Курсовая работа: Научно-педагогическая деятельность русских историков-эмигрантов в США

Актуальность проблемы. Национальное самосознание общества в переходные эпохи объективно обуславливает повышенное внимание исторической науки к уникальному опыту сохранения академических традиций нашими соотечественниками в иной этноконфессиональной и социокультурной среде.

Процессы миграции отечественных деятелей науки за рубеж стали реальностью новейшей истории, и одним из факторов глобальной политики(1). Несмотря на то, что российская научная диаспора представляет культурное явление международного масштаба, ни в зарубежной, ни в отечественной исторической науке до настоящего времени не определены в полной мере её количественные и качественные характеристики. Авторы публикаций, касающихся выезда из страны научных кадров, оперируют разнородными и противоречивыми экспертными оценками(2). Статистические данные показывают, что за первую половину XX столетия американскими университетами было привлечено по контракту на преподавательскую работу свыше 80 историков из России(3). Принципиально важно в уходящем тысячелетии подвести итоги в изучении полувекового опыта существования профессионального сообщества русских историков-эмигрантов в США и восполнить безымянную страничку истории отечественной науки. Оценить реальные масштабы явления представляется задачей не только академического плана, но и государственной политики, а потому рассматривали мы её с позиции национальных интересов(4).

Актуальность изучения научно-педагогической деятельности русских историков-эмигрантов диктовалась не столько извечной историей непростых взаимоотношений диаспоры и метрополии, сколько потребностью извлечения из них уроков. Важно иметь ввиду, что исторические диагнозы учёных русско-американского мира совсем не безобидны, поскольку они могут воздействовать на историческую реальность. Замечание вдвойне актуально для отечественной науки последнего десятилетия, которая вынуждена вернуться к проблематике эмигрантских исследований, начиная с идеи православного возрождения и требования покаяния, обращения к проклятым вопросам истории малых наций, субэтносов и проблем российского федерализма до идеи единства и неделимости русской культуры.

В современной публицистике эмигрантов возносят, чуть ли не до национальных героев, хотя ещё вчера большинство из них квалифицировались как фальсификаторы истории. Научный подход позволяет преодолеть клишированные представления и полномасштабно оценить картину рассеяния русских учёных за рубежом. Прага вполне заслуженно считается столицей науки и образования русского зарубежья. Но было бы несправедливо не замечать заокеанский центр русской эмиграции, где к началу 1930х гг. всё больше дирижировали деятельностью пражских коллег русские американцы. В любом начинании исторической науки русского зарубежья можно отыскать американский след, если не американских друзей, то американские деньги(5). В противовес расхожим взглядам на историческую науку русского зарубежья в Европе почитавшейся чуть ли не русским Оксфордом в изгнании, признание американского центра исторической науки русской эмиграции, в качестве самостоятельного и равноправного, так и не состоялось. Обобщение профессионального и академического опыта работы русских профессоров в университетах и колледжах США, является принципиально важным вопросом для отечественного эмигрантоведения, как в плане поиска оптимальных инструментов регулирования двухсторонних академических контактов, так и в плане налаживания более конструктивных отношений с соотечественниками за рубежом(6).

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования являлись процессы становления и развития американского центра исторической науки российской эмиграции в первой половине XX столетия. Изучение его автохтонных признаков позволяет понять специфику профессиональной адаптации русских историков в англосаксонском мире, определить их место и роль в формировании зарубежного россиеведения, выделить основные этапы складывания профессионального сообщества русских историков-эмигрантов в США. В качестве предмета изучения в диссертации выделен научно-педагогический аспект деятельности русских историков в США в первой половине XX века, позволяющий комплексно рассматривать участие эмигрантов как в работе историко-научных объединений русской диаспоры, так и в рамках организационных структур американской науки. Под определением академического опыта работы нами понималось профессиональное творчество историков, как одна из форм практической деятельности и все сопутствующие ей виды: педагогической, археографической, редакционно-издательской, организационно-административной работы.

