Курсовая работа: Крестьянский вопрос во взглядах А.И. Кошелева
В 1824 году Кошелев держал в университете экзамен, требовавшийся указом 1809 г., после чего поступил на службу в Московский Архив Коллегии иностранных дел – хранилище дипломатических документов допетровской эпохи и начала петровского царствования. При Архиве уже состояли представители «золотой» молодежи: Одоевский, Веневитинов, С. П. Шевырев, через которых Кошелев познакомился с будущими декабристами Е. П. Оболенским, И. И. Пущиным, К. Ф. Рылеевым, М. А. Фонвизиным. Служба не была обременительной, и начальник архива А. Ф. Малиновский, чтобы как-то занять «архивных юношей», заставлял их описывать по годам дипломатические отношения России с тем или иным государством. В свободное время юноши упражнялись не только в любомудрии и литературной полемике, но также совершенствовали навыки верховой езды и фехтования: казалось, что эти умения понадобятся в случае «решительных действий». В преддверии событий декабря 1825 г. «любомудры» заняли более радикальные позиции, а Кошелев на собраниях, проходивших у его внучатого брата М. М. Нарышкина, даже высказывался о «необходимости произвести в России перемену правления»[8] .
Восстание на Сенатской площади взбудоражило Кошелева и его товарищей: каждый день ожидали новых известий, готовились к любому развитию событий. Впрочем, воодушевление вскоре сменилось разочарованием и укрепило уверенность в неприемлемости просвещения и нравственного самосовершенствования.
В 1826 г. Кошелев получил назначение в Санкт-Петербург, на службу в Министерство иностранных дел. Вскоре в северную столицу перебираются братья Веневитиновы и Хомяковы, а также прежние «архивные юноши». Ко времени пребывания Кошелева в Петербурге относится первое знакомство с А. С. Хомяковым, с которым он сошелся особенно близко у постели умирающего Дмитрия Веневитинова и который имел впоследствии решительное влияние на его образ мыслей.
Летом 1831 г. Александр Кошелев отправляется за границу. Германия, Швейцария, Франция, Англия – все производит на него неизгладимое впечатление. В Веймаре он знакомится с великим Гете, в Женеве встречает знакомых – Степана Шевырева и Сергея Соболевского, и они вместе слушают академический курс лекций: по ботанике у Декандоля, по химии у Деларива и по уголовному праву у Росси. О влиянии последнего Кошелев позже напишет: «Этот человек развил во мне много новых мыслей и утвердил во мне настоящий либерализм, который, к сожалению, у нас редко встречается… Этому доброму на меня влиянию знаменитого Росси я весьма многим обязан по деятельности моей и по делу освобождения наших крепостных людей…»[9] .
Жизнь Кошелева кардинально изменилась после того, как он женился на Ольге Петрово-Солововой и в тот же год приобрел у князя В. В. Долгорукого село Песочное в Сапожковском уезде Рязанской губернии. Дела в имении были в полном беспорядке, поэтому Кошелев вышел в отставку, переехал в имение и серьезно занялся сельским хозяйством. Здесь он ввел мирское управление: мир выбирал старосту, но Кошелев был против обычного единогласия. Старосте и миру был предоставлен суд вместе с раскладкой податей. В имении Кошелев завел несколько школ. Находившийся в имении винокуренный завод Кошелев вовлек в откупные операции. Откуп он держал до 1848 г.; практика убедила его в неудобстве этого способа ведения дела, и он предоставил министру финансов записку о замене откупной системы введением акцизного сбора. Записке, однако, не было дано хода. Будучи сапожковским уездным предводителем дворянства, Кошелев являлся неутомимым преследователем злоупотреблений крепостного права, не стесняясь вступать в борьбу с самыми богатыми и влиятельными помещиками. Чтение Святого писания и творений отцов церкви навело Кошелева на мысль о безусловном уничтожении крепостного права. Осенью 1847 г. Александр Иванович предложил реформировать отношение помещиков с крепостными. Губернатор не отважился обсуждать этот вопрос без согласования с Санкт-Петербургом. В ответе на письмо Кошелева министру внутренних дел Л. А. Перовский сообщил, что «Его Величество находит неудобным в настоящее время подвергать это дело обсуждению дворянства.»[10] . Однако «Земледельческая газета» опубликовала в сокращении статью Кошелева «Охота пуще неволи». Еще до ее публикации рязанские помещики приняли идею земледельца в штыки.
