Курсовая работа: Пародическое цитирование в «Безумном волке» Н. Заболоцкого
Имею частые с природой разговоры.
Мой ум возвысился и шея зажила.
А дни бегут. Уже седеет шкура,
Спинной хребет трещит по временам.
Крепись, старик. Еще одно усилье,
И ты по воздуху, как пташка, полетишь.
Прецедентным текстом является монолог Пимена из сцены «Ночь. Келья в Чудовом монастыре». Заболоцкий воспроизводит ритмику и белый стих «Бориса Годунова». Кроме того, он использует знаковую цитату:
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил <…>
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходит до меня,
А прочее погибло невозвратно...
На тематическом уровне Заболоцкий, во-первых, воспроизводит рефлективные слова героя о жизненном предназначении. Во-вторых, важно пристальное внимание Пимена/Волка к внешнему миру. Этот мир дан в опыте дискретными фрагментами, но он воссоздается как целое благодаря творческому усилию персонажа (для Пимена это искомое целое — историческая реальность, для Волка — природная).
Как выглядит Безумный на фоне Пимена? Деятельность монаха-летописца понятна, формы ее общепризнанны, цель его ясна и достижима. Безумный, напротив, находится в беспорядочных поисках форм и методов. Он в самом деле «открыл множество законов» и преуспел в некоторых опытах («из растенья воспитал собачку») и наблюдениях («Береза сообщает мне свои переживанья, / Учит управлению веток…»). Однако для окружающих он деятель непунятый («Звери вкруг меня / Ругаются, препятствуют занятьям…») и для самого себя зачастую — маг-неудачник, комичный («Однажды шерсть нечаянно поджег — / Весь зад сгорел, а я живой остался»), нередко в поисках гуманности получающий обратный результат («Из одной березы / Задумал сделать я верблюда … / Головка выросла, а туловища нет»; «При опытах тонул четыре раза...» и проч.).
На фоне несуетного, спокойного, целеустремленного труда Пимена Безумный — несмотря на всю свою одержимость или благодаря ее избытку — выглядит разбросанным, бестолковым, неуспешливым — по-клоунски комичным. В самом деле, он «смешон / Для друзей и юных жен». Так пародическое использование «Годунова» комически окрашивает героя-протагониста с его торопливо-конструктивистским пафосом преобразования природы и жаждой вселенской справедливости. При этом с иронией показано мироощущение самого автора, который сочувствует устремлениям Безумного.
Третья часть поэмы, «Собрание зверей», представляет картину осуществленной мечты. В репликах Председателя и молодых Волков обрисован новый лес, который находится в процессе бурного строительства. Всякое наличное достижение Волков ценится ими не столько само по себе, сколько в качестве ступеньки к следующему этапу преобразовательной деятельности: «Мы, особенным образом складывая перекладины, / Составляем мостик на другой берег земного счастья» и т. п.
Таков полет строителей земли,
Чтобы потомки царствовать могли.
Перед нами развернутая метафора строительства, известная как одна из основополагающих в мышлении ХХ века: «Ассоциация общества со зданием, домом, который человек строит, чтобы в нем жить, присутствует не только в социологии и экономике, но и в обыденном сознании»14 . Именно эта ассоциация является важной чертой советского мышления, что проявляется, в частности, в представлениях о строительстве социализма, коммунизма и т. п. Метафора общества-сооружения предполагает возможность плана или замысла, допускает произвольный выбор инженерных решений, которые могут быть такими или иными по воле человека. Иначе говоря, такая метафора делает строителя творцом-демиургом, который волен созидать по-своему, основываясь на свободно избранных принципах. Именно такими строителями предстают Волки «нового леса», которые, опираясь на технику и науку, словно на уже сооруженные стропила, готовятся пересоздать бытие по законам гуманизма:
А мы, построив свой квартал,
Волшебный пишем интеграл <…>
А мы, подняв науки меч,
Идем от мира зло отсечь.
Здесь, в итоговой главе «Собрание зверей», возникает еще одна разработанная и прозрачная пушкинская реминисценция. Как и отсылка к «Борису Годунову», она проявлена на разных уровнях поэтического текста, опознается легко и однозначно15 . Пушкинским «знаком» является адресация к «Пиру во время чумы». Глава построена на сходстве отдельных монологов с претекстом на уровнях метра и белого стиха. Заимствуется также общий принцип неоднородной ритмики произведения. У Пушкина ритмически выделены песня Мери «Было время, процветала…» и гимн Вальсингама в честь чумы: «Когда могущая Зима…», — что, ввиду малого объема трагедии, создает впечатление заметного разнообразия ее стиха. У Заболоцкого каждая реплика третьей главы отличается собственным ритмическим рисунком.
Одновременно, на основе сходства с формой «маленькой трагедии», заимствуется множество сюжетных элементов. Во-первых, это собрание персонажей, посвященное мировоззренческим вопросам. Во-вторых, воспоминание героев о погибшем достойном согражданине (соответственно Джаксон и Безумный волк), — в обоих случаях печальное воспоминание служит отправной точкой диалогов. В-третьих, центральным становится образ Председателя, который выполняет роль резонера: у Пушкина — в песне «Когда могущая Зима…», у Заболоцкого — в монологе, венчающем поэму.
В обоих случаях к Председателю обращается более молодой участник собрания. В «Пире во время чумы» монолог юноши открывает драму: