Курсовая работа: Конфуцианство

Имя Конфуций известно любому образованному человеку, где бы он ни жил: в Китае, в Европе, в Америке или в Австралии. Это очень существенно и не случайно. Человек, в течение тысячелетий почитавшийся в одной из цивилизаций земного шара за то, что провозгласил ценности, на которые ориентировались потом многие поколения, не может быть незначительной фигурой. Не может он быть и простым передатчиком того, что возникло раньше, - если бы это было так, разум народа указал бы на его предшественника, а не на него.

Жизнь и воззрения таких людей, как Конфуций, интересны и в высокой степени репрезентативны, и не только потому, что в известном смысле такие люди выбраны своим народом как его представители, но и потому, что каждое зарегистрированное историей слово, сказанное ими, было подобно брошенному в воду камню, - круги от него расходились через поколения, через века.

Конфуций открывает собою эпоху непревзойденного расцвета мысли, ту эпоху, когда были заложены основы китайской культуры. Его учение было отправной точкой для последующих мыслителей; одни продолжали и развивали его взгляды, другие подвергали их яростной критике. Но прежде чем охарактеризовать его взгляды, мы хотели бы познакомить читателя с историческим фоном, который нужно учитывать для их понимания.

Конфуций (551-479 гг. до н.э.) жил за три с лишним столетия до объединения Китая, в эпоху, когда Китай, по площади занимавший лишь незначительную часть современного, был разделен на множество городов-государств, в известной мере сохранявших еще остатки примитивной демократии. В традиционной историографии считается, что в это время страной управляла династия Чжоу (1122- 249 гг. до н.э.), но на самом деле чжоуский ван, носивший титул "сын неба", обладал авторитетом, но не властью. Он исполнял ритуальные функции как священное лицо, которому небо доверило управление Поднебесной, т.е. государствами Китая, которые представлялись древним китайцам как средоточие цивилизации вообще. Их называли Срединными государствами ( Чжун-го), ибо считалось, что они окружены некультурными племенами. Это самоназвание Китая сохранилось и до сих пор, с той только разницей, что теперь его следует понимать как Срединное государство (в древнекитайском языке нет форм множественного числа). Представление о том, что весь Китай является единой Поднебесной, во главе которой стоит один властитель, сын неба, заставляло рассматривать политическую раздробленность как аномалию, отпадение от правильного порядка и, следовательно, явление временное, переходное, представляющее собой ступень к новому единству. Мысли о возможности существования государств, независимых от сына неба и ему не подчиняющихся, в древнем Китае так и не возникло, и это оказало определенное влияние на политическое мышление китайцев.

Однако политической реальностью была не Поднебесная, а город-государство ( го), небольшой по размерам (лишь в крупнейших городах число дворов доходило до нескольких тысяч), населенный в основном земледельцами и, в значительно еньшей мере, ремесленниками и торговцами. Высший слой здесь состоял из знатных родов, находившихся в родстве с правящей династией и живших за счет доходов от передававшихся им в кормление сельских общин. Рабы в это время в древнем Китае серьезной роли в экономике не играли. Использовали их во дворцах в качестве прислуги. В городе-государстве, как правило, все друг друга знали, и отношения между правителем и подданными носили в значительной мере личный характер. Этим объясняется глубоко проникшее в мышление древних китайцев представление о государстве как о большой семье, нашедшее отражение в древнекитайском языке, где одним из терминов, обозначавших государство, было слово "го-цзя" - "государство-семья". Народ в городе-государстве играл несравненно более активную роль, чем в позднейшей империи. Хотя в обычное время правитель делил власть со знатью, в опасные моменты на сходки собирался вооруженный народ, без одобрения которого правитель действовать не осмеливался. Наиболее дальновидные представители знати в своих речах постоянно подчеркивали, что от народа зависит судьба правителей, советовали заботиться о народе и предостерегали от попыток навязать ему волю силой оружия.

