, но вскоре оказался в таком же положении; клерикальная фракция лишила его контроля над вооруженными силами, когда его власть и популярность стали там возрастать.

Психология осажденных, выработанная двумя одновременными международными кризисами, увеличила влияние Революционного совета и связанных с ним организаций. Кризисы 1979 — 1980 гг. были вызваны удержанием американских заложников и иракским вторжением, которое привело к милитаризации общества. В этот период была принята исламская конституция, содержавшая пункт о "велаяте факих" и. не упоминавшая о местных законодательных собраниях. В июле 1981 г. Банисадр, попытавшийся бороться с всепроникающим доминированием ИРП в новых законодательных учреждениях, был снят со своего поста, причем таким образом, что это напоминало государственный переворот. Контроль над вооруженными силами позволил религиозной фракции убрать его.

После удаления Банисадра правительство стало, вне всякого сомнения, теократическим. Многие из тех, кто прежде поддерживал революцию, оказались его жертвами; в их числе были Готбзаде и Санджаби. Шариатмадари был посажен под домашний арест в Куме; все оппозиционные группы были разогнаны. После того как было покончено с либеральными элементами, власти нанесли удар по левым группам, включая ОПФИН и моджахедов, а в 1983 г. — по Туде и ДПА. Отныне страна находилась целиком во власти ИРП. Революционные трибуналы были интегрированы в систему правосудия. ИРП очистила бюрократию и университеты от идеологических противников и полностью исламизировала образование. Пасдары становились все более важной частью иранских вооруженных сил, отнимая влияние у регулярной армии. Исламские законы распространились на все стороны повседневной жизни — на моду, род занятий, брак, путешествия и коммерческую деятельность. В этот радикальный период исламская революция, подобно революциям в Гиляне и Азербайджане, обрела некоторое классовое содержание. Исламская республика укрепила свои позиции среди мостазефин, или эксплуатируемых, путем конфискации собственности таготи, т. е. класса эксплуататоров. Хомейни сумел добиться лояльности низших классов, в то время как левым партиям сделать это не удалось. Как объяснял бывший руководитель одной из ячеек "Пейкар", "марксистские группы жестоко спорили друг с другом и старались. доказать, что каждая из них в идеологическом отношении выше другой; по-настоящему они не понимали иранской религиозной культуры. После революции многие левые политические агитаторы столкнулись с враждебностью ,,эксплуатируемых" городских масс. Ho Хомейни и ИРП вели агитацию в такой манере, которая была понятна угнетенным религиозным массам".

2. Внешняя политика Ирана после революции

После революции внешняя политика Ирана основывалась преимущественно на принципе негативного равновесия. Все военные соглашения с Соединенными Штатами были аннулированы, я все американские военные базы и станции слежения в Иране были ликвидированы; кризис, вызванный захватом и удержанием заложников, свел до минимума влияние США в Иране. Отношения с Советским Союзом были корректные, но холодные. Исламская республика проводила в разных вариантах политику "третьей силы". Экономические и политические отношения с Китаем, Японией, Западной Европой, Северной и Южной Кореей укрепились; запасы нефти дали возможность Тегерану маневрировать между этими государствами. Иран пытался даже снова стать региональной державой. В это время краеугольным камнем региональной внешней политики была исламская идеология. Влияние улама на шиитскую общину в Ливане дало Ирану средство для достижения там своих целей; в ответ на сближение Ирака с консервативными арабскими режимами зоны Персидского залива был заключен союз с Сирией.

Война с Ираком была вызвана несколькими факторами, главным из которых был идеологический конфликт. Правительство баасистского Ирака защищало идею светской арабской ватан, отчизны; Исламская республика стремилась к созданию религиозной уммы, к единству всех мусульман, основанному на религиозных убеждениях. Ирак, как и Иран, пытался стать главной силой в Заливе и в арабском мире. Унижение, испытанное Ираком под ударами шахских вооруженных сил в короткой войне 1975 г., побудило его напасть на Иран. К моменту прекращения огня, в 1988 г., война превратилась в глобальную проблему; она в огромной степени воздействовала на отношения между сверхдержавами, а также на все сопредельные страны.

Оказавшаяся бесплодной попытка Соединенных Штатов завоевать влияние в Иране с помощью поставок оружия свидетельствовала об их желании установить равновесие с Советским Союзом и в самом Иране, я во всем регионе. Администрация Картера рассматривала идею об укреплении "исламского пояса" на южных границах Советского Союза и оказала Хомейни дипломатическую поддержку для этой цели; это не означало, что Соединенные Штаты разжигали исламскую революцию, просто администрация стремилась воспользоваться ситуацией. Политика "исламского пояса" была видоизменением американской политики "северного яруса", которая должна была воспрепятствовать действиям Советского Союза. Хашеми-Рафсанджани, следовавший умеренному экономическому и политическому курсу в исламских рамках, указал, что Иран хотел возобновить отношения с Соединенными Штатами. Администрация Рейгана, страстно желавшая восстановить равновесие в стратегически важном Иране, ухватилась за инициативу Рафсанджани.

Отношения Советского Союза с Исламской республикой были осторожны и отчасти неопределенны. На XXVI съезде в 1981 г. Коммунистическая партия Советского Союза предостерегала: "Знамя ислама может вести на борьбу за свободу. Это подтверждается историей, в том числе совсем недавней. Но она также показывает, что и реакция мамипулирует исламскими лозунгами, чтобы подстрекать к контрреволюционным мятежам". Поражает сходство с ленинским предостережением против панисламизма и вообще против буржуазного национализма. Отражение проблемы буржуазного национализма в коммунистической идеологии продолжает оказывать влияние на ирано-советские отношения. С одной стороны, Советы одобряли "антиимпериализм" религиозного национализма Исламской республики, с другой — их беспокоило противодействие, которое Хомейни оказывал социализму у себя дома и за рубежом. После разгрома Туде и других иранских левых групп отношения стали более напряженными.

Друга