Курсовая работа: Метафора в поэзии И. Бахтерева
Конкретная метафора часто используется для характеристики непредметного субъекта: «Любовь – пьянящее вино»; «Совесть – когтистый зверь». Обратное явление редко: «Господи, это же не человек, а – дурная погода» (М. Горький). Метафора выполняет характеризующую функцию также в позиции приложения: «глаза-небеса», «случай – Бог-изобретатель».
В соположении далеких понятий иногда видят сущность поэтической метафоры. В образной поэтической речи метафора может вводиться прямо в именную позицию и ее референция остается неэксплицированной (метафоры-загадки): «Били копыта по клавишам мерзлым» (то есть булыжникам) (Маяковским).
Утверждаясь в номинативной функции, метафора утрачивает образность: «горлышко бутылки», «анютины глазки», «ноготки». Номинализация метафорических предложений, при которой метафора переходит в именную позицию, порождает один из видов генитивной метафоры: «зависть – это яд», отсюда – «яд зависти», а также: вино любви, звезды глаз, червь сомнения и т. д.
Ориентация на характеризующую функцию отличает метафору от метонимии (синекдохи), предназначенной прежде всего для выделения предмета речи. В предложениях «Вон та голова – это голова», «Эта шляпа – ужасная шляпа» имена «голова» и «шляпа» получают в субъекте метонимическое (идентифицирующее) прочтение, а в предикате – метафорическое (предикатное). Будучи ориентированы на одну – предикатную позицию, сравнение и метафора находятся между собой в парадигматических отношениях. Метафора и метонимия позиционно распределены. Их отношения являются синтагматическими.
Оба основных типа полнозначных слов – имена предметов и обозначения признаков – способны к метафоризации значения. Чем более дескриптивным (многопризнаковым) и диффузным является значение слова, тем легче оно получает метафорические смыслы. Среди существительных метафоризуются прежде всего имена предметов и естественных родов, а среди признаковых слов – слова, выражающие физические качества и механические действия. Метафоризация значений во многом обусловлена картиной мира носителей яззыка, то есть народной символикой и ходячими представлениями о реалиях (ср. фигуральные значения таких слов, как ворон, ворона, черный, правый, левый, чистый и пр.).
Метафоризация значения может либо проходить в пределах одного семантического типа слов, либо сопровождаться переходом из одного типа в другой.
Метафора не выходит за рамки конкретно-предметной лексики, когда к ней прибегают в поисках имени для некоторого (обычно непоименованного) класса реалий. Метафора в этом случае составляет ресурс номинации. Вторичная для метафоры функция используется как прием образования имен предметов. сЕмантический процесс сводится к замене одного дескриптивного значения другим. Перенос может основываться на сходстве любого признака: формы (журавель колодца), цвета (белок глаза) и пр. Номинативная метафора часто порождает омонимию.
Второй тип метафоры состоит в семантическом сдвиге: переходе предметного значения в категорию признаковых слов (ср. волк хищный, чурбан тупой, бесчувственный). Обозначая свойства, уже имеющие в языке название, образная метафора, с одной стороны, дает языку синонимы, а с другой – обогащает слова фигуральными значениями. Обратный описанному процесс перехода признакового значения в категорию конкретной лексики не характерен для метафоры.
Метафоризация третьего типа протекает в среде признаковых слов и заключается в сопоставлении субъекту метафоры признаков, свойств и действий, характерных для другого класса объектов или относящихся к другому аспекту данного класса. Так, прилагательное «острый», относящееся в прямом смысле к колющим и режущим предметам, получает метафорическое значение в сочетаниях: острое, острый ум, острый конфликт, острая боль, острая обида, острый кризис и др. В этом типе метафоры указан признак вспомогательного субъекта, но нет прямой отсылки к термину сравнения (классу предметов), имплицируемому значением метафоры. Признаковая метафора также может быть выведена из сравнения: «Ветер шумит так, как будто воет зверь» - «Ветер воет, как зверь» - «Ветер воет». Метафора этого типа служит источником полисемии слова.
Существует ряд общих закономерностей метафоризации значения признаковых слов:
1) физический признак предмета переносится на человека и способствует выделению и обозначению психических свойств личности (ср. тупой, резкий, мягкий, широкий и пр.);
2) атрибут предмета преобразуется в атрибут абстрактного понятия (поверхностное суждение, пустые слова, время течет);
3) признак или действие лица относится к предметам, явлениям природы, абстрактным понятиям (принцип антропоморфизма: буря плачет, утомленный день, время бежит и др.);
4) признаки природы и естественных родов переносятся на человека (ср.: ветренная погода и ветренный человек, лиса заметает следы и человек заметает следы).
Процессы метафоризации часто протекают в противоположных направлениях: от человека к природе, от природы к человеку, от неодушевленного к одушевленному и от живого к неживому. Перенос от предметных категорий к абстрактным инвентируется редко. Признаковая метафора является орудием выделения, познания свойств материальных тел и абстрактных категорий, и ее можно назвать когнитивной. Важный результат когнитивной метафоры – создание вторичных предикатов, то есть предикатов, относящихся к нефизическим объектам (следовать, предшествовать, вытекать, выводить, развиваться, яркий, глубокий и др.). Расширяя круг сочетаемости слова, когнитивная метафора часто приводит к созданию очень общих значений.[5]
Естественное для себя место метафора находит в поэтической (в широком смысле) речи, в которой она служит эстетической цели. Метафору роднят с поэтическим дискурсом следующие черты: нераздельность образа и смысла, отказ от принятой таксономии объектов, актуализация далеких и «случайных» связей, диффузность значения, допущение разных интерпретаций, отсутствие мотивации, апелляция к воображению, выбор кратчайшего пути к сущности объекта.
