Курсовая работа: Проблема сознания в психологии
Итак, пользуясь своим вариантом интроспекции, Вюрцбургская школа смогла получить интересные результаты относительно особенностей мышления, например, таких, как его целенаправленность, целесообразность и безобразность.
Был еще и третий вариант метода интроспекции, который был назван методом феноменологического наблюдения. Этот метод использовался в психологической школе, которая называлась гештальтпсихологией. Гештальтпсихологии с особой силой протестовали против «лабораторного человека» Титченера. Вот, что считал один из основателей гештальтпсихологии, немецкий исследователь Курт Коффка: «Главным слабым местом экспериментальной психологии была ее оторванность от жизни. Чем более работали психологи – эксперименталисты, тем менее пригодными оказывались результаты их работы для разрешения ряда задач… Историка и филолога, педагога и психопатолога беспрестанно одолевали психологические проблемы, которыми пренебрегала или, как казалось, с которыми не в состоянии была справиться экспериментальная психология… Может показаться, как будто бы самонаблюдение и было причиной неудачи (5, стр123).
В этих словах можно заметить, что Коффка не считает, что причиной неудачи титченеровских исследований было самонаблюдение как таковое. Он критикует лишь способ такого самонаблюдения, но не его самого. Он предлагает новый вариант самонаблюдения, истоки которого следует искать опять – таки у Брентано в его идее «внутреннего восприятия».
«Вместо описания данного целого при помощи перечисленных элементов, на которые оно может быть разделено анализом, мы придерживаемся взгляда, что целое должно рассматриваться именно как целое в его специфическом характере, и что его части – ибо целое почти всегда содержит части, - не являются отдельными частями конгломерата, а истинными органическими членами, т. е. что ряд свойств этих частей принадлежит им постольку, поскольку они являются частями данного целого», - слова Коффки.
Таким образом, психолог должен встать в позицию «наивного наблюдателя» и описывать возникающие у него впечатления без специального (искусственного) членения их на отдельные элементы, которые могут быть выделены только в абстракции, а реально их свойства определяются законами целого, в которое они входят.
Далее, если не развести понятия самонаблюдение и интроспекция, то есть метод интроспекции как основное или даже единственное орудие познания психики и простое самонаблюдение, которое сопровождает нас на протяжении всей нашей жизни и не претендует на то, чтобы быть исключительным средством познания самого себя, может возникнуть путаница.
Л. С. Выготский думал по этому поводу так: «Прав Павлов, когда говорит, что можно жить субъективными явлениями, но нельзя их изучать. Ни одна наука невозможна иначе, чем при разделении непосредственного переживания от знания; удивительное дело – только психолог – интроспекционист думает, что переживание и знание совпадают. Если бы сущность и форма проявления вещей непосредственно совпадали, говорит Маркс, была бы излишней всякая наука… Если в психологии явление и бытие – одно и то же, то каждый есть ученый – психолог и наука невозможна, возможна только регистрация. Но очевидно, одно дело жить, переживать, и другое – изучать, как говорит Павлов» (2, стр 294).
А вот слова Теплова Б. М.: «От того, что человека посадят в лабораторию, дадут ему инструкцию и будут записывать его показания, острота и глубина его внутреннего зрения не изменится. Психолог, ставящий интроспективный эксперимент с целью узнать механизм процесса мышления или запоминания, подобен физику, который посадил бы человека в специальную комнату и дал ему инструкцию с величайшим вниманием рассмотреть атомное строение тела. Никакой планомерный подбор тел, …никакая тренировка наблюдателей не сделают этого действия менее нелепым. Простым глазом нельзя увидеть атомное строение тела. Простым внутренним глазом нельзя увидеть механизм психических процессов. Всякие попытки в этом направлении – потеря времени. К познанию самих психических процессов можно подойти только опосредствовано, путем объективного исследования. Всякая наука есть опосредованное познание» (16, стр 298).
Интроспекционисты же пытались «непосредственно» увидеть законы психической жизни. Но даже сам человек, способный наблюдать себя, делает выводы о своих психических особенностях на основании не «внутреннего их восприятия», а такого же опосредованного познания.
Теплов Б. М. Продолжает: «Наиболее важные знания о себе человек получает опосредствованно, т. е. теми же принципиально способами, которые доступны и другим людям. Путем интроспекции нельзя установить запасы своей памяти, нельзя установить, что я помню и знаю… Чтобы узнать, запомнил ли человек данное содержание или нет, надо испытать, воспроизводиться ли это содержание при тех стимулах, при тех воздействиях, которые – насколько можно предполагать – связаны у данного человека с интересующим нас содержанием… Интроспекция не является средством определения собственных знаний. Совсем очевидно, что она не является средством определять собственные умения и навыки. Единственный путь для этого – попробовать сделать, т. е. путь опосредствованный, объективный. Внутреннее восприятие тут ничем не поможет. Если человек иногда (но далеко не всегда!) лучше, чем другие, знает, что он умеет, то только потому, что он чаще имел случай испробовать себя, а не потому, что у него имеется какое – то особое орудие для познания собственных умений» (16, стр 298).