Хронологические рамки. Определяя хронологические рамки исследования, мы пытались акцентировать внимание на массовых этапах эмиграции русских историков в США. Основное методологическое требование, которым автор руководствовался при уточнении временного периода завершённость эмиграционного процесса. Макроисторический анализ позволяет рассматривать развитие исторической науки российской эмиграции, как институциональной системы, крайние точки, в эволюции которой можно определить моментами эмиграции, адаптации и реэмиграции. Длительность рассматриваемого периода дает возможность не только восстановить хронику и последовательность событий, но и уловить изменения в структуре эмигрантского сообщества профессиональных историков от ценностей первой волны до взглядов третьеволновиков.

В поле нашего внимания попали те, кого традиционно относят к контрактной эмиграции А.В.Бабин, С.М.Волконский, Л.Винер, А.С.Каун, М.М.Ковалевский, Г.З.Патрик, В.Г.Симхович, и др. Из историков первой волны - А.Н.Авинов, П.А.Будберг, А.А.Васильев, Г.В.Вернадский, С.Г.Елисеев, М.М.Карпович, С.А.Корф, Г.В.Ланцев, А.А.Лобанов-Ростовский, А.Г.Мазур, Н.Н.Мартинович, М.И.Ростовцев, В.А.Рязановский, Л.М.Савелов-Савелков, Л.И.Страховский, Н.П.Толль, Д.Н.Федотов-Уайт, М.Т.Флоринский, С.О.Якобсон и др. Много внимания новейшая историческая литература уделяет сюжетам, связанным с развитием американской акции по вызову в США русских беженцев и ученых в 19461950 гг. (так называемых перемещенных лиц Н.С.Арсеньев, А.Д.Билимович, В.В.Вейдле, Г.К.Гинс, Ю.П.Денике, С.А.Зеньковский, Л.Ф.Магеровский, О.А.Маслеников, Н.В.Первушин, С.Г.Пушкарёв, Н.И.Ульянов, М.Г.Шефтель, и др.). За рамками предмета изучения исторической науки остается судьба историков последующих волн эмиграции (В.Н.Бровкин, В.Г.Бортневский, М.Л.Левин, Б.Г.Литвак А.М.Некрич, Ю.Г.Фельштинский, С.Н.Хрущёв, А.Л.Янов и др.)(7). Мы не затрагиваем судьбы историков так называемой третьей и четвертой волны, хотя на творчество некоторых из них ссылаемся.

Цель и задачи исследования. Цель настоящего диссертационного исследования изучить полувековой опыт научно-педагогической деятельности русских историков-эмигрантов в США с момента организации первых историко-научных обществ типа Наука в 1905 г., до интеграции учёных-профессоров и членов русской академической группы в западное университетское сообщество на рубеже 195060-х гг.. Для достижения главной цели диссертационной работы автор ставил промежуточные задачи:

проанализировать фактографический материал свидетельствующий о контрактных отношениях русских историков с университетами США в первой половине XX столетия;

систематизировать историографические подходы изучения профессиональной и академической деятельности историков русско-американского мира в отечественной и зарубежной литературе;

выявить основные этапы развития исторической науки российской эмиграции в США; конкретизировать роль русских историков-эмигрантов в становлении англо-американской россиеведческой традиции в начале XX столетия;

определить внутреннюю логику процесса складывания профессионального сообщества русских историков-эмигрантов в США и императивы развития американского центра исторической науки российской эмиграции.

Обозначенные задачи носят принципиальный характер, поскольку речь идет не только о восстановлении американского следа исторической науки российской эмиграции, но и о справедливой оценке её влияния на развитие российско-американских отношений.

Источниковая база. Диссертационное исследование основано на изучении опубликованных источников и архивных документов, извлечённых из личных фондов эмигрантов и эмигрантских организаций, хранящихся в архивах и рукописных отделах библиотек России и США. При написании диссертации автор использовал данные более 490 архивных дел из 52 фондов центральных хранилищ Москвы, Санкт-Петербурга и Нью-Йорка, материалы 70 документальных сборников, 465 научных монографий и около 80 отдельных научных статей и докладов на английском языке.

