Курсовая работа: Музей Булгакова «Нехорошая квартира» и Патриаршие пруды – литературно-исторические памятники Москвы

На следующий день после разговора Михаил Афанасиевич пошел во МХАТ и там его встретили с распростертыми объятиями. Он что-то пробормотал, что подаст заявление...

- Да боже ты мой! Да пожалуйста!.. Да вот хоть на этом... (и тут же схватили какой-то лоскут бумаги, на котором Михаил Афанасиевич написал заявление). И его зачислили ассистентом-режиссером в МХАТ (заявление Булгакова во МХАТ датировано 10 мая 1930 г.). Первое время он совмещал с трамовской службой, но потом отказался там.

Вспоминала и рассказывала рассказ Александра Николаевича Тихонова (редактора серии "ЖЗЛ" А. Н. Тихонова (Сереброва) (1880-1956). Он раз поехал с Горьким (он при нем состоял) к Сталину хлопотать за эрдмановского "Самоубийцу". Сталин сказал Горькому:

- Да что! Я ничего против не имею. Вот Станиславский тут пишет, что пьеса нравится театру. Пожалуйста, пусть ставят, если хотят. Мне лично пьеса не нравится. Эрдман мелко берет, поверхностно берет. Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! (Он рукой показал – и интонационно.) Это мне нравится!».

Л. Е. Белозерская в своих мемуарах "О, мед воспоминаний" (1969) несколько иначе излагает знаменитый разговор С. с Булгаковым: "Однажды, совершенно неожиданно, раздался телефонный звонок. Звонил из Центрального Комитета партии секретарь Сталина Товстуха. К телефону подошла я и позвала Михаила Афанасьевича, а сама занялась домашними делами. Михаил Афанасьевич взял трубку и вскоре так громко и нервно крикнул: "Любаша!", что я опрометью бросилась к телефону (у нас были отводные от аппарата наушники).

На проводе был Сталин. Он говорил глуховатым голосом, с явным грузинским акцентом и себя называл в третьем лице. "Сталин получил, Сталин прочел..." Он предложил Булгакову: «Может быть, вы хотите уехать за границу?..». Но Михаил Афанасьевич предпочел остаться в Союзе".

Вариант разговора, цитируемый Л. Е. Белозерской, близок ко второй версии рассказа Е. С. Булгаковой, приведенной в ее интервью радиостанции "Родина" в 1967г.: "...Сталин сказал: "Мы получили с товарищами ваше письмо, и вы будете иметь по нему благоприятный результат. – Потом, помолчав секунду, добавил: – Что, может быть, Вас правда отпустить за границу, мы Вам очень надоели?"

Это был неожиданный вопрос. Но Михаил Афанасьевич быстро ответил: "Я очень много думал над этим, и я понял, что русский писатель вне родины существовать не может". Сталин сказал: "Я тоже так думаю. Ну что же тогда, поступите в театр?" – "Да, я хотел бы". – "В какой же?" – "В Художественный. Но меня не принимают там". Сталин сказал: "Вы подайте еще раз заявление. Я думаю, что Вас примут". Через полчаса, наверное, раздался звонок из Художественного театра. Михаила Афанасьевича пригласили на работу".

Сталину явно нравились "Дни Турбиных", он неоднократно посещал мхатовский спектакль. Вождю импонировал образ полковника Турбина в блестящем исполнении Николая Павловича Хмелева (1901-1945), образ сильного, не карикатурного врага, признающего перед смертью неизбежность торжества коммунистов и закономерность их победы в гражданской войне.

На просмотре "Страха" присутствовал хозяин (Сталин). "Страх" ему будто бы не понравился, и в разговоре с представителями театра он заметил: "Вот у вас хорошая пьеса "Дни Турбиных" – почему она не идет?" Ему смущенно ответили, что она запрещена. "Вздор, – возразил он, – хорошая пьеса, ее нужно ставить, ставьте". И в десятидневный срок было дано распоряжение восстановить постановку...".

Очевидно, любовь Сталина к "Дням Турбиных" спасла драматурга от репрессий, несмотря на его более чем сомнительную "идеологическую благонадежность". В случае ареста и осуждения невозможно было бы сохранить булгаковскую пьесу в репертуаре главного театра страны, и Сталин это прекрасно понимал. Вероятно, здесь же была и причина того, что Булгакова так и не выпустили за границу. Если бы он стал невозвращенцем, "Дни Турбиных" пришлось бы убрать со сцены уже окончательно.

Тема ареста – сквозная для всего произведения. («…люди начали бесследно исчезать.»). В начале романа о Мастере Бездомный предлагает «отправить Канта в Соловки»; роман Мастера начинается с допроса арестованного Иешуа. Далее рассказывается об «исчезновении» людей в «окаянной квартире», об арестах в домоуправлении, об арестованных «валютчиках», занимающих целые залы; пытаются также арестовать Воланда и его «свиту». Арест в Москве того времени так обычен, что люди всегда готовы к нему, хотя бы на то и не было основательных причин: так. Мастер в ожидании ареста сжигает свою рукопись; застигнутый врасплох Могарыч явился к Воланду в нижнем белье, но с чемоданом, явно приготовленным на случай ареста; увидев печать на комнате Берлиоза, Степа не сомневается в том, что Берлиоза арестовали; не дождавшись Варенухи, посланного в «одно из московских учреждений». Римский не сомневается в том, что его арестовали; услышав, что Азазелло послан к ней «по делу»; Маргарита «догадывается»: «Вы меня хотите арестовать?».

Советское литературное сообщество. В. В. Маяковский и «Мастер и Маргарита»

Многие персонажи романа имеют реальных прототипов среди известных политических и творческих деятелей СССР того периода. Например, прототипом Александра Рюхина послужил поэт Владимир Маяковский (1893 – 1930). С ним Булгаков нередко играл в бильярд. Об этом сохранились воспоминания друга Булгакова, драматурга С. А. Ермолинского (1900 – 1984): "Если в бильярдной находился в это время Маяковский и Булгаков направлялся туда, за ними устремлялись любопытные. Ещё бы – Булгаков и Маяковский! Того гляди разразится скандал.

Играли сосредоточенно и деловито, каждый старался блеснуть ударом. Маяковский, насколько помню, играл лучше.

- От двух бортов в середину, – говорил Булгаков.

Промах.

- Бывает, – сочувствовал Маяковский, похаживая вокруг стола и выбираю удобную позицию. – Разбогатеете окончательно на своих тётях Манях и дядях Ванях, выстроите загородный дом, и огромный собственный бильярд. Непременно навещу и потренирую.

- Благодарствую. Какой уж там дом!

- А почему бы?

- О, Владимир Владимирович, но и вам клопомор не поможет, смею уверить. Загородный дом с собственным бильярдом выстроит на наших с вами костях ваш Присыпкин.

Маяковский выкатил лошадиный глаз и, зажав папиросу в углу рта, мотнул головой:

- Абсолютно согласен.

Независимо от результата игры прощались дружески. И все расходились разочарованные".

Те же бильярдные сражения в "Кружке" – Клубе работников искусств в Старопименовском переулке, только гораздо менее идиллически, описала вторая жена Булгакова, объяснившая, почему Булгаков играл с Маяковским "с таким каменным замкнутым лицом".

Автор пьесы "Клоп" (1928) отнёс Булгакова в "Словарь умерших слов" фантастического коммунистического будущего, призывал к обструкции булгаковских произведений и утверждал в стихотворении "Лицо классового врага. "Буржуй-Нуво" (1928), что нэпманский "буржуй-нуво":

…На ложу

в окно

театральных касс