Курсовая работа: Осада Севастополя в воспоминаниях очевидцев

Начарт армии полковник Н. К. Рыжи и его начштаба майор Н. А. Васильев тщательно продумали, как распределить наличные огневые средства по фронту обороны. Предусматривался и широкий маневр огнем. Задача ставилась такая: иметь возможность в случае надобности сосредоточить на любом участке фронта огонь по крайней мере половины всех находящихся на плацдарме батарей. Это могла обеспечить лишь централизованная система управления всеми видами артиллерии в масштабе оборонительного района. Она существовала у нас в Одессе, и этот опыт сразу же был применен в Севастополе.

Артиллерия была не только главной, но почти единственной ударной силой, способной в любой момент поддержать нашу пехоту. Танки существовали скорее символически: на 10 ноября армия имела девять вывезенных из Одессы старых Т-26, восстановленных после тяжелых повреждений, и еще один танк, прибывший с 172-й дивизией, — все, что осталось от приданного ей танкового полка, геройски сражавшегося у Перекопа.

Что касается авиации, то держать под Севастополем сколько-нибудь значительные воздушные силы было негде. Ближайшие хорошо оборудованные аэродромы, где могли базироваться любые самолеты, были потеряны. Оставались две посадочные площадки — на мысе Херсонес и Куликовом поле, предназначавшиеся раньше в основном для самолетов связи. На них с трудом разместились 40 истребителей и 10 штурмовиков из состава ВВС флота. Еще 30 легких лодочных самолетов МБР-2 (морские ближние разведчики) базировались в Северной бухте. Бомбардировщики могли помогать севастопольцам лишь вылетами с Большой земли.

Вечером 9 ноября коменданты секторов докладывали о вступлении в командование подчиненными им частями и о первых организационных мероприятиях по выполнению приказа.

Н. И. КРЫЛОВ, дважды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза, бывший начальник штаба Приморской армии

Как известно гитлеровцы за время осады города много раз пытались захватить его и вот рассказ Октябрьского Ф.С. об одной из атак 17.12.1941г.

ОКТЯБРЬСКИЙ (Иванов) Филипп Сергеевич (1899-1969), адмирал (1944), Герой Советского Союза (1958). Командующий Черноморским флотом (1939-1943 и 1944-48), один из руководителей обороны Одессы и Севастополя. В 1943-44 командовал Амурской военной флотилией. В 1948-53 1-й заместитель главнокомандующего ВМС.

Второе большое наступление фашистов на Севастополь, начатое 17 декабря 1941 года, для нас оказалось внезапным. Мой заместитель в Севастополе контр-адмирал Г. В. Жуков и член Военного совета контр-адмирал Н. М. Кулаков 19 декабря дали телеграмму И. В. Сталину, в которой доложили, что Севастополь находится под угрозой падения, нужна немедленная помощь. Противник занял станцию Мекензиевы Горы и находился на подступах к Северной бухте.

Решение Ставки по данному докладу тотчас поступило в Новороссийск. В этом решении мне предлагалось немедленно отбыть в Севастополь и возглавить оборону. Для усиления сухопутных сил СОР Военному совету Закавказского фронта приказывалось: 79-ю бригаду морской пехоты направить в Севастополь, передать нам 345-ю стрелковую дивизию, подать для СОР 10 маршевых рот, оружие и боезапас.

Было отдано приказание немедленно готовить к походу корабли, оказавшиеся в то время в Новороссийске, которые могли принять участие в. этой ответственной операции по прорыву в Севастополь.

20 декабря в 15 часов 45 минут поступил доклад начальника походного штаба, что погрузка 79-й бригады закончена, отряд кораблей в составе пяти вымпелов: крейсеров «Красный Кавказ», «Красный Крым», лидера «Харьков» и эсминцев «Бодрый» и «Незаможник», к походу готов. В 16.00 отряд под флагом командующего вышел из Новороссийска, взяв курс на Севастополь.

По плану мы должны были ворваться на Северный рейд Севастополя до рассвета 21 декабря 1941 года. В противном случае немецкое командование предприняло бы все меры, чтобы не допустить корабли до гавани, утопить их на подходе к базе. Противник имел для этого все возможности. Гитлеровцы полностью господствовали в воздухе, располагали мощной артиллерией, установленной в районах Мамашай, Бельбек, Мекензиевы горы, откуда почти в упор могли бить по нашему основному фарватеру, которым должны были следовать корабли.

И тут свалилось несчастье на нашу голову, а может, наоборот, счастье? Подойдя утром 21 декабря к минным полям главной базы, мы оказались в густом тумане. Он не давал нам возможности найти подходную точку, чтобы войти в фарватер. Возникла явная опасность оказаться на своем минном поле. Что делать?

Расчеты показывали, что туман нас задержит и скрытно нам не пробиться к Севастополю. Или прорываться днем, или уходить к турецким берегам проболтаться там сутки, а 22 декабря утром снова прорываться в главную базу! Но мало ли что может произойти за эти сутки в судьбе Севастополя! А вдруг враг сумеет выйти к Северной бухте? Тогда он захватит всю Северную сторону. Если так, то мы, безусловно, не сможем войти на Северный рейд. Корабли попадут под огонь прямой наводки мощной артиллерии противника.