Русскими коллекциями эмигрантского происхождения в Америке располагают свыше 40 учреждений. Наиболее важные из них сосредоточены в Гуверском и Бахметевском архивах. Для некоторых коллекций и групп документов русского происхождения в Гуверском институте войны, революции и мира изданы подробные описания на уровне отдельных дел. Собрание Б.И.Николаевского, издано как оттиск из Библиотечной исследовательской информационной сети (RLIN) и доступно в виде микрофильмов(8). В Гуверском архиве хранятся депозиты журнала Russian Review, личные фонды П.Н.Милюкова, В.А.Маклакова, Н.В.Вольского, Д.С.Мореншильда, Д.Буняна, С.Л.Войцеховского, Д.Чавчавадзе. Материалы Гувера позволяют конкретизировать историю складывания профессионального сообщества русских историков-эмигрантов в США, определить отношение к ним со стороны американских славистов.

Эмигрантскими материалами, свидетельствующими о формировании в начале XX века в Нью-Йорке русской научной диаспоры, располагает Бахметевский архив(9). В разное время на ответственное хранение в архив Колумбийского университета были переданы личные коллекции В.Г.Симховича, С.А.Корфа, Д.Н.Федотова-Уайта, М.Т.Флоринского, И.Н.Шумилина, К.Ф.Штеппы, А.Ц.Ермолинского, Н.П.Вакара. Среди документов: данные академических биографий, черновики лекций, учебные и рабочие тетради, неопубликованные рукописи, мемуары, переписка. Достаточно информативны материалы архива посла временного правительства в США Б.А.Бахметева. Они свидетельствуют о взаимоотношениях Б.А.Бахметева с лидерами исторической науки российской эмиграции. Документы, сохранившиеся в фонде Г.В.Вернадского, имеют отношение к его профессиональной деятельности (рукописи трудов и лекций)(10). Данная коллекция подробно и детально изучалась Г.М.Бонгардом-Левиным, И.В.Тункиной и В.Н.Козляковым(11). Материалы фондов М.М.Карповича, М.А.Алданова, Б.И.Николаевского свидетельствуют о том, что в послевоенное время эмигранты активно поддерживали проект описания архивной россики, старинных восточнославянских рукописей и книг, находящихся в фондах ведущих библиотек США.