ГЛАВА 2. ОСОБЕННОСТЬ ПОЭТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРЫ
Остановимся более подробно на особенностях поэтической метафоры.
М. И. Стеблин-Каменский считает, что поэтические метафоры подразумевают сходство вообще и притом обыкновенно - вполне конкретное сходство, между тем как, к примеру, "фонологическая метафора" обычно подразумевает лишь "структурное" сходство, т.е. сходство в самом общем и неопределенном смысле: ведь неясно, что такое "структура", неясно, даже, есть ли это нечто, присущее наблюдаемому объекту, или нечто, привносимое в него наблюдателем, и от того, что слово "структура" (подобно некоторым другим словами, излюбленным лингвистами, например, таким, как "моделирование") очень много употреблялось в чисто орнаментальной функции, значение его отнюдь не стало яснее.
В то время как эффект поэтических метафор обычно основывается на их новизне, неожиданности и оригинальности, для "фонологической метафоры" всегда характерна абсолютная шаблонность: в ней всегда фигурируют "оппозиция" или "нейтрализация", или "маркированность", или "дифференциальные признаки" и т.п.
Непременное условие поэтической метафоры - сознание того, что предметная соотнесенность слов сдвинута. Именно сознание того, что сравниваются не тожественные объекты, обусловливает эффект поэтической метафоры. Между тем, когда говорят об "оппозициях", "нейтрализациях", "маркированности" и т. п., имея в виду семантические, синтаксические и прочие не фонологические явления, то такого сознания может, по-видимому, и не быть. Естественно поэтому, что, если расшифровать поэтическую метафору, т.е. заменить слова, употребленные метафорически, словами с прямой предметной соотнесенностью, то обычно описание многое теряет – становится менее ярким, наглядным и т. п.
Как указывает Х. Ортега-и-Гассет, «Метафора живет
сознанием... двойственности. Употребляя слово в несобственном смысле, мы помним, что он - несобственный. ...метафора - это действие ума, с чьей помощью мы постигаем то,
что не под силу понятиям. Посредством близкого и подручного мы можем мысленно коснуться отдаленного и недосягаемого. Метафора удлиняет радиус действия мысли, представляя собой в области логики нечто вроде удочки или ружья. Я не хочу сказать, будто благодаря ей преодолеваются границы мышления.
Она всего лишь обеспечивает практический доступ к тому, что брезжит на пределе достижимого».[6]
Итак, по мнению мыслителя, поэтическая метафора утверждает полное сходство двух конкретных вещей: «Там, где кончается действительное сходство, метафора начинает
излучать красоту. И наоборот: всякая поэтическая метафора обнаруживает действительное тождество. Всмотритесь в любую, и вы наверняка откроете в каждой фактическое, так сказать, научно установленное сходство между абстрактными частями двух предметов».[7]
Сущность поэтической метафоры хорошо передают слова Б. Л. Пастернака:
Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как свет.
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.
Как и в других тропах (метонимия, синекдоха), в поэтической метафоре переносное значение слова не вытесняет основного: ведь в совмещении значений и заключается действенность метафоры. Если же слово в устойчивых сочетаниях с другими словами утрачивает свое исходное, основное значение, «забывает» о нем, оно перестает восприниматься как иносказание; переносное значение становится основным. Такими стертыми (сухими) метафорами изобилует наша повседневная речь: дождь идет, часы стоят, солнце село ход доказательств, голос совести; вырасти в специалиста, собрать мысли и т. д.; они закрепляются как термины в научной речи: воздушная подушка, поток нейтронов, поток сознания, грудная клетка. Есть и так называемые вынужденные метафоры, выступающие в качестве основного названия (номинации) предмета: ножка стула, горлышко бутылки, гусеничный трактор. Все это языковые метафоры , т. е., в сущности, не метафоры.
Выше уже подчеркивалось, что в поэтической метафоре переносное значение слова не вытесняет основного: ведь в совмещении значений и заключается действенность метафоры. Для поэзии Бахтерева это тем более важно, что одно слово, известное словарю или новая «заумь» имеет в его стихах множество смыслов.
Роль поэтической метафоры в творчестве Бахтерева тем более серьезна, что для этого поэта характерно усиление принципа семантической неопределенности слов при контекстуальной полисемии, при которых возрастает число значений (словарных и индивидуальных, контекстуально обусловленных), совмещаемы в одном контексте, что позволяет ему использовать метафористическое сравнение слов, совершенно различных по смыслу.
Известно, что и в художественной речи неизбежно стирание метафор, и последствия этого процесса здесь болезненны в отличие от некоторых «стерильных» функциональных стилей. Когда-то свежие и выразительные, поэтические метафоры от частого повторения превращаются в штампы, побуждая писателей к обновлению поэтического языка. В эпоху господства индивидуальных стилей в литературе (XIX – XX вв.) штампы в речи «автора» (повествователь, лирический герой и др.), в том числе заезженные метафоры, – предмет постоянной головной боли писателей; оригинальность стиля – важнейший критерий оценки произведения в литературной критике. С этой точки зрения творчество Бахтерева, концептуально метафоричное, свежо и «незатерто».
Развитие языка и поэтической нормы в ХХ веке подарило миру стихи, целиком базирующиеся на поэтической метафоре, что раньше воспринималось скорее отрицательно, да и было вообще маловозможно. Некогда М. Ломоносов советовал «метафоры не употреблять чрез меру часто, но токмо в пристойных местах: ибо излишно в речь стесненные переносные слова больше оную затмевают, нежели возвышают». Однако почти любое стихотворение Блока или Пастернака нарушает эту «норму» - не говоря уж о Бахтереве. У Бахтерева вообще целое стихотворение, целая поэма может быть построена на низке поэтических метафор.