Как отметил китайский историк Шан Юэ, такая политическая обстановка привела к убеждению, что народ находится в тесной связи со сверхъестественными силами, с небом и с духами. Так, в "Книге истории" ("Шу-цзин") говорится, что "прозрение и настороженность неба осуществляются через прозрение и настороженность народа". В хронике "Цзо-чжуань" передаются слова одного из сановников о том , что "народ - хозяин духов". Здесь же приводится речь начальника музыкантов Куана, который, отстаивая право народа на изгнание жестокого и несправедливого властителя, говорит: "Небо, создав народ и поставив над ним государя, поручило ему быть пастырем, и ему не следует терять этого качества... Любовь неба к народу огромна, разве оно позволит одному человеку чинить произвол над ним, давать волю своим прихотям и не считаться с природой неба и земли? Конечно, нет!". О глубоком сознании силы народа говорит появившееся в это время и впоследствии вошедшее в пословицу изречение "Сердце народа строит стены, голос народа плавит металл". Об этом же свидетельствуют и слова Конфуция: "Без доверия народа удержаться невозможно".

Кроме города-государства, a VI-V вв. до н.э. огромную роль в жизни древнекитайского общества играла организация цзун-цзу - клана. Как показал М.В.Крюков, это была патронимическая организация, объединявшая происходившую от общего предка группу родственных семей, между которыми существовало иерархическое подчинение, но которые в то же время были связаны общностью интересов. Считалось, что цзун-цзу несет ответственность за действия всех своих членов, и этим объясняются встречающиеся в источниках сведения об истреблении всего рода, если кто-либо из членов обвинялся в тяжких преступлениях. Наличие связанной родственными узами мощной организации, как и факт органической связи между структурой цзун-цзу и системой социальных рангов, существовавших в то время в древнем Китае, - все это укрепляло представление о принципиальной идентичности семьи и государства.

Жизнь Конфуция

Конфуций, родившийся и проведший почти всю жизнь в царстве Лу, происходил из семьи обедневших аристократов. В молодости ему пришлось вынести немало трудностей, и возможно, что эти ранние испытания и бедность способствовали тому, что на всю жизнь у него осталось сочувствие к простым людям.

Как предполагают биографы Конфуция, он пытался в юности сделать политическую карьеру. Но в то время большинство должностей передавалось от отца к сыну, и те посты, которые открывали возможность реального участия в решениигосударственных дел, были естественным достоянием отпрысков высшей аристократии. Человек такого происхождения, как Конфуций, мог продвинуться только при условии, если бы он интригами и лестью сумел завоевать расположение тех, кто вершил делами. К этому Конфуций был решительно не способен. Более того, создается впечатление, что и впоследствии, когда кому-либо из учеников удавалось добиться для него многообещающего свидания с власть имущими, он все портил, открыто высказывая свое мнение о действиях собеседника. Возможен был еще одинпуть - военная карьера. Но к убийству людей, к войне, к военной муштре и методам военной организации Конфуций испытывал глубокое отвращение. Конфуций всегда осознавал себя представителем того, появившегося в XI в. до н. э., началанравственности и культуры ( вэнь), которое противопоставлялось началу воинственности и войны.

Убедившись, что путь к политической деятельности для него закрыт, Конфуций занялся учеными разысканиями и преподаванием. По-видимому, он считал себя неудачником. Если в последующие времена деятельность ученого и преподавателябыла связана с известным общественным престижем и даже подчас окружена ореолом, в то время, когда жил Конфуций, такой ореол окружал только правителей и их ближайших помощников. Конечно, со времени возникновения в Китае государства, в особенности же с момента, когда начали вести регулярные хроники, знакомство с историческими материалами было необходимо даже для повседневного ведения дел как во внутренней политике, так и во взаимоотношениях с другимигосударствами. Точно так же нужно было знать и ритуал для проведения различных торжеств при дворах государей. Но это делалось как бы между прочим чиновниками, основные обязанности которых лежали в сфере активного участия в управлении. Так же обстояло дело и с преподаванием, и с подготовкой смены для стареющих государственных мужей.