О взаимоотношениях русских историков-эмигрантов с американскими коллегами можно судить по материалам, хранящимся в университетских библиотеках. В архиве университета Иллинойс (University archive, University Library, University Illinois at UrbanaChampaign) обращают на себя внимания документы одного из основоположников советологии Ф.А.Мозли. В библиотеке Чикагского университета (Chicago Historical Society Library, Department of special Collections, University of Chicago Library) среди материалов исторического общества находятся бумаги С.Харпера, хорошо знавшего русских профессоров в Чикаго и в Нью-Йорке. В Хоутонской библиотеке Гарварда помимо личных фондов М.М.Карповича, Н.П.Вакара и Г.В.Флоровского хранятся административные документы Русского исследовательского центра(12). Библиотека Висконсинского университета располагает эпистолярным собранием М.И.Ростовцева и А.А.Васильева(13). КрупныецентрыпоизучениюисториииммиграциирасполагаютсявуниверситетеМиннесоты (Immigration History Research Center, University of Minnesota), Мичиганскомуниверситете (Center for Russian and East European studies, Lane Hall, University of Michigan, Ann Arbor, Michigan, Directory of recent Soviet Émigrés) иКалифорнийском (Bancroft Library, University of California, Berkeley, Oral History Collection, CaliforniaRussianÉmigré series). В Йеле, в архивных бумагах университетского назначения имеются официальные документы о научно-педагогической деятельности М.И.Ростовцева, Г.В.Вернадского, С.Г.Пушкарева, Н.И.Ульянова. Самостоятельными центрами хранения специфических материалов свидетельствующих об организации научной жизни и быта русских учёных в США являются архивы и музеи диаспоры. К их числу можно отнести архивы эмигрантских общественных организаций и фондов; архивы русской православной церкви; архивы и коллекции частных лиц, всего более 120 крупных и мелких коллекций(14). Значительное место в них занимают личные фонды, частные коллекции, мемуары и периодика. Особый интерес представляют документы, образовавшиеся в результате деятельности Русско-американского исторического общества, Историко-родословного общества, общества Наука, Просвещение, Знамение, Самообразование, Общества русских горожан, Русского клуба в Нью-Йорке, Общества друзей русской культуры, музея общества Родина, музея русской культуры в Сан-Франциско, Толстовского фонда и др. Во многих историко-научных учреждениях диаспоры действовали самостоятельные комитеты по изучению русского исторического наследия. Высокие технологии сделали доступными многие архивные описи в компьютерном виде, что значительно упростило работу с зарубежными источниками(15). При изучении темы привлекались материалы более 10 архивохранилищ Российской Федерации. На рубеже 1990-х гг. архивные службы страны стали целенаправленно проводить работу по выявлению и собиранию материалов русского зарубежья. Большинство источников, касающихся профессиональных судеб учёных русско-американского мира, сосредоточено в Государственном архиве Российской Федерации. В первую очередь это личные фонды П.А.Остроухова, Г.В.Вернадского, С.Г.Пушкарева, Н.Н.Головина, Д.Н.Вергуна, П.Н.Милюкова(16), а так же фонды организаций: Русско-американской национальной лиги; коллекции М.Мухина о помощи Американской методистской миссии в Чехословакии русским студентам эмигрантам и др.(17). В Государственной библиотеке общественно-политической литературы в Москве, ИНИОН и ГПИБ автором было просмотрено более 40 коллекций русских газет и журналов, печатавшихся в США в первой половине ХХ в.. Большинство новых поступлений эмигрантских материалов в ГАРФ связано с возвращением личных архивов представителей второй волны, так называемых перемещённых лиц. Об обстоятельствах въезда русских эмигрантов в 1940-50-е гг. в США и атмосфере тех лет свидетельствуют документы, хранящиеся в личном фонде К.Ф.Штеппы(18). Ценными источниками по истории эмигрантской исторической науки располагает Архив Российской Академии наук. В нём содержатся личные фонды М.М.Ковалевского, А.В.Флоровского и В.И.Вернадского, включая письма Г.В.Вернадского к отцу(19). В начале 1990-х гг. к основным архивным фондам, свидетельствующим о профессиональной и академической деятельности русских историков в эмиграции, добавились специализированные собрания отделов русского зарубежья во ВГБИЛ (фонды Н.М.Зёрнова), ИНИОН (фонды С.Н.Прокоповича), БАН (коллекция Л.Зандера) РГБ, РНБ и др. В Государственной публичной исторической библиотеке на базе коллекции Я.М.Лисового был сформирован отдел-фонд русского зарубежья(20). В Архиве русского зарубежья Дома-музея Марины Цветаевой хранятся личные фонды М.А.Алданова, П.Н.Милюкова, Г.В.Адамовича. Они интересны материалами, характеризующими поведение и быт русской эмиграции во время Второй мировой войны.

В распоряжении историков, со слов М.И.Раева, нет такого документального фильма, который бы зафиксировал трудности, радости и достижения зарубежной России 192040-х гг.. Почувствовать атмосферу эпохи помогают источники мемуарного и эпистолярного жанра. В защиту себя и своих дел (Pro domo sua) публиковались воспоминания С.М.Волконского, М.М.Ковалевского, В.А.Маклакова, П.Н.Милюкова, А.А.Кизеветтера Г.В.Вернадского, С.Г.Пушкарева, В.В.Зеньковского, М.Вишняка, П.А.Сорокина, Н.С.Арсеньева и др. Под руководством Т.Эммонса (Стэнфордский университет) в настоящий момент ведется работа по созданию сводного каталога мемуаров русской эмиграции. Уместно говорить о ценности для потомков воспоминаний американских коллег и учеников русских историков. Среди бывших студентов, воздавших должное учителям, следует упомянуть публикации Р.Пайпса, М.Малиа, М.И.Раева, Н.В.Рязановского, Ф.Каземзаде и др. Наиболее яркие фрагменты эпистолярного наследия М.И.Ростовцева, А.А.Васильева, М.М.Карповича, Г.В.Вернадского стали достоянием целой серии публикаций(21). Нами востребовались письма М.М.Карповича, Г.В.Вернадского, Д.Н.Федотова-Уайта, М.Т.Флоринского, Б.И.Николаевского, Е.Ф.Максимовича, С.Г.Пушкарева, Н.А.Троицкого, Н.У.Ульянова, К.Ф.Штеппы, Н.П.Вакара и др. Анализ их содержания позволяет уточнить положение и быт русских беженцев в годы Второй мировой войны. Наличие разнообразных архивных документов позволяет рассматривать опыт научно-педагогической, археографической и редакционно-издательской работы русских учёных в США как наиболее значимый в культуре диаспоры и, вместе с тем, так и оставшийся без особого внимания исследователей.

