Курсовая работа: Юридическая природа обязательства
- обязательства из неправомерных действий;
- обязательства из иных юридических фактов.
В свою очередь разделяется и каждая из трех названных групп обязательств:
- обязательства из сделок – на договорные обязательства и на обязательства из односторонних сделок;
- правоохранительные (внедоговорные) обязательства – на обязательства из деликтов и из неосновательного обогащения;
- иные обязательства – на обязательства, возникающие из юридических поступков и из событий.
Договорные обязательства как наиболее распространенный вид обязательств подвергается еще более детальной систематизации. Они разделяются на типы:
- обязательства по передаче имущества в собственность;
- обязательства по передаче имущества в пользование;
- обязательства по производству работ;
- обязательства по реализации результатов творческой деятельности;
- обязательства по оказанию услуг;
- обязательства из многосторонних сделок.
В свою очередь, типы договорных обязательств делятся на виды, например обязательства по передаче имущества в собственность состоят из таких видов, как купля-продажа, мена, дарение и рента. Виды этих обязательств дифференцируются на подвиды, или разновидности, например обязательства купли-продажи подразделяются на обязательства из розничной купли-продажи, поставки, контрактации, энергосбережения и продажи недвижимости, которые сами могут иметь отдельные разновидности.
Важную роль играет деление договорных обязательств в зависимости от особенностей гражданско-правового статуса участвующих в них лиц. С этой точки зрения в первую очередь обособляются обязательства, связанные с осуществлением их сторонами предпринимательской деятельности. Речь идет об обязательствах, субъектами которых являются предприниматели – профессиональные участники имущественного оборота. Учитывая их профессионализм, закон устанавливает для них некоторые особые правила (в том числе допускающие максимальную свободу в формировании и изменении договорных обязательств, предусматривающие повышенные требования в вопросах ответственности и т.д. (например, ст. 310, 315 п. 2 ст. 322, п. 1. ст. 359, п. 3 ст. 401 ГК и др.). Совокупность таких специальных положений закона позволяет говорить о формировании на их основе особого, предпринимательского оборота, являющегося вместе с тем составной частью единого гражданского оборота.
Наряду с этим выделяются обязательства с участием граждан-потребителей, в которых последние как экономически более слабая сторона пользуется особой, повышенной правовой защитой. В этих обязательствах закон в ряде случаев намеренно отступает от основополагающего частноправового принципа юридического равенства сторон, предоставляя гражданам-потребителям дополнительные возможности защиты своих прав и интересов, например путем установления повышенной, в том числе безвиновной, ответственности услугодателей (предпринимателей) перед потребителями или введения «конкуренции исков» по возмещении причиненного им вреда.
Менее тщательно систематизируются внедоговорные (правоохранительные) обязательства. Среди них выделяется два типа – деликтные обязательства и обязательства из неосновательного обогащения, внутри которых имеются отдельные виды (например, обязательства из причинения вреда жизни и здоровью и обязательства из причинения вреда имуществу), а иногда и подвиды. (2; 20).
3. Развитие обязательственного права
Момент появления в истории права обязательственных правоотношений представляется значительно позднейшим в сравнении с моментом возникновения вещных правоотношений. Патриархальный, родовой склад быта, натуральное хозяйство, отсутствие торговли создавали малоблагоприятную почву для развития обязательственного права. Ограниченный круг предметов, необходимых для удовлетворения незначительных потребностей первобытного общества, приобретался не путем обмена, а главным образом бесхитростною обработкою продуктов земли, окружающей место оседлости. Потребность в рабочих руках, в услугах удовлетворялась при помощи рабов и детей, подчиненных той же неограниченной власти главы дома и рода.
В начальную пору своего появления обязательственные правоотношения еще мало отличаются от вещных. Отличие права на действие от права на вещь тем менее сознается, что не существует ясного представления о свободе личности и у большинства нет имущественной обеспеченности. Для верителя за отсутствием у должника имущества единственною гарантиею исполнения является лицо обязавшегося. Первоначальное обязательственное отношение устанавливает права не на действие со стороны должника, а на лицо должника, если и не такое полное, как в отношении к рабу, то во всяком случае весьма близкое. По мнению Кунце, в развитии обязательства замечается три периода: в первом обязательство представляет собою господство над должником, подобное праву собственности; во втором – господство над должником становится только частичным, смягченным, полным льгот для него; наконец, в третьем периоде обязательство создает упорядоченное господство, возвышающееся на степень идеальной власти.
Подтверждений подобной конструкции обязательств можно найти немало в истории. Так, в эпоху XII таблиц право кредитора на должника, хотя уже смягченное, было почти вещное, потому что простиралось на его лицо, а при невозможности распределить между несколькими кредиторами свободу несостоятельного должника юридический материализм шел так далеко, что пред ними отвечало его тело. Только lex Poetelia явился выразителем переменившихся воззрений на сущность обязательства и в классическую эпоху римского права, суровое nexum сменилось чисто обязательственным отношением mutuum.
