Курсовая работа: Поход князя Владимира на Корсунь
Считается, что русские источники не содержат сведений о посылке воинского контингента в помощь императорам Василию и Константину. Но это не вполне верно. Напомню уже известный читателю летописный рассказ о том, как князь Владимир вскоре после захвата Киева (согласно летописи, 980-й, реально - 978 год) избавился от наемников-варягов, требовавших непомерный выкуп, и "показал им путь" к Царьграду. Мы уже говорили о сложном происхождении этого рассказа: чисто фольклорные мотивы смешаны здесь с какими-то воспоминаниями о реальных контактах между Киевом и Константинополем. Между тем ни в греческих, ни в восточных источниках нет никаких сведений о прибытии русской дружины в Византию при императоре Василии II ранее 987-988 годов. Следовательно, вполне вероятно, что в летописной статье под 980 годом в сильно завуалированной форме как раз и отразился факт выполнения Владимиром основного условия договора 987 года. Но как далеки были посланные Владимиром наемники от самого князя, в сколь малой степени считали себя обязанными ему! Император Василий мог опасаться их ухода лишь в одном случае - если бы кто-нибудь предложил им еще больше золота или серебра. Правда, в случае прямого столкновения с войском Владимира наемники-русы могли, наверное, перейти на сторону своих недавних товарищей. Но этого можно было избежать.
Летом 988 года, "на другое лето по крещении", как сообщает "Память и похвала" Иакова мниха, князь Владимир "ходил к порогам" - надо полагать, навстречу невесте, которая, согласно договоренности с императором Василием, должна была прибыть на Русь. Однако Анны князь так и не дождался. Если верить сообщению Асохика о том, что к "царю булхаров" (Владимиру?) взамен порфирородной принцессы была отправлена другая женщина, то здесь, на Днепре, и состоялась его встреча с "Лжеанной". Сразу ли князь распознал подлог, или позже, в Киеве, - гадать не имеет смысла. Можно безошибочно предположить лишь одно: Владимир был разгневан. Как мы уже знаем, смыть подобное оскорбление князь мог лишь кровью.
Возможно, к этому времени относится и расправа над бывшим севастийским митрополитом (Феофилактом?), о которой сообщает Асохик. Если верно и это предположение, то перед нами несомненное свидетельство резкого поворота Владимира в отношении только что принятой веры. Это обстоятельство, пожалуй, может объяснить многое - и молчание византийских историков о крещении русского князя, и свидетельства русских источников о явно нехристианском поведении Владимира во время корсунского похода.
Владимир стал готовить свое войско к войне, вероятно, сразу же после возвращения в Киев. Объектом нападения был выбран не далекий Царьград, а более близкий и лучше знакомый русским Херсонес - древняя греческая колония, столица византийского Крыма. В своем гневе князь умел быть расчетливым - несомненно, экспедиция в Крым преследовала и чисто политические цели: Русь рассчитывала сильно укрепиться на своих причерноморских рубежах, совсем недавно возвращенных под власть Киева.
Русские источники по-разному объясняли причины корсунского похода. "Надумал же пойти и на греческий град Корсунь, - читаем мы, например, у Иакова мниха, - и так стал Богу молиться князь Владимир: "Господи Боже, Владыко всех, сего у тебя прошу: дай мне град взять, чтобы привел я людей христианских и попов в свою землю, да научат они людей закону христианскому"". Но это, конечно, осознание последствий корсунского похода (который и в самом деле сыграл исключительную роль в христианизации Руси), а вовсе не его причин.
Уникальное объяснение причины похода содержит так называемое Житие князя Владимира особого состава, известное лишь в поздних рукописях (XVII века), но, очевидно, восходящее к более раннему источнику (некоторые существенные особенности этого Жития читаются в особой редакции Проложного жития, встречающегося в рукописях XV-XVI веков). В этом памятнике поход на Корсунь связан с "женолюбием" Владимира: он посылает своего воеводу "князя Олега" (из других источников неизвестного) к "князю" "Корсунского града" "прашати за себя дщерь его". Тот, однако, отвечает презрительным отказом: "вельми посмеялся ему, что поганый сей творит". Оскорбленный Владимир собирает своих воевод и "варяг, и словен, и кривичей, и болгар с черными людьми" и идет походом на Корсунь.
Несомненно, перед нами - один из вариантов фольклорного рассказа о сватовстве князя Владимира, в свою очередь основанного на реальных событиях - сватовстве Владимира к Рогнеде и его же сватовстве к царевне Анне. Но - кто знает - может быть, поздний источник содержит какие-то намеки на посредническую роль Херсонеса в переговорах между Владимиром и императором Василием (как это было за двадцать лет до этого, во время переговоров между императором Никифором Фокой и князем Святославом)? Может быть, "князь" (правитель) Херсонеса, а также его дочь каким-то образом были замешаны в аферу с подменой невесты? Разумеется, эти вопросы не имеют ответов. Но соблазнительно было бы объяснить именно этими обстоятельствами выбор Корсуни в качестве жертвы Владимира и исключительную (даже по меркам Владимира) настойчивость русских при овладении городом.
