Курсовая работа: Каламбур и его функционирование в двуязычной ситуации. Англо-русские соответствия
Следует обратить внимание на несколько не совсем верных интерпретаций роли каламбура в конкретных случаях, поскольку непонимание ведет к попыткам неверной передачи таких ситуаций в переводе. Комические сцены в трагедиях Шекспира служат не для ослабления драматического пафоса, настроя в восприятии зрителя или читателя (как полагает, например, М.М. Морозов), а для усиления трагических мотивов драмы. Как отмечает С.Т. Кольридж, «Лир, одиноко скитающийся в степи во время бури, ощущает всю силу своего горя, которое лишь усиливается ль прилива неистового юмора Шута…, так даже комическое, смешное становится средством углубить трагическое». Ещё глубже понял двойственную природу шекспировского комизма А.С. Пушкин, замечающий, что «иногда ужас выражается смехом. Сцена тени в «Гамлете» вся писана шутливым стихом, даже низким, но волос становится дыбом от Гамлетовских шуток». Сочетанием двух противоположных стихий достигается также другая важная цель: «То, что серьезное перемежается смешным, трагическое – комичным, возвышенное – повседневным и низменным, создает впечатление подлинной жизненности действия его пьес». Все три момента можно полностью применить к авторским каламбурам, звучащим в репликах персонажей Шекспира, что напрямую связано со сложной двойственной природой этого словесного приема. Ниже мы рассмотрим несколько примеров, где каламбур выполняет именно такую стилистическую функцию.
Помимо этого, каламбур в трагедиях Шекспира применяется персонажами для того, чтобы завуалировать свои отрицательные эмоции. Так, данный прием «чрезвычайно типичен для речей Гамлета, который, конечно, не может открыто и прямо высказывать своё возмущение», поэтому его каламбуры «выражают смешанное чувство обиды и призрения к человеку, нанесшему обиду…». Диалогическое построение пьесы позволяло Шекспиру использовать каламбур для сравнения образов двух персонажей по отношению к определенной проблеме или идее.
Многие исследователи, например, М.М. Морозов предлагают игнорировать в переводе фривольные каламбуры Шекспира. Но необходимо помнить, что, передавая особенности языка Шекспира на русском языке, невозможно отсечь их от языка эпохи Шекспира (требование историзма). Не случайно подобного рода приемы звучат в устах персонажей всех социальных уровней: шутов, дворян, благородных дам. Следует отметить, что по своей словесной природе подобные образования являются не каламбурами, а двусмысленностями. Они легко поддаются субъективному истолкованию некоторых критиков и комментаторов, которые забывают, что истинное понимание идей и образов автора не лежит на поверхности. Только глубоко проанализировав каждое произведение Шекспира и его творчество в целом в связи с биографическими сведениями о нем, мы увидим духовный облик человека, которого близкий друг Бен Джонсон назвал «нежный лебедь Эйвона». Кроме того, следует отличать два типа острот такого рода у Шекспира. По мнению С.Т. Кольриджа, «своими шутками он вызывал взрывы смеха, в котором рассеивались как дым все нечистые мысли», либо «он намеренно…желал вызвать к ним отвращение». Такие образования следует передавать в переводе для сохранения гармонии частей в составе всего произведения.
2.2 Подход к переводу шекспировского каламбура в диахронии
Проанализируем пути передачи разных видов каламбуров в произведениях В. Шекспира. Перевод вообще и передача каламбура в частности требует творческого подхода, поэтому наиболее выдающиеся переводчики Шекспира накладывают отпечаток своего индивидуального истолкования на весь переводной текст. О допустимости и необходимости такого рода пишет М. Донской: «Перевод как искусство немыслим без трактовки подлинника…. Позиция переводчика формируется в результате изучения подлинника и критической литературы, она возникает из ощущения эпохи, когда создавалось произведение, и из ощущения современности». Важность передачи каламбуров В. Шекспира отмечали многие из переводчиков IX века, которые стояли у истоков передачи его произведений на русский язык. Их мнения и наблюдения служат отправной точкой для различных подходов к вопросу перевода каламбуров Шекспира вплоть до нашего времени. Так, для переводчика «Гамлета» М.П. Вронченко было правилом: «Игру слов передавать даже на счет верности в изложении заключающейся в ней мысли, если мысль сия сама по себе не значительна». При переводе «Макбета» В.К. Кюхельбекер старался передать «игру слов такою же или равносильною игрою», заменяя при этом каламбур «подлинника таким, к которому всего более способен звук, употребляемый переводчиком для выражения главного понятия автора…». Помимо этого, переводчик отмечал, что иногда «мы играли словами и там, где у Шекспира нет такой игры… чтобы вознаградить читателя за упущения против подлинника там, где никак не могло быть иначе». В отличие от другого переводчика – М.Н. Лихонина, который каламбуры той же трагедии «старался передавать, по возможности, с буквальною точностью…». Каламбур также успешно передавали А.Н. Островский (перевод «Усмирения своенравной») и О.В. Мильчевский («Веселые виндзорские барыньки»). Несмотря на некоторую русификацию последнего перевода, переводчик придерживался верной установки – искать соответствия каламбурам оригинала, чтобы «не сетовать в выносках, что вот де тут каламбур, да не выразишь его по-нашему». Можно суммировать оценку труда переводчиков Шекспира прошлого века словами Б. Пастернака: «старые русские переводы Шекспира… в большинстве превосходны. Они делались преимущественно во вторую половину IX века, когда техническая культура стиха упала у нас по сравнению с пушкинским временем. Дилетантская широта, с которой они поневоле предприняты, предохранила их авторов от мелочного педантизма и увлечения формальными пустяками. Так как им приходилось выбирать и чем-то жертвовать, они уловили и передали в Шекспире главное: Шекспира – поэта, Шекспира – драматурга…».