Если мы обратимся к истории русского права, то и здесь найдем подтверждение. По Русской Правде купец, задолжавший многим без извиняющих его обстоятельств, отвечал лично перед кредиторами: "ждоут ли ему, продадоут ли его – своя им воля" (ст. 68), кредиторам предоставлялось "вести я на торг и продати" (ст. 69). При договоре займа в древнейшую эпоху личность должника составляла обеспечение права требования, принадлежащего кредитору (закупничество), так что в случае неисполнительности должник отдавался доверителю головою до искупа для отработки долга, без всяких розысканий относительно его имущественных средств. Такой же характер отношений замечается и при другом договоре – личном найме. Наймит был в положении полусвободного человека, которого хозяин мог бранить и бить: малейший неосторожный шаг со стороны должника мог повлечь для него уже полное рабство (обельный холоп). В московский период в законодательстве появляется тенденция изменить эту бытовую точку зрения. Судебник Иоанна IV ограничивает возможность превращения нанявшегося в холопы, запрещает служить у верителя за рост по займу. Этот взгляд поддерживается в дальнейшей истории. Вопреки установившемуся обычаю обращать несостоятельных должников в рабов законодатель дозволяет выдавать таких лиц кредитору головою только до искупа, т.е. пока не отработаются. В XVII веке вырабатывается постепенно идея имущественной ответственности за неисполнение по обязательству, вырабатывается порядок обращения взыскания за долги не на лицо, а на имущество должника. С того времени отрешенность обязательства от лица должника установилась во взглядах законодателя, но долго еще в бытовых отношениях продолжало сохраняться воззрение на обязательство, как имеющее своим объектом самого должника.
В отличие от формирования права собственности, начавшегося под воздействием переворота в экономических отношениях уже с первых дней после победы Октябрьской революции, становление обязательственного права затормозилось на весь период вызванного военным коммунизмом свертывания экономического оборота. Такая нужда возникла с переходом к нэпу, и прямым откликом на нее, помимо ряда самостоятельных нормативных актов, явились посвященные обязательственному праву самые значительные по объему разделы ГК союзных республик 20-х годов. К тому же времени относится закладывание первых основ учения об обязательствах в СССР, включая многообразные усилия, направленные на раскрытие самого их понятия. Эти усилия прилагаются в двух не всегда соединяемых в лице одних и тех же ученых направлениях: анализ юридического содержания обязательств и выявление их социальной сущности. Первое направление ограничивалось поначалу едва ли не исключительно комментированием легально определенного понятия и лишь затем переключилось на поиски дополняющих или уточняющих закон моментов: упоминание о правах и обязанностях каждого из участников обязательства, обозначение обладателя права требования кредитором и носителя долга должником, признание приоритета за обязательной для должника активной деятельностью и зависимости от нее сопутствующих пассивных функций и др. Но этим не ознаменовывалась сколько-нибудь оживленная научная полемика, так как речь шла не более, чем о накоплении признаков, никем по существу не оспаривавшихся и требовавших проверки только в плане логической целесообразности их использования при формулировании соответствующего научного определения. Иначе обстояло дело с вторым направлением, вокруг которого теоретическая дискуссия и развернулась со всей своей неослабевающей остротой. Ее участники при этом опирались иногда на обязательственное право в целом, но чаще всего на главнейшее обязательственно-правовое подразделение – договорное право, рассматривавшееся под углом зрения автономии воли в одних случаях и меновых отношений в других.
Несовместимость плана с договором, подобно декларировавшейся в некоторых публикациях того времени общей несовместимости плана с правом, – таков поставленный этой теорией практический прогноз для советского договорного права на ближайшее будущее.
С таким же прогнозом выступила и теория меновых отношений, входившая составной частью в меновую концепцию как ее основное доказательственное ядро и решающее прикладное орудие. Действительно, если право – всего лишь иное наименование частного права, отношение субъектов которого «есть только другая сторона отношения между продуктами труда, ставшими товарами», то оно фактически не выходит за рамки договорного права – этой законной формы необходимых для товарообменных операций волевых актов. Но поскольку с позиций меновой концепции обнаружить какие-либо товарные элементы в отношениях между хозорганами не удавалось, их и объявили не договорно-правовыми, а организационно-техническими. И если в своих конечных выводах создатель меновой концепции Е.Б. Пашуканис в чем-либо расходился со сторонниками автономно-волевой теории, то не в предсказании предстоящего сужения договорной сферы, а в ориентации на неизбежность ее замены хозяйственными связями, оформленными при помощи «натуральных категорий».