Однако вернемся от ненадежных предположений к известным нам обстоятельствам самого похода.
Итак, русские спустились вниз по Днепру и, вероятно, в самом конце лета или в начале осени того же 988 года появились вблизи Херсонеса. Войско Владимира насчитывало несколько тысяч человек (не более пяти-шести тысяч на 150-200 ладьях, согласно подсчетам военного инженера и археолога Александра Львовича Бертье-Делагарда, посвятившего обстоятельное исследование корсунскому походу Владимира). Херсониты, конечно, заблаговременно узнали о приближении русского флота (ибо их сторожевые корабли и обычные рыболовные лодки постоянно курсировали вблизи устья Днепра) и успели подготовиться к осаде: "затворились в граде", по выражению летописца.
Русы были сильны натиском, напором в первом бою. Умелая же осада крепостей не входила в число их достоинств. Войско Владимира не располагало ни стенобитными машинами, ни камнеметами или огнеметами, способными забрасывать в осажденный город горшки с зажигательной смесью и тяжелые камни. Не сумев выманить противника из крепости и взять город прямым лобовым ударом, русы были вынуждены приступить к осаде, надеясь на время и, как казалось, неизбежный голод. Но осада затянулась и легла тяжелым бременем не только на осажденных, но и на осаждавших. По сведениям средневековых русских источников (разных редакций Жития князя Владимира), русские простояли у города от шести до девяти месяцев, то есть осень, зиму и часть весны.
Херсонес был отлично укреплен и считался почти неприступным. Город находился на полуострове, соединенном с сушей лишь узким перешейком на западе. С севера его омывали волны Черного моря, с востока глубоко в линию берега врезался залив - нынешняя Карантинная бухта Севастополя. В древности к ней тянулась глубокая и узкая балка, защищавшая крепость с юга. Западная часть города ограничивалась нынешней Стрелецкой бухтой - не очень глубоким, но обширным заливом. Каменные стены города достигали пятнадцати метров в высоту и трех (а в некоторых местах даже шести - десяти) метров в толщину. На наиболее опасных участках крепость окружала вторая, дополнительная боевая стена - так называемая протеихисма.
До нас дошли два рассказа об осаде Корсуни князем Владимиром. Один из них читается в летописи и - с различными дополнениями - в основных редакциях Жития князя Владимира. Второй - в упомянутом выше Житии князя Владимира особого состава. И тот, и другой рассказы наполнены реальными подробностями, ярко рисующими происходящие события. В первую очередь это относится к летописному повествованию, автор которого, возможно, сам был херсонитом. Он обнаруживает исключительное знание местности и, как видно, пользовался местными корсунскими преданиями и воспоминаниями о пребывании Владимира в городе. Осада Корсуни описывается не столько глазами нападавших русов, сколько глазами самих корсунян. Связь автора летописного рассказа с Корсунью не должна вызывать удивления: известно, что после взятия города князь Владимир увел в Киев многих его жителей, в первую очередь священников. Из них, в частности, составился клир главного киевского храма времен Владимира - Пресвятой Богородицы, - известного как Десятинная церковь. Корсунянин Анастас, один из главных героев летописного сказания, стал впоследствии ближайшим сподвижником князя Владимира; Десятинная же церковь - одним из центров первоначального русского летописания. Вероятно, в 70-80-е годы XI века летописный рассказ был обработан еще раз; тогда он и получил тот вид, в котором читается ныне в "Повести временных лет". Редактор летописного текста также хорошо знал Корсунь и скорее всего также принадлежал к клиру Десятинной церкви. Он внес в текст некоторые добавления, посвященные большей частью топографии современной ему Корсуни. Эти добавления, наряду с основным текстом летописного рассказа, являются ценнейшим источником по истории корсунского похода.
Летописец точно называет место стоянки русских войск: "Встал Владимир об он пол города, в лимени, далее града стрелище едино". "Стрелище едино" - это расстояние полета стрелы. "Об он пол города, в лимени" - значит, в лимане (заливе), "по другую сторону от города". Так можно было сказать об одном из двух заливов вблизи Херсонеса - либо о нынешней Карантинной бухте, либо о Стрелецкой. И тот, и другой вариант возможен. Одни исследователи, исходя главным образом из особенностей местности (удобство Карантинной бухты как главной гавани Херсонеса, наличие пресной воды и т. д.), полагали, что ладьи Владимира вошли в Карантинную бухту, миновали город и остановились в самой глубине залива, на другой стороне от города. Но к этому предполагаемому месту стоянки не вполне подходит определение "в стрелище": оно было отделено от города высоким холмом, и стрелы, выпущенные из лука, не могли долетать непосредственно до города. Другие исследователи считали, что Владимир остановился вблизи Стрелецкой бухты. Она была менее удобна для византийских кораблей, но для легких челнов русов подходила вполне. Именно ее скорее всего корсуняне называли не "городским" заливом ("лиманом"), а находящимся "об он пол града". Археологи обратили внимание на сохранившиеся следы военных действий в западной части города, примыкавшей к Стрелецкой бухте, что также может указывать на расположение вблизи нее стоянки русов. Однако следов самой стоянки Владимира не обнаружено, поэтому вопрос о ее местонахождении остается открытым.