В нашем веке были выявлены разные тенденции перевода произведений Шекспира при несомненном улучшении качества текстов истории языка. Главную особенность современных переводов Шекспира отметил Б. Пастернак: «Новейшие переводчики так же старательно заняты внешними средствами выражения подлинника, как прежние заботились о сохранении его общего смысла. Современные переводы Шекспира, из которых лучшие принадлежат Кузьмину, Лозинскому, Зенкевичу и Радловой, ближе, чем это делалось раньше, знакомят со словесным составом шекспировских текстов, с его лексиконом». Сильные и слабые стороны переводов этого времени были выявлены И. Чекаловым в отношении передачи «Гамлета» на русский язык. Целью М. Лозинского было передать эстетическую и познавательную функцию источника, при этом выдвигая на первое место последнюю. Одним из элементов такой практики являлось сохранение эквилинеарности, в результате чего «в переводе возникает напряженность словесного материала, не встречающаяся у старых переводчиков…». Другую черту переводов М. Лозинского критиковала А. Радлова, которая «выделяла в качестве одной из самых вредных тенденций при переводе шекспировских произведений «книжноархаизирующий язык», сама при этом впадая в другую крайность (указанную критиком В. Кожевниковым). Он отмечает, что для Радловой характерна «тенденция… к снижению лексики», «борьба с шекспировскими периодами и замена их рубленой бытовой речью», «снижение обобщенно-философского звучания шекспировского слова». От обоих переводчиков выгодно отличается Б. Пастернак, который постигает Шекспира на лично-интуитивном уровне, когда «…внутренний опыт поэта в освоении шекспировского наследия становится основой его переводческой деятельности». Жизненность перевода Б. Пастернака хорошо выявлена шекспироведом М.М. Морозовым, который пишет: «Прежде чем переводить «Гамлета», Пастернак конкретно, ощутимо вообразил этих созданных Шекспиром людей, и в его переводе они живут, дышат, движутся перед нами…. У каждого действующего лица есть своя интонация, у каждого есть свой голос».
2.3 Функция каламбуров в отдельных пьесах Шекспира (в хронологии) и его перевод
Рассмотрим разные виды каламбуров в пьесах В. Шекспира в хронологической последовательности с целью исследовать их функции и пути передачи на русский язык.
1) Исследуем в первую очередь несколько каламбуров в исторической хронике «Генрих VI» (вторая часть), написанной в 1590 году.
Графиня в разговоре со Стэнли показывает понимание того, что отношение к опальному человеку меняется. При этом она отмечает, что позорным новое положение будет не столько для нее, сколько для сославших её людей. В то же время графиня говорит, что единственным справедливым основанием для недостойного с ней обращения будут ее законные упреки. Каламбур строится на значении слова «state» («состояние» и «положение»):
Stanley. Why, madam, that is to be Isle of Man; /There to be used according to your state.
Duchess. That is bad enough, for I am but reproach: /and shall I then be used reproachfully?
Stanley. Like to a duchess, and Duke Humphrey’s lady; / According to that state you shall be used» (II, 4, 172–173).
О. Чюмина в своем переводе более прямолинейно проводит мысль, что положение в высшем свете определяется не знатностью, а произволом власти. При передаче каламбура переводчица нашла многозначное слово русского языка:
Стэнли. На острове Мэн, чтоб там миледи, жить, как подобает в положенье вашем.
Герцогиня. В позорном положенье я теперь. Позорное ли встречу обсуждение?
2) В хронике «Ричард III» (1592) с помощью анализа каламбуров можно показать некоторые особенности натуры этого персонажа. В создании этого образа Шекспир явно отталкивался от характеристики, данной Ричарду Глостеру Т. Мором: «Он был скрытен, и замкнут, искусный лицемер, со смирением в лице и высокомерием в сердце: внешне льстивый перед теми, кого внутр?