На зиму семья Кошелева возвращалась в Москву, где предпочтение отдавалось не светским увеселениям, а литературным вечерам, устраиваемым в домах Елагиной, Свербеевых и у самого Кошелева. Именно там стали проявляться начала борьбы между зарождавшимся славянофильством и господствовавшим тогда западничеством. Как отмечает сам Кошелев в своих «Записках», к первому направлению тогда принадлежал только Хомяков, тогда как и братья Киреевские, и сам Кошелев еще принадлежали к последнему[11] .
О славянофильстве Кошелева следует сказать отдельно. Три обстоятельства привели его в славянофильский кружок: давняя близость к Хомякову и братьям Киреевским, настойчивые усилия славянофилов содействовать освобождению крепостных, чему Кошелев очень сочувствовал, и тяга к философии, которую он изучал серьезно и глубоко. В молодости любомудр-шеллингианец, Кошелев ценил Спинозу «выше евангелия». В 1840 – 1850-е гг. он читал труды отцов церкви, размышляя о том, что христианин может быть рабом, но не должен быть рабовладельцем. В славянофильстве как разновидности либеральной идеологии Кошелева привлекала верность православной традиции. В некоторых вопросах Кошелев расходился с остальными членами кружка. Единственный из славянофилов, он сочувственно относился к олигархическим притязаниям дворянства. Его суровая критика правительственной бюрократии имела целью отстоять дворянские привилегии, что отчетливо проявилось во время службы в Царстве Польском. Кошелевская идея сословной Земской думы противоречила теории бессословного общества, которую разрабатывали в пореформенные годы И. Аксаков, Ф. Чижов и В. Елагин.
Расстался Кошелев со славянофильством безболезненно, будучи убежден, что пора славянофилов и западников безвозвратно миновала. Отход от славянофильства вовсе не означал разочарования в православной патристике, хотя нельзя не отметить, что в поздних брошюрах Кошелева заметно воздействие позитивизма.
Кошелев утверждал, что славянофилы являлись «самыми усердными поборниками освобождения крестьян»[12] - не случайно правительство нашло возможность пригласить для работы в Редакционные комиссии Ю. Самарина, А. Попова и князя Черкасского. В свою очередь, Кошелев в 1857 г. единолично составляет весьма объемную записку с обоснованием необходимости уничтожения крепостного права и отправляет ее государю.
В 1858 г. по представлению рязанского губернатора М. К. Клингенберга (а фактически стараниями вице-губернатора М. Е. Салтыкова-Щедрина) Кошелев был назначен членом от правительства в Рязанский губернский комитет по крестьянскому делу. Кошелев был среди восемнадцати депутатов от губернских комитетов, потребовавших представить на их рассмотрение окончательный проект крестьянской реформы, выработанный Редакционными комиссиями.
В 1861 г., после оглашения манифеста Александра II, Кошелеву пришлось вызывать батальон Сибирского гренадерского полка для усмирения крестьянского бунта в Песочне – так его бывшие крестьяне отреагировали на условия выкупа земли. Дворяне Сапожковского уезда, которых он с 1847 г. убеждал в необходимости реформы, также возненавидели своего бывшего предводителя. Друзья – славянофилы, с которыми у него не было расхождений по крестьянскому вопросу, ускоряли Кошелева в излишней лояльности и стремлении к сотрудничеству с властью, и были недалеки от истины.
Еще в 1854 г., в условиях финансового кризиса, вызванного войной, Кошелев составил записку «О денежных средствах России в настоящих обстоятельствах» и в 1855 г. подал ее Александру II. В 1859 – 1860-х гг. он был членом комиссии по проектам нормативного устава поземельных банков и ипотечного положения, в 1860 г. – председателем Винокуренной подкомиссии. В 1862 г., став председателем Московского общества сельского хозяйства, Кошелев выступает с проектом созыва Земской думы. В период Польского восстания 1863 – 1864 гг. Кошелев одобрял действия виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева, считал невозможным существование самостоятельного польского государства и был назначен управляющим финансами в Царстве Польском. Участие его (а также князя Черкасского) в действиях правительства в Польше вызвало негативную реакцию в среде славянофилов. Кошелев же отвечал: «Я в душе за власть…»[13] .
Как самый богатый из славянофилов, Кошелев финансировал многие славянофильские издания, часть из них редактировал сам. В 1852 г. на его средства был издан первый том «Московского сборника» (под редакцией И. С. Аксакова), в 1856 г. основан журнал «Русская беседа», в 1858 г. – газета «Сельское благоустройство» (до августа 1858 г. Кошелев сам редактировал оба издания). В 1861 г. Кошелев издал полное собрание сочинений И. В. Киреевского, в 1871 – 1872 гг. субсидировал журнал «Беседа» (редактор С. А. Юрьев), в 1880 – 1882 гг. – газету «Земство» (редактор – В. Ю. Скалон).
С 1865 г. и до конца дней Кошелев был гласным Сапожковского уездного и рязанского губернского земских собраний, с 1870-х гг. – гласным Московской городской думы.
В последние годы он занимался в основном публицистикой, написал и опубликовал десятки статей в журнале «Русская мысль», газетах «Голос», «Рязанские губернские ведомости», «Русь». Он обращал внимание читающей публики на непомерность государственных расходов, доказывал необходимость жесткой экономии в финансовой сфере, развивал идею единения дворянства с другими сословиями с целью постепенного преодоления всевластия бюрократии, критиковал земские учреждения за развитие в них «дворянско-крепостнического и адвокатско-либеральнического» направления, отмечал слабое представительство крестьян в земствах.
Некоторые работы Кошелева, которые, по цензурным соображениям, нельзя было опубликовать в России, печатались в Берлине и Лейпциге. Он считал своим долгом предостерегать правительство от ошибочных действий даже тогда, когда само оно не желало его слушать.
Отношение Кошелева к благотворительности было нетрадиционным для того времени. Он довольно прохладно относился к мероприятиям церкви в сфере социальной помощи, критически оценивал практику закрытых форм призрения (богаделен и инвалидных домов), отдавая предпочтение общественной медицине и земским благотворительным заведениям.
Теракт 1 марта 1881 г. перечеркнул надежды Кошелева на реализацию его политического идеала – Земской думы, стал для него серьезной моральной травмой. Но он не прекратил работать. В день своей смерти 12 ноября 1883 г. Кошелев успел посетить заседание Московской городской думы. Хоронили его на кладбище Донского монастыря рядом с могилами друзей-славянофилов.
2. Крестьянский вопрос в работах Кошелева 1840-х годов
В первой половине XIX в. Россия еще оставалась аграрной страной. Основную массу населения составляли крестьяне, большинство которых принадлежало помещикам и находилось в крепостной зависимости. В решении крестьянского вопроса Россия значительно отставала от других европейских государств. Личная зависимость крестьян от помещиков и их незаинтересованность в результатах труда делали сельское хозяйство менее эффективным. Назревшая необходимость изменения существующего положения стала очевидной уже во второй половине XVIII в. В начале XIX в. правительство попыталось прикрыть наиболее уродливые и порицаемые обществом формы крепостничества. Так, было запрещено печатать в газетах объявления о продаже крепостных, в 1803 г. издан указ о вольных хлебопашцах.
При Николае I крестьянский вопрос обострился еще больше. Передовые общественные деятели требовали его немедленного решения. Крестьяне выражали свое недовольство волнениями (за время царствования Николая I насчитывают не менее 556 крестьянских волнений, часто – целых сел и волостей[14] ), большую часть которых пришлось усмирять не простыми полицейскими средствами, т. е. путем выезда полицейского начальства и простой порки крестьян, а путем вызова воинских команд, часто кровопролитием. Это показывает, что действительно спокойно на эту ситуацию смотреть нельзя было даже с точки зрения государственной безопасности. Поэтому крестьянский вопрос занимал далеко не последнее место в царствование Николая I. Для изыскания средств к улучшению положения крестьян несколько раз созывались Секретные комитеты, членами которых были высшие государственные чиновники по выбору императора, связанные подпиской о неразглашении сведений о своих занятиях. Николай I ставил перед Секретными комитетами вопросы, связанные как с выработкой общих принципов переустройства деревни, так и с созданием частных законодательных актов. Секретные комитеты возникали по усмотрению императора, и деятельность большинства из них была бесплодной.
