Курсовая