Историография проблемы. Историографическую основу изучения профессиональных судеб учёных русско-американского мира заложили в начале 1920-х гг. представители русского зарубежья в Европе. Русским европейцам по праву принадлежит заслуга в том, что они не замкнулись, не изолировались от иных эмигрантских центров, а в тяжелейших условиях занялись упорядочиванием и регистрацией научных плодов деятельности коллег по профессиональному цеху за океаном. Одним из первых, кто подал пример начинанию, был, по общему мнению, профессор А.А.Кизеветтер(22). Его труды в данном направлении в большей мере носили библиографическую направленность. Обозначенная, пусть даже в самом общем виде, традиция историографической рефлексии, впоследствии была продолжена в 19301940 гг. стараниями А.В.Флоровского, И.И.Гапановича, Г.В.Вернадского, Т.С.Варшер(23). Работы вышеперечисленных авторов убеждают нас в том, что русское зарубежье в Европе воспринимало коллег по эмигрантскому историческому цеху на американском континенте, как старших и наиболее ярких представителей русской дореволюционной исторической науки. Её традиции были продолжены в послевоенной Америке Л.Ф.Магеровским, Г.В.Флоровским, С.Г.Пушкаревым, А.Долгошевым, Н. А. Троицким, М.И.Раевым, С.А.Зеньковским, Н.А.Жернаковой и др. Современные оценки творчества историков русско-американского мира во многом базируются на информационно-архивном поле русских европейцев.

В США профессиональные судьбы русских историков-эмигрантов чаще всего изучаются в контексте общей истории развития американской славистики. Американцы признают эклектичную природу своих славистических знаний, как и тот факт, что преподавание славистических дисциплин являлось русской профессией в Америке(24). В США по-разному оценивают тот факт, что эмигранты составляют значительную часть профессионалов, занимающихся русской историей. Одни, как, например, К.Мэннинг, приветствуют это пополнение и настаивают на том, чтобы оно было активно использовано американской славистикой. Другие считают, что эмигрант не может быть хорошим историком по истории своей страны. Человек, который эмигрировал по политическим убеждениям или в силу происхождения, не является достаточно объективным, чтобы читать курс истории своей страны. Классик американской советологии У.Чемберлин полагал, что эмиграция не в состоянии объективно нализировать процессы развития в Советской России. Р.Вильямс, вообще, готов был отрицать специфику этой историографии, видя в ней часть потока русской дореволюционной эмиграции, уходящей корнями в XIX век.

В годы, так называемого этнического ренессанса было проведено несколько конференций по истории русской диаспоры, посвященных изучению влияния русских эмигрантов на американскую культуру. На них подчеркивалось, что роль русских историков изучена мало, хотя вклад ученых выходцев из России как абсолютно, так и пропорционально другим эмигрантам весьма значителен. 15 эмигрантов из России были выбраны в Национальную Академию наук, что превышало всё число избранных из других этнических групп. Благодаря трудам А.Фергюсона, Ч.Гальперина, М.Раева, Э.Казинца, В.Залевски, Д.Рэйли, А.Дюби, А.Рибер, Э.Скаруфи была предпринята попытка, вписать достижения исторической науки российской эмиграции в США в контекст американской национальной памяти(25).

В советской историографии первые отзывы на труды историков русского зарубежья появились в 1930-е гг.. Они были не столько историческими исследованиями, сколько публицистическими откликами на злободневные вопросы идеологической борьбы. В межвоенный период эмигрантская проблематика была вычеркнута из сферы интересов советской исторической науки как не имеющая реального содержания. Позже, многие отечественные специалисты в своих трудах давали отчетливо понять, что эмиграцию, как явление, можно не замечать или даже игнорировать, но она периодически напоминает о себе. М.В.Нечкина на XII Конгрессе исторических наук по адресу русских историков-эмигрантов заметила, что в идеологических битвах историков, могут быть убитые, но они часто воскресают. В целом же, в литературе преобладала точка зрения на то, что историческая память эмиграции не представляла никакой серьезной альтернативы советским общественным наукам. Будущим исследователям вопроса предстояло либо опровергнуть, либо исчерпывающе документализировать подобную точку зрения, но уже в 195060-е гг. стало ясно, что творчество историков русско-американского мира не возможно вычеркнуть из истории самой исторической науки.