Какое же принять решение? Обстановка сложная. Надо идти на риск. Риск, основанный на точном расчете, что враг не поверит, что отряд кораблей, да еще с войсками и грузами, вдруг появится днем, открыто в Севастополе.

Прорвавшись в базу, мы будем прикрыты зенитным огнем ПВО СОР, огнем нашей мощной артиллерии береговой обороны, истребительной авиацией, хотя и небольшой, но героической. Наконец, дымзавесы, своя корабельная артиллерия. И главное, мы сможем сразу же, с ходу бросить в контратаку морских пехотинцев 79-й бригады, поддержав ее огнем корабельной артиллерии.

Итак, решение принято. Как только туман немного рассеялся, я отдал приказание лидеру «Харьков» стать головным и следовать в Севастополь. Все корабли легли в кильватер. Они благополучно прошли опасный минный район и, выйдя на береговой фарватер в районе Балаклавы — мыс Фиолент, легли курсом на Херсонесский маяк, не обнаруженные противником.

Но вот туман начал исчезать. День. Обогнув Херсонесский маяк, ложимся на Инкерманский створ. И... видим первые всплески от артснарядов. Мы обнаружены. Наступил решающий, опасный час, когда должна решиться судьба всей операции, судьба нашего отряда.

Развернулась борьба за жизнь всего отряда кораблей. Командование охраны водного района (Г. В. Фадеев), береговой обороны (П. А. Моргунов), ПВО (Н. К. Тарасов), ВВС (Н. А. Остряков) все сделало, чтобы обеспечить наш прорыв. Артиллерийскому удару по кораблям и действиям авиации противника были противопоставлены отсекающие дымзавесы, мощные контрбатарейные артудары нашей тяжелой артиллерии береговой обороны, поднята в воздух вся авиация, имевшаяся в Севастополе. Скорость движения кораблей увеличивалась, накал обстановки нарастал.

Гитлеровцы не ожидали такого дерзкого шага с нашей стороны. Их стрельба была беспорядочной, неорганизованной. Они не успели подготовить и поднять всю свою авиацию для уничтожения идущих кораблей. Готовых к немедленному вылету самолетов было, видимо, мало. Действовали отдельные группы. Количество вражеских машин в воздухе начало увеличиваться, когда мы уже были под прикрытием базовой зенитной артиллерии и истребительной авиации.

Мы в Севастополе! Но на этом последнем решающем курсе, на Инкерманском створе, пришлось пережить тяжелые минуты.

Стоя на ходовом мостике крейсера «Красный Кавказ», откуда я командовал прорывом, мы наблюдали всю картину боя, всю обстановку. События менялись, как кадры на киноленте. Неоднократно повторялись моменты, когда идущие в кильватере корабли оказывались в центре разрывов авиабомб, артснарядов. Фонтаны воды образовывали огромные «свечи», десятками стоявшие в воздухе.

Не раз у меня сжималось сердце при виде кораблей, идущих в этом каскаде взрывов. Особенно доставалось концевому эсминцу «Незаможник». Вот перед глазами взметнулись огромные столбы воды, совсем рядом У борта эсминца. Его не видно, наверное, корабль погиб, а с ним и все, что на его борту... Но проходит какой-то момент, и «Незаможник» вновь перед глазами, и вновь на гребне взрывной волны. Идет, идет! Жив! Так повторялось несколько раз.

Так прорывался отряд. Нас атаковывали, а мы отбивались, пока не проскочили Константиновский равелин. Шум, грохот, свист стояли страшнейшие.

Особенно запомнился эпизод, который произошел на траверзе Карантинной бухты. Он навсегда остался в моей памяти. Крейсер «Красный Кавказ» оказался на волоске от гибели. Все как-то промелькнуло в несколько секунд, отозвалось ударом, фонтанами воды...

Что же произошло? Откуда-то из-за дыма и облаков в образовавшийся просвет-окно вынырнула группа немецких бомбардировщиков. Летчики не увидели сверху в дыму корабли, но заметили мачты (так часто бывает при дымзавесах) и на предельно малой высоте, вмиг оказавшись над судами, сбросили бомбовый груз. Я увидел, как на высоте не более 20—30 метров от воды появились четыре черных продолговатых предмета. Что это? Откуда они появились? Это не сразу дошло до моего сознания. И только когда крейсер вздрогнул, как бы подпрыгнул, а по его корпусу кто-то словно ударил, и по правому и по левому борту взметнулись водяные столбы-свечи, только тогда я понял, что это была серия тяжелых авиабомб, сброшенных с самолета.

Две врезались в воду на траверзе правого борта крейсера в 15—20 метрах, другие две перелетели через корабль и упали в воду на таком же примерно расстоянии от левого борта корабля, но ближе к корме. Крейсер проскочил в вилке серии тяжелых авиабомб.

Войдя в гавань и ошвартовавшись к Сухарной балке, мы высадили 79-ю бригаду морской пехоты. Она контратаковала противника при поддержке корабельной артиллерии.

Положение стало резко меняться в лучшую сторону. На главном направлении, где противник имел большой успех, ему нанесли такой контрудар, что во многих местах он был отброшен на исходные позиции. Угроза, нависшая над Севастополем, была снята.