Конфуций был первым в Китае, кто целиком посвятил себя этим второстепенным в глазах современников занятиям. Но главное в том, что он впервые стал заниматься историческими исследованиями и преподаванием не как официальное лицо, не впорядке выполнения служебных обязанностей, а по своей собственной инициативе. Успех его деятельности показал, что значение человека не исчерпывается тем местом, которое он занимает в официальной иерархии, и тот, кто, размышляя над проблемами справедливости, человечности, культуры, привлекает к себе людей, жаждущих услышать живое слово, может сыграть в жизни общества несравненно большую роль, чем министры и сановники. Это открытие, сделанное исподволь, без осознанного стремления к переворотам, было неслыханным новшеством, прорывом к новым горизонтам из анонимной коллективности архаического города-государства. Живший через 150 лет после Конфуция его последователь Мэн-цзы мог уже говорить о том, чтоучитель - лицо гораздо более почтенное, чем правитель, и что учителю не может приказать явиться к себе не только царь, но даже и сын неба.

По всей вероятности, то течение, которое впоследствии стало школой Конфуция, возникло первоначально как свободное сообщество друзей, обсуждавших интересовавшие их вопросы. Но сила ума и масштабы личности Конфуция вскоре привели к тому, что он стал признанным главой школы, а его друзья - его учениками. В "Лунь-юй" упоминаются имена 22 учеников. Даже если эта цифра и не точна, она дает представление о размерах его школы. Конфуций принимал к себе в школу всякого, кто шел к нему, вне зависимости от того, принадлежал ли он к аристократииили к простым людям, к богатым или бедным. Он говорил, что среди стремящихся к знанию он не признает никаких различий;это также было новшеством там, где главным признаком человека было происхождение.

В китайской традиции существует версия, что Конфуций был крупным сановником, ведавшим в царстве Лу вопросами суда и расправы. Восходит эта версия к весьма почтенному источнику - к биографии Конфуция, написанной великим китайским историком Сыма Цянем (приблизительно 145-90 гг. до н.э.), о котором нам не раз еще придется упоминать. Авторитет Сыма Цяня, поддержанный и усиленный двухтысячелетней традицией, казался до последнего времени достаточной гарантиейправильности сообщаемых им сведений. Но критические исследования ученых нашего века показали, что отнюдь не всему, что пишет Сыма Цянь, следует безусловно доверять. В частности, было выяснено, что, живя в условиях централизованнойимперии, Сыма Цянь не представлял себе обстановки, существовавшей в маленьких самостоятельных городах-государствах , уничтоженных еще за три столетия до егорождения. Народные выступления, происходившие на улицах и площадях, Сыма Цянь изображает как борьбу сановников, происходившую в тронных залах и коридорах дворцов. Поскольку история, как ему казалось, творится во дворцахимператорами и их приближенными, неудивительно, что он превращает в сановника и Конфуция, в его время уже рассматривавшегося в качестве основоположника государственной идеологии. Для такого человека положение скромного учителя казалось Сыма Цяню неуместным, и, опираясь на легенды, уже окружавшие в это время личность мыслителя, он наделяет его высоким постом и помещает его биографию среди биографий царственных особ.

Современный биограф Конфуция, Х. Г. Крил, убедительно опроверг эту версию. Самым существенным из его аргументов является то, что в то время высокий пост мог занимать лишь человек, принадлежащий к одному из знатных родов, а если бы в действительности Конфуций, не принадлежавший к знати, этот пост занимал, такой факт не остался бы не отмеченным в самой достоверной книге, о нем рассказывающей, - в "Беседах и рассуждениях" ("Лунь-юй"). Впоследствии, когда вокруг Конфуция стали возникать легенды, ему приписывали, что, будучи главойсудебного ведомства, он приказывал присуждать к смертной казни за такие преступления, как "изобретение необычной одежды". Ниже мы остановимся на политических взглядах Конфуция, но сейчас стоит отметить, что такой образ действий полностью противоречит достоверно известным высказываниям Конфуция, бывшего принципиальным противником жестоких наказаний.