Таким образом, метод интроспекции и самонаблюдения не есть одно и то же: «переживание» не есть научное познание в психологии.
Теперь перейдем к нашим отечественным психологам. А как они понимали сознание? И начнем с «Моцарта психологии»: Л. С. Выготского.
Он пришел в «официальную» психологию в 27 лет. В Ленинграде тогда проходил второй Всероссийский съезд по психоневрологии. Там и выступил Выготский со своим докладом. «Он говорил о том значении, которое имеет научный подход к сознанию человека, к процессу его развития, об объективных методах исследования этих процессов», - вспоминает К. Е. Левитин (цит. По Соколовой Е. Е, стр 397).
Дело в том, что в то время (1924 г.) существовала отдельно психология сознания и психология поведения. Отдельного направления классической интроспекции не было, остались только ее идеи. Преемницей этих идей была школа гештальтпсихологии. Она понимала сознание как целостный феномен. Ею использовался субъективный метод исследования сознания. Бихевиоризм, рефлексология Бехтерева, реактология Корнилова занимались изучением поведения. Перечисленные течения не ставили сознание специальным предметом изучения, но и не отрицали его. Но опять же понимание сознания носило характер субъективистского.
У Л. С. Выготского начинает складываться совершенно иной подход к объективному изучению человеческого сознания. Для него было ясно, что нельзя объяснять явления сознания из самого сознания, как это было в современной ему субъективной психологии, (объективная психология сохраняла принципиально тоже понимание сознания). Нужно было искать другой объяснительный принцип этого сознания в какой – то принципиально иной реальности, вне сознания. Вот как характеризует эту основную идею Выготского А. Р. Лурия: «Чтобы понять внутренние психические процессы, надо выйти за пределы организма и искать объяснения в общественных отношениях этого организма со средой. Он любил повторять: тот, кто надеется найти источник высших психических процессов внутри индивидуума, впадает в ту же ошибку, что и обезьяна, пытающаяся обнаружить свое отражение в зеркале позади стекла. Не внутри мозга или духа, но в знаках, языке, орудиях, социальных отношениях таится разгадка тайн, интригующих психологов (цит. По Соколовой Е. Е стр 402).
Известный психолог В. В. Давыдов несколько иначе характеризует детерминирующий сознание слой реальности: у Выготского, согласно Давыдову, сознание предстает как момент трудовой деятельности человека (цит. По Соколовой Е. Е. стр 403). Именно такое «деятельностное» рассмотрение сознания имеет своим следствием идею «психологических орудий», аналогичных орудиям человека.
Выготский считает, что человеческое поведение отлично от поведения животных, оно опосредствовано орудиями и социально по происхождению. Психическая деятельность тоже опосредствована орудиями, правда, орудия эти другие: речь. У животных нет речи, которая регулирует психические процессы, а значит и нет психической деятельности. Сознание и психика не возникают в деятельности, а скорее предшествуют ей. «Сознание не внутри нас, а вне нас», оно опирается на внешние знаковые системы. И только потом внешнее становится внутренним: происходит процесс так называемой интериоризации.
Д. Б. Эльконин, рассматривая труды Л. С. Выготского, употребил термин «не классичность» психологии Выготского, имея в виду то, что до Выготского сознание всегда было внутренним процессом человека и понятия «сознание» и «поведение» разводились. Выготский же занял, действительно, «не классическую», т. е. отличную от других представлений позицию. Вот как он писал: « Слово играет центральную роль в сознании в целом… Речь есть знак для общения сознаний… Сотрудничество сознаний движет значениями, определяет развитие значений… Путь от вещи к ребенку и от ребенка к вещи лежит через другого человека… Со – знание… Сознание человека есть сознание, формирующееся в общении» (цит. По Соколовой Е.Е стр 418).
На этом основании ученик С. Л. Рубинштейна А. В. Брушлинский говорит о недеятельностной концепции Выготского, противопоставляя его деятельностному подходу Рубинштейна.
Но Выготский очень близок в своих идеях с П. П. Блонским и А. Н. Леонтьевым.
С П. П. Блонским его роднят две идеи:
аналогия между орудиями и знаками в поведении ребенка, где под знаком понималась речь, как средство организации собственного поведения, подобно тому как орудие есть средство воздействия на внешний мир и средство его организации.
Историзм в подходе к изучению поведения. Э