В 1960-е гг. заметно активизировались контакты советских ученых с зарубежными славистами, этнографами, лингвистами, фольклористами. Участвуя в работе международных симпозиумов В.Т.Пашуто познакомился с А.В.Флоровским и П.А.Остроуховым. В 1969 г. он писал С.Н.Валку: ...Теперь хочу сделать книгу об истории русской зарубежной (эмигрантской) историографии за 19171945 гг. Там наряду с нечестью было немало честных и хороших учёных, которым пора дать место в отечественной историографии. С 21 по 29 августа 1975 г. В.Т.Пашуто находился в качестве делегата на XIV Международном Конгрессе исторических наук в США. С этого момента в его личном архиве появились первые материалы по учёным русско-американского мира. Работы В.Т.Пашуто, В.В.Комина, Г.Ф.Барихновского, Л.К.Шкаренкова характеризуют стремление советской литературы пересмотреть однозначные и категоричные оценки неприятия эмигрантской проблематики. Если в предыдущие десятилетия история эмигрантской исторической науки рассматривалась советской историографией крайне мало, то для рубежа 198090-х гг. можно говорить об определенных подвижках в изучении темы, в равной мере, как и складывании интереса к ней в обществе. Творческое наследие историков-эмигрантов оказалось современным и соответствующим духу времени. Перечислим темы, которыми занимались русские эмигранты в США: идея общечеловеческих ценностей (М.М.Карпович); возрождение православной традиции (Г.В.Флоровский и Г.П.Федотов); единство и неделимость русской культуры (П. и Г.Струве); история малых наций и проблема российского федерализма (С.А.Корф); Происхождение украинского сепаратизма (Н.И.Ульянов); пушкиниана и казакиада (С.Г.Пушкарев) как эталоны национальной гордости; проблемы экономической модернизации (М.Т.Флоринский); евразийская интерпретация отечественной истории (Г.В.Вернадский) и т.д.

В новейшей отечественной историографии контрактный опыт работы русских историков-эмигрантов в США остается малоизученным. Последние работы, посвящённые достижениям исторической науки русского зарубежья, традиционно построены на анализе европейских материалов. Книги М.Г.Вандалковской, Ю.Н.Емельянова, С.А.Александрова познакомили читателя с её лидерами в Париже, Праге, Белграде. До сих пор в литературе никто не подчеркнул мимолетность Пражского феномена и поразительную устойчивость российской научной диаспоры в США. Если Прагу 1920-30-х гг. в историографии называют Русским Оксфордом, то любой из американских университетов в Бостоне, Нью-Хейвене, Нью-Йорке, Беркли можно заслуженно и по праву именовать Русским Кембриджем.

Изучение научно-педагогической деятельности русских историков-эмигрантов в США постепенно становится проблемным полем новейшей историографии. Уточняется роль отдельных личностей в развитии американского центра исторической науки российской эмиграции. Складывается своя библиография по изучению творческого наследия М.И.Ростовцева, А.А.Васильева, Г.В.Вернадского, М.М.Карповича, Н.И.Ульянова и др.. Подобного рода материалы позволяют сегодня реконструировать общеисторическую картину профессиональной деятельности русских историков-эмигрантов в университетах США на макроисторическом уровне. В меньшей мере исследовательским интересом и поиском затронуты профессиональные судьбы тех, кто находился на более низких преподавательских должностях, но своей повседневной деятельностью согревал очаг русской культуры за рубежом. Остаются малоизученными персоналии таких историков как А.Н.Авинов, В.И.Алексеев, А.В.Бабин, Д.Бунян, А.Д.Билимович, Г.О.Биншток, Э.И.Бикерман, П.А.Будберг, Д.Н.Вергун, М.З.Винокуров, С.Г.Войцеховский, Н.П.Вакар, А.А.Даллин, А.А.Гольденвейзер, И.М.Гольдштейн, Д.А.Джапаридзе, Л.Л.Домгерр, С.А.Зеньковский, С.Г.Елисеев, А.А.Кайранский, А.Д.Калмыков, Г.В.Ланцев, Г.Ланц, А.А.Лобанов-Ростовский, А.Г.Мазур, Л.Ф.Магеровский, А.А.Малозёмов, Н.Н.Мартинович, О.А.Маслеников, Д.С. фон Мореншильд, В.В.Мияковский, Н.В.Первушин, В.П.Петров, Р.Н.Родионов, Н.В.Рязановский, Л.И.Страховский, М.Т.Флоринский, А.Л.Фовицкий, К.Ф.Штеппа, Д.Н.Федотова-Уайт, Ю.Л.Фишер, И.Н.Шумилин, А.П.Щербатов, С.О.Якобсон и др. Перечень попавших в фокус исторического внимания персоналий не является исчерпывающим. Мы надеемся, что будущему поколению исследователей представится возможность расширить круг биографических данных по материалам и документам, хранящимся в архивах США. Первые начинания в этом направлении можно отнести на счёт В.Т.Пашуто, Н.Эйдельмана, Г.М.Бонгарда-Левина, В.Н.Козлякова и др.

Анализ источников и историографической ситуации со всей очевидностью свидетельствует о разрыве, сложившемся в практике исторических исследований вопроса между накопленным архивным материалом в 192060-е гг. и степенью его обобщенности в исторической литературе 196090-х гг.. Собранные к настоящему времени документы позволяют не только ввести в научный оборот новые архивные данные из истории становления профессионального сообщества русских историков-эмигрантов, но и переосмыслить в целом процесс складывания американского центра исторической науки российской эмиграции, дополнив уже существующую историографию вопроса.

Методологическая основа диссертационного исследования. При изучении научно-педагогической деятельности русских историков-эмигрантов нам приходилось пользоваться всей системой общепризнанных методик, позволяющих анализировать разнообразие эмпирических данных. Внимание автора привлекали не персоналии историков-эмигрантов, ценные сами по себе на микроуровне, а изучение процессов и понимание механизмов адаптации русских эмигрантов в иной этнокультурной среде. На историческом материале первой и второй волны мы пытались исследовать природу эмигрантских циклов в системном плане. Нам представлялось важным осмыслить не столько уникальность самого феномена, как его универсализм. В диссертации профессиональное сообщество историков-эмигрантов рассматривается в качестве социального института. Институциональный метод фокусировал наше внимание на анализе организационных структур исторической науки российской эмиграции: многочисленных историко-научных объединениях, архивах и редакциях, русских академических группах и народных университетов в США, где велась и осуществлялась эмигрантами научно-педагогическая работа. Для получения точных и взаимопроверенных результатов исследования в диссертации использовался сравнительно-исторический (компаративный) метод, который позволил синхронизировать важнейшие события в истории развития европейского и американского центра исторической науки российской эмиграции; при анализе биографических данных русских историков-эмигрантов применялся количественный (клиометрический) метод. Критико-диалектический подход ориентировал нас на выяснение противоречий в развитии российской научной диаспоры, как между представителями различных эмигрантских волн, так и местной средой американских университетов. Выстраивая общую концепцию изложения, автор исходил из принципа историзма, позволяющего анализировать феномен российской научной диаспоры в последовательном временном развитии и взаимосвязи с общим контекстом развития российско-американских славистических контактов.

Научная новизна диссертации. Информативная и познавательная ценность работы состоит в том, что она позволяет восстановить в российской исторической науке имена незаслуженно забытых судеб историков первой и второй волны эмиграции; определить их место и роль в развитии западных наук и представлений о России; вписать творческие судьбы последних в контекст национальной памяти российской научной диаспоры.

Научная новизна диссертации определяется тем, что она представляет собой исследование обобщающего порядка, основанное на комплексном анализе контрактного опыта работы русских историков-эмигрантов, восполняя пробелы в изучении истории складывания на рубеже середины XX века американского центра исторической науки российской эмиграции. Привлечённый в диссертации материал и выводы позволяют перейти к системному изучению последующих волн, пользуясь исторической ретроспективой наметить логику анализа и ориентиры для прогнозов дальнейшей эволюции российской научной диаспоры в США.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--