Назвав регулируемыми те правоотношения, в которых сочетаются товарные и плановые начала, С.И. Аскназий различал в их составе два вида юридических связей: 1) между плановыми органами и выполняющими их предписания хозяйственными единицами и 2) между этими хозяйственными единицами. Однако независимо от того, возникают ли последние в чисто товарном или плановом обороте, они образуют однородные со своей формальной стороны связи (преимущественно обязательственного характера) и лишь создаются в одних случаях автономно, инициативой самих активных единиц, в других – предписаниями плановых органов. Но и там, где нет ни автономии, ни товарности, правовые отношения налицо, с той лишь существенной особенностью, что если со своей внешней, формальной стороны они часто не выходят за пределы гражданского права, то по существу здесь складывается правоотношение совершенно иного типа.
П.И. Стучка, брал, как и Е.Б. Пашуканис, в качестве исходного пункта своих построений меновые отношения, толкуя их в самом широком смысле обмена продуктами труда при обязательном базировании на принципе «реального экономического эквивалента. Обмен опосредствуется меной или чаще всего куплей-продажей как более современной его формой, которая, будучи надлежаще интерпретирована, содействует выявлению природы договора любого вида. Так, собственно купля-продажа направлена на приобретение готового результата труда, поставка обязывает предоставление готового результата труда, поставка обязывает предоставить результат будущего труда, подряд служит продаже рабочей силы по оценке стоимости изготовленного изделия, имущественный наем означает продажу пользования, дарение – продажу без цены и т.п. Сквозь призму купли-продажи проясняется также характер внедоговорных обязательств. Например, возмещение вреда по деликтам представляет собой меры вознаграждения за субъективную вину, а, превращаясь вследствие причинения увечья или смерти в один из видов пенсии, оно вообще покидает почву гражданского права. Не относятся к гражданско-правовой сфере и специфически советские договоры типа генеральных договоров между государственной промышленностью и кооперативными центрами или всецело подчиненные выполнению плановых предписаний. Лишенные свойства купли-продажи, они переключаются из гражданского в хозяйственно-административное право. В результате меняется и их конкретное правовое содержание. Но даже после таких преобразований они не перестают быть отношениями правовыми, и в защите этого тезиса состоит главное проявляющееся на договорной почве отличие двухсекторной теории от меновой концепции.
Когда же в первой половине 30-х годов двухсекторная теория сменилась теорией единого хозяйственного права, научная оценка обязательств начинает претерпевать новые весьма существенные изменения, с особой силой отразившееся в двухтомном Курсе советского хозяйственного права 1935 г. В то время, как П.И. Стучка, пусть посредством искусственного расширения смыслового объема купли-продажи, выводил общее понятие обязательства, обнимающее и договоры и деликты, двухтомник решительно отверг возможность образования такого понятия в советских условиях. По этой причине том второй названного Курса, посвященный обязательствам, сосредоточивается целиком на одних только договорах, а деликты бегло и поверхностно, не выходя за случаи причинения личного вреда гражданам, затрагиваются в томе первом. Уступая двухсекторной теории в своем отрицательном отношении к понятию обязательства в целом, теория единого хозяйственного права в то же время преимуществует перед ней благодаря воссоединению под эгидой общей категории всех без изъятия договоров, опосредствующих экономический оборот, кто бы ни был его участником и на какие бы основания такое участие ни опиралось. При этом в пределах воссоединенных договоров выделяли два крупных подразделения: хозяйственный договор «как форму движения социалистической собственности, организующую хозяйственные отношения между социалистическими предприятиями путем сочетания плана и хозрасчета», и гражданский договор, выступающий «в первую очередь как форма движения личной собственности», но являющийся вместе с тем «такой правовой формой, с которой наиболее целесообразно сочетаются децентрализованные методы планирования оборота и которая используется поэтому в системе советской торговли... в известной части и нашими хозорганами». Но, несмотря на разграничение двух групп договоров, все они, оставаясь в пределах одной и той же отрасли права, включаются в «единую систему договорных связей», цементируемых единством социалистической собственности государственного планирования» и сообща «опосредствующих социалистический товарооборот.
Дальнейший, еще более значительный, а по сути своей – решающий шаг в преодолении конструкций двухсекторной теории был сделан возрожденной во второй половине 30-х годов теорией единого гражданского права. Она восстанавливает общее понятие обязательства и в этом смысле как будто бы возвращается к преданной забвению позиции П.И. Стучки. Но осуществленное ею обобщение зиждется на иной фактической основе, будучи выработанным не путем введения категории купли-продажи в широком смысле слова, а посредством отбора однопорядковых правовых признаков, наблюдаемых у определенной совокупности таких юридических форм, которые служат целям выполнения народнохозяйственного плана или удовлетворения потребностей советских граждан. В то же время эта теория отказывается не только от межотраслевого, но даже от внутриотраслевого деления договоров на хозяйственные и гражданские, не допуская других научных абстракций, кроме абстракции гражданско-правового договора вообще, и порывая тем самым полностью как с двухсекторной, так и с хозяйственно-правовой концепцией.