Однако, по-видимому, какой-то официальный пост Конфуций все же занимал. Его ученики шли все выше по лестнице карьеры, и делалось все более странным, что их учитель - лицо официально не признанное. Цзи Кан-цзы, управлявший в то время царством Лу, присвоил Конфуцию звание не слишком высокое, но достаточнопочетное. По-видимому, он стал одним из низших да-фу (сановников). К такому заключению можно прийти на основании текста, где говорится, что с другими низшими да-фу он говорил прямо и непринужденно, в то время как с высшими держался более формально. Пост Конфуция, насколько можно судить, был достаточно почетным, но не давал ему возможности влиять на ведение дел, и Конфуций тяжело переживал это. В "Лунь-юй" есть такой эпизод. Один из учеников Конфуция опоздал к нему и объяснил, что задержался из-за государственных дел, и тогда Конфуций с казал: "Это очевидно, были мелкие дела, ибо если бы это были столь важные вопросы, что можно было бы назвать их государственными, посоветовались бы со мной".

Но вскоре ему пришлось отказаться от этой иллюзии и понять, что добиться политического влияния в Лу ему не удастся. А между тем он уже приближался к шестидесяти, и если он хотел действовать, откладывать это на долгий срок было нельзя. И вот он решил отправиться в странствие, чтобы найти правителя, который, поверив в его учение, предложил бы ему осуществить его. Проскитавшись около десяти лет по нескольким царствам древнего Китая, Конфуций ни с чем вернулся в Лу. Через несколько лет после возвращения он умер.

Неудачное путешествие Конфуция накладывает на его жизнь, в общем неяркую и небогатую событиями, отпечаток страдания. Это точно сформулировал Х.Г.Крил, следующим образом охарактеризовавший значение его путешествия:"Конечно, сферой Конфуция была сфера идей... Он не способен был к компромиссам, необходимым для того, чтобы претворить эти идеи в жизнь. Но крайне важно было, чтобы он сделал такую попытку. Различие здесь такое же, как между офицером,дающим команду "За мной!", и тем, кто командует "Вперед!". Если бы Конфуций оставался в Лу, пользуясь синекурой и расхаживая со своими учениками, он был бы проповедником. Решившись на свои безнадежные поиски, он стал пророком. В некотором роде это смешная картина: почтенный, но все еще в известном смысле наивный джентльмен, которому уже за пятьдесят, отправляется в путешествие с целью спасти мир, убедив прошедших огонь, воду и медные трубы правителей, чтобы они не угнетали своих подданных. Но если есть в этом что-то смешное, то это самоесмешное, что свойственно великим людям".

Теперь посмотрим, что представляет собой книга, на которую в дальнейшем не раз придется ссылаться и которая, по-видимому, является единственным достоверным свидетельством о Конфуции и его взглядах. Это "Лунь-юй" - небольшой трактат, в который входят изречения Конфуция, а также разговоры между ним и его учениками и современниками.

В самой ранней китайской библиографии, относящейся к I в. до н.э., сообщается, что эта книга составлена учениками Конфуция после его смерти на основе сохранившихся у них записей. Но в настоящее время большинство ученых считает, что, будучидействительно основанной на этих записях, книга (за исключением двух глав) подготовлена через 70-80 лет после смерти Конфуция, т.е. в начале IV в. до н.э. "Лунь-юй" написана крайне лаконичным языком и состоит из отрывочных записей, в которых затрагиваются самые разнообразные темы, начиная от деталей повседневной жизни Конфуция и кончая разбором проблем философии, культуры, политики и морали. В книге нет продуманной системы;части, на которые она разделена, озаглавлены по первым словам первого отрывка. В редких случаях несколько следующих друг за другом записей содержат сходные по теме высказывания; слова учителя перемежаются словами учеников, причем навопросы, многократно повторяющиеся, почти всегда даются различные ответы. В "Лунь-юй" зарегистрирована постоянная работа мысли, бьющейся над решением основных вопросов человеческой жизни и отношения к людям; к этим вопросам мыслитель подходит все вновь и вновь с разных сторон, каждый раз предлагая иной аспект их решения.