Следует обратить внимание на отношение самого Николая I к данной проблеме. Крестьянский вопрос император понимал, прежде всего, как вопрос об отмене крепостного права, об освобождении крестьян. При этом опыт показывал, что освобождение крестьян не сопровождаемое наделением их землей в значительной мере ухудшает их экономическое положение. Крестьян можно было освободить только в том случае, если они будут наделяться частью земель, принадлежащих помещику. При этом Николай был убежден в том, что земля является частной собственностью дворян по закону, и хотя сам он был сторонником освобождения, нарушить закон император не мог, т. к. считал это несовместимым с достоинством монарха.
Главным инструментом смягчения социальной напряженности при Николае I стала мелочная регламентация отношений между помещиками и крепостными крестьянами. При нем было издано больше указов для защиты крестьян от помещиков, чем при его предшественниках: всего 108 с 1826 по 1855гг. таким образом, на протяжении его царствования выстраивалась система законодательных запретов, призванная показать правительственную заботу о крестьянах и ограничить помещичий произвол. Например, было запрещено отдавать крепостных на заводы и ограничено право помещиков ссылать крестьян в Сибирь. В 1841 г. был принят закон, не разрешавший продавать крестьян поодиночке и без земли. В 1843 г. безземельных дворян лишили права покупать крестьян. В 1842 г. был издан указ «Об обязанных крестьянах», продолживший линию, намеченную указом 1803 г.[15] при этом новый указ сохранил рекомендательный характер. Он разрешал помещикам отпускать крестьян на свободу с предоставлением им земельного надела, но не в собственность, а в пользование. За данный надел крестьяне обязаны были выполнять прежние повинности, т. е. работать на барщине или платить оброк. Правительство также пыталось вмешаться во взаимоотношения помещиков и крестьян. В западных губерниях вводились инвентари, регламентировавшие размеры крестьянских наделов и повинностей, способы возможного наказания крестьян.
Крестьянский вопрос волновал в это время не только правительство, но и общественных деятелей, многих помещиков. К исходу 1830-х гг. русское общество как бы очнулось от долгого затишья, наступившего после 14 декабря 1825 г., и начался удивительный взлет общественной мысли. В сороковые годы XIX в. атмосфера, царившая в обществе, была более живой, более либеральной, хотя общественное оживление было относительным. Основы николаевского строя не изменились; он по-прежнему опирался на военную и чиновную бюрократию, от подданных требовалось слепое и беспрекословное подчинение, исправно работал репрессивный аппарат III Отделения, официальная идеология внушала мысль о величии России и о скорой гибели Запада. Все было как в тридцатые годы XIX в. Но режим приобрел уверенность, которой ему не хватало в последекабристское время, стал чуть беспечен. Вольные разговоры в избранных гостиных становились известны, но не казались опасными. Именно в это время в московских гостиных вспыхнул спор о России, поводом к которому стала публикация «Философического письма» Чаадаева. Года три – четыре спустя в Москве были высказаны новые воззрения на судьбу России, на характер русского исторического развития в его взаимосвязи с западноевропейским. Соответственно своим воззрениям участники московских бесед постепенно соединились в два кружка: западников и славянофилов. Об их спорах сказано немало, но о чем бы эти споры ни велись и какие бы формы они не принимали, в конечном счете, они сводились к обсуждению разных аспектов главного общественного вопроса – вопроса о крепостном праве. Московские споры сыграли исключительную роль в пробуждении общественного внимания к народу, к русской крепостной деревне.
Первые подступы к реформе были сделаны именно в сороковые годы XIX в. В 1841 г. западник А. П. Заблоцкий-Десятовский составил записку «О крепостном состоянии в России», в 1847 г. славянофил А. И. Кошелев опубликовал в «Земледельческой газете» статью, где доказывал (дело в подцензурной печати небывалое) преимущества «охотного», вольного труда перед трудом невольным.