Осада города носила изнурительный характер. Корсуняне, по свидетельству летописи, отчаянно защищались ("боряхуся крепко из града"). "Владимир же обступил град. Изнемогли люди в граде, и сказал Владимир горожанам: "Если не сдадитесь, буду стоять и три года". Они же не послушали того".
Лет за десять до корсунской войны в Византии был составлен военный трактат "О боевом сопровождении", или "О сшибках с неприятелем", в котором обобщался богатый боевой опыт императора-полководца Никифора Фоки. Последний указывал, что в каждом городе, который только может быть подвергнут осаде, каждый житель должен запастись продовольствием не менее чем на четыре месяца; следует также позаботиться о цистернах с водой "и обо всем остальном, что может защитить осажденных и оказать им помощь". Требования Никифора, по-видимому, исполнялись - тем более в Херсонесе, пограничной крепости, выдержавшей за свою многовековую историю множество осад. К тому же Владимир едва ли мог обеспечить полную блокаду города и с моря, и с суши. Согласно позднейшему Житию князя Владимира особой редакции, некий доброжелатель русского князя из херсонитов, варяг по имени Ждберн (по-другому Жберн, или Ижьберн), так передавал Владимиру из осажденного города: "Если будешь с силою стоять под городом год, или два, или три, не возмешь Корсуня. Корабельники же приходят путем земляным с питием и с кормом во град". Это известие можно было бы посчитать позднейшим домыслом, если бы оно не нашло неожиданного подтверждения в археологических исследованиях средневекового Херсонеса. Оказывается, некий "земляной путь", знакомый "корабельникам", но совершенно неизвестный русским, действительно существовал. К югу от одной из калиток херсонесской крепости, в заболоченной низине, прилегавшей к упомянутой выше балке, археологи обнаружили древнюю дорогу, скрытно проложенную по особой насыпи. Зимой и весной, когда уровень воды в балке поднимался, дорога полностью уходила под воду; пользоваться ею было можно, но лишь человеку, хорошо знавшему местность. Известно, что Владимир по подсказке Ждберна повелел "перекопать" "земляной путь". Было ли это исполнено в действительности или рассказчик соединил предание о "земляном пути" с другим известием - о "перекопанном" Владимиром херсонесском водопроводе, сказать трудно.
Войско Владимира, конечно, не бездействовало в течение долгих месяцев осады. Опираясь на косвенные свидетельства позднейших русских источников, можно предположить, что ко времени окончания осады Владимир контролировал весь юг Крымского полуострова - от Херсонеса на западной его оконечности до Керчи на восточной. Вероятно, эти земли должны были обеспечивать продовольствием многочисленное русское войско.
Позднейшие русские источники (в частности, Никоновская летопись) рассказывают об активной внешнеполитической деятельности Владимира в период его пребывания в Крыму. Помимо послов "из Грек", Владимир принимал в Корсуни (или под Корсунью?) посольство "из Рима, от папы". "Тогда же пришел печенежский князь Метигай к Владимиру и, уверовав, крестился во Отца и Сына и Святого Духа". Союз с какой-либо из печенежских "фем" на время корсунской осады был для Владимира крайне желателен. Однако мы не знаем, насколько достоверны эти известия летописца XVI века.
Вероятно, во время пребывания под Корсунью Владимир ни на минуту не прерывал связей и с Киевом и Русью в целом. Напомню, что по крайней мере две территории, имевшие постоянное русское население и налаженные связи с Киевом, находились по соседству с Крымом: Белобережье (где-то недалеко от устья Днепра) и Тьмуторокань на Тамани.
Главной же целью Владимира, несомненно, оставалась Корсунь. Но военные действия, предпринимаемые русскими, не давали пока никаких результатов.
"Владимир же изрядил воинов своих, - читаем мы в летописи, - и повелел приспу сыпать к граду. Те же сыпали, а корсуняне, подкопав стену градскую, выкрадывали насыпаемую землю и уносили к себе в город, насыпая ее посреди града. Воины же присыпали еще больше, а Владимир стоял".
Смысл действий Владимира прояснил А. Л. Бертье-Делагард: Владимир повелел делать так называемую присыпь - то есть присыпать землю к городским стенам для того, чтобы затем взобраться по ней на саму стену и таким образом ворваться в город. Этот прием известен в военной истории, но в практике русских встречался редко (если встречался вообще): не случайно практически все переписчики летописного текста не смогли понять, что же именно задумал Владимир, и заменили непонятное им "приспу сыпать" на обычное "приступать" "к граду". Корсуняне вовремя оценили опасность. По свидетельству летописи, они подкопали стену, а скорее всего сделали пробоину в нижней части городской стены - и через нее вносили насыпаемую землю в город. <