Чтобы читатель представил себе стиль книги, приведем несколько отрывков. Конфуций замечает: "Настоящий человек не досадует на то, что он не занимает подходящего места; он озабочен тем, есть ли у него качества, которые для этого необходимы. Он не беспокоится, что о нем никто не знает, а стремится поступать так,чтобы иметь право на признание" . Слова Конфуция чередуются с воспоминаниями и мыслями о нем учеников. Так, одна из записей гласит: "Когда учитель, будучи в Ци, услышал музыку Шао, в течение трех месяцев он не чувствовал вкуса того, что ел. "Я никогда не думал, - сказал он, - что музыка может быть столь прекрасна". В другой записи так резюмируется впечатление о его личности: "Учитель был ласков, но тверд; преисполнен достоинства, но не высокомерен; почтителен, но спокоен".

Сведений о Конфуции в позднейших китайских источниках необъятное количество, и до последних десятилетий принято было строить на их основе характеристику мыслителя. Но осуществленные уже в XX в. исследования, как отмечалось выше, показали, что эти источники (в первую очередь биография Конфуция в "Исторических записках" Сыма Цяня) недостоверны и подчас грубо искажают его биографию и взгляды. Мы будем привлекать их лишь в случаях, когда они дают возможностьразъяснить факты, достоверность которых засвидетельствована в "Лунь-юй".

Традиции и культура

Одна из особенностей 'Лунь-юй' - высокая оценка Конфуцием традиции как таковой. Поскольку именно на этом основана стереотипная оценка конфуцианства как идеологии по преимуществу консервативной, необходимо, на наш взгляд, рассмотреть этот вопрос в более широком контексте.

Понятие традиции теснейшим образом связано с понятием культуры, допускающим самые различные и подчас противоречивые интерпретации. Американские ученые Кребер и Клакхон проанализировали в работе, посвященной этому понятию, несколько сот его определений. Польский социолог Я.Щепаньский выделяет в качестве основных, во-первых, определение, связанное с происхождением этого понятия, означавшего по-латыни возделывание земли, во-вторых, определение, говорящее об улучшении и облагораживании человеческих обычаев и поведения; в-третьих, определение, при котором под культурой понимается все то, что не растет само по себе, а появляется благодаря труду человека, что создано его целенаправленным размышлением и деятельностью; и, наконец, толкование культуры, включающее в это понятие не все создания человека, а только 'высшие' - науку, искусство, литературу, религию. Сам Я.Щепаньский склоняется к третьему определению культуры. Он включает в это понятие все материальные и нематериальные продукты человеческой деятельности, ценности и способы поведения, принятые в любых общностях и передаваемые другим общностям и последующим поколениям. С таким понятием в основном совпадает определение Ю.Лотмана, данное в его работе, посвященной типологии культуры: 'Совокупность ненаследственной информации, которую накопляют, хранят и передают разнообразные коллективы человеческого общества'.

В обоих определениях подчеркивается первостепенной важности факт, что культура передается из поколения в поколение. Этот факт говорит о неразрывной ее связи с традицией. Культура не может существовать отдельно от ее передачи, от преемственности. Представить себе культуру, существующую независимо от традиции, было бы примерно равнозначно представлению о живом организме, в котором прекращен обмен веществ. Совокупность информации, составляющая содержание понятия 'культура', живет в традиции. Культура немыслима без традиции, как традиция немыслима без культуры. Эти термины обозначают, таким образом, не два различных феномена, а два аспекта одного феномена.

Известно, что совершенно исключительное почтение к традиции испытывают племена и народности, находящиеся на первобытной ступени развития. Значение традиции в их жизни легко понять - без культурных традиций, попросту говоря, ни один из этих народов не мог бы выжить. Именно накапливавшийся старшими опыт борьбы с многочисленными врагами первобытного человека, передававшийся во всех своих многочисленных деталях младшему поколению, мог обеспечить выживание группы. Поскольку традиция передается от старших к младшим, среди первобытных племен непререкаемым авторитетом, как правило, пользуются старики.

Но круг народов, почитающих традицию как таковую, не ограничивается примитивными племенами. Можно сказать, что стремление к новаторству, предпочтение нового старому - черта, лишь сравнительно недавно, с началом нового времени, появившаяся в истории, причем в истории народов Европы. Для примера приведем некоторые данные, относящиеся к древней Руси. Говоря о древнерусской литературе, Д.С.Лихачев отмечает, что нельзя распространять представление об интересе читателя ко всему новому и современному на психологию тех, кто читал книги в древней Руси. 'Там произведения жили многими столетиями, - пишет Д.С.Лихачев. - Произведения старые иногда интересовали даже больше, чем произведения только что созданные (интересовала "авторитетность" произведения как исторического документа, как произведения значительного в церковном отношении и т.д.)'. Возражая тем, кто считает традиционность древнерусской литературы результатом косности и недостатка творческого начала, Д.С.Лихачев пишет: 'Традиционность древнерусской литературы - факт определенной художественной системы... Стремление к новизне, к обновлению художественных средств - принцип, в полной мере развившийся в новой литературе... Стремление... к обновлению своего восприятия мира отнюдь не является извечным средством литературного творчества'.

Для Конфуция традиция воплощалась в понятии 'ли', которое переводится на европейские языки как 'обряды', 'этикет', 'ритуал', 'правила благопристойности' или как вошедшие в пословицу 'китайские церемонии'. Чтобы читатель почувствовал смысл этого понятия в миропонимании Конфуция, стоит прибегнуть к аналогии с правилами вежливости. Вежливость абсолютно необходима культурному человеку, и тщательное выполнение правил вежливости и в настоящее время рассматривается как свидетельство в пользу высоких нравственных качеств человека. Но эта аналогия, годная для первого приближения, имеет все же ограниченное значение. Ли - не только правила вежливости и благопристойного поведения, но и религиозный ритуал, ритуал охоты, дипломатии, управления. Замечание Ю.М.Лотмана о том, что в средневековом обществе любая социально значимая форма деятельности требовала своего ритуала, несомненно относится и к архаическому древнекитайскому городу-государству. В ли, следовательно, включались не только правила вежливого обхождения; в форме ритуала символизировались и религиозные взгляды народа, и его культурные традиции, и представления о добре и зле. Соблюдение ли означало не только выполнение определенных правил; в понимании Конфуция сюда входило и принятие ценностей, в этих правилах воплощенных.

Конфуций большей частью употребляет данное слово в паре со словом 'юэ' , которое принято переводить как 'музыка'. Это понятие, впрочем, столь же мало поддается точному переводу на современные европейские языки, как и 'ли'. В первую очередь оно обозначает ритуальные танцы, исполнявшиеся при дворах древнекитайских правителей под аккомпанемент музыкальных инструментов. Чтобы дать представление о том, как воспринималась в древнем Китае музыка, приведем диалог между Конфуцием и одним из его учеников, имеющийся в 'Записках о музыке' ('Юэ-цзи'). 'Конфуций, сидя однажды рядом с Бинь Моу-цзя, вступил с ним в разговор о музыке и спросил: "Почему при исполнении песни об У-ване вступление и отбиваемая барабанами тревога тянутся так долго?" - "Они означают опасения У-вана о том, поддержат ли его союзники", - ответил Бинь Моу-цзя. "Почему звуки тянутся и стонут, как долгие вздохи?' - спросил Конфуций. "Чтобы выразить страх У-вана, что союзники не поспеют вовремя", - ответил Бинь Моу-цзя.

"Почему танцующие начинают так рано размахивать руками и топать ногами?" - спросил Конфуций. "Чтобы показать, что настало время начинать сражение", - ответил Бинь Моу-цзя'. Приведенный здесь диалог (хотя, по-видимому, и легендарный) показывает, что каждый звук и жест 'музыки' воспринимались как нечто значимое, символизирующее чувства и действия исторических героев и помогающее почувствовать прошлое как нечто неотделимое от настоящего. Интерпретация музыкального произведения бывала весьма далека от беспристрастного анализа. Через историю она всегда вела к этике, к основным вопросам человеческих взаимоотношений и жизни общества. Это прекрасно выражено в этом же трактате, где говорится, что, прослушав такую музыку, благородный человек объясняет ее содержание говоря о древности, исправляет собственное поведение и свою семью, а затем стремится установить справедливость и спокойствие в Поднебесной.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--