Среди многих помещиков в 1840-х гг., особенно в Тульской, Рязанской, Орловской губерниях, также создается представление, что существующее положение не может дольше существовать и что ликвидация крепостного права, при возможности удержать за собою землю, будет выгоднее самого крепостного права. Это выразилось в тех заявлениях, которые наиболее развитые и умные помещики этих губерний делали правительству в сороковых годах XIX в. Так, в 1844 г. тульские помещики предлагали приступить к освобождению своих крестьян, обязываясь даже дать им по одной десятине земли на душу, но с тем условием, что крестьяне возьмут на себя большую часть долгов помещиков. По этому поводу завязалась переписка, был учрежден комитет, впрочем, не приведший ни к каким практическим результатам. В 1847 г. тульские помещики опять собирались и сделали вторичное заявление; в Туле как раз был тогда сочувствовавший этой идее молодой губернатор Муравьев; но после 1848 г. всякие разговоры об изменении существующего строя должны были прекратиться вследствие реакции, начавшейся в правительственных кругах.
Такое же предложение исходило в 1847 г. от помещиков Рязанской губернии. И даже в нечерноземной Смоленской губернии было аналогичное движение, которое привело к свиданию и переговорам между депутацией смоленских дворян и императором Николаем в конце сороковых годов.
Как мы отметили выше, не остался в стороне от этой проблемы и Кошелев. В 1835 году, после женитьбы на Ольге Федоровне Петровой – Соловово, он купил себе имение в Сапожковском уезде Рязанской губернии. Дела в имении были, по словам Кошелева, в полном беспорядке, поэтому он вышел в отставку и занялся сельским хозяйством. Главное его внимание в это время было сосредоточено на крестьянском вопросе: будучи Сапожковским уездным предводителем дворянства, Кошелев неоднократно вступался за крестьян своего уезда против тех помещиков, которые их притесняли, чем вызвал неудовольствие со стороны местного дворянства, а особенно - со стороны губернского предводителя. Как сам Кошелев отмечал в своих «Записках», именно с этого времени он стал стремиться «к ограничению помещичьей власти и к освобождению крестьян и дворовых людей от крепостной зависимости»[16] . Как мы уже отмечали, осенью 1847 г. Кошелев решил сделать рязанскому дворянству предложение «насчет упорядочения отношений помещиков к их крепостным людям, т.е. сделать первую попытку к прекращению крепостного права на людей.»[17] . Рязанский губернский предводитель дворянства, к которому Кошелев обратился в сентябре, не решился передавать предложение дворянству без разрешения из Петербурга. Министр внутренних дел Л. А. Перовский в ответе на письмо Кошелева сообщил, что «докладывал о моем предложении государю императору и что хотя оно вполне согласно с видами правительства, однако его величество находит неудобным в настоящее время подвергать это дело обсуждению дворянства. К этому министр присовокупил, что если бы я желал подать такой благой пример по моим имениям, то такие мои действия вполне заслужили бы одобрение его величества.»[18] .
В это время Кошелев написал статью, в которой, «не осмеливавшись проводить общую мысль об освобождении крепостных людей»[19] , убеждал помещиков на основании указа от 12 июня 1844 г. освобождать дворовых людей, заключая с ними условия. Эта статья под заглавием «Охота пуще неволи» была отправлена в редакцию «Земледельческой газеты» (редактор А. П. Заблоцкий-Десятковский), где была напечатана под названием «Добрая воля сильнее неволи» и со значительными урезками. Автор уверен, что успеха можно добиться только без принуждения, добровольно. В статье Кошелев развивал мысль о том, что свободный труд производительнее крепостного и что только «одна восточная… лень удерживает нас в освобождении себя от крепостных людей»[20] , мешает помещикам, на основании указа от 12 июня 1844 г., обратить своих дворовых в обязанных крестьян. Анализируя барщинную работу крестьян, Кошелев говорит: «На господина работает он три дня и на себя также три дня. В свои дни он отрабатывает земли больше, справляет все домашние дела и еще имеет много свободного времени. ‹…› Отчего? – Охота пуще неволи»[21] .
В 1849 г. Кошелев вновь обратился к министру внутренних дел с запиской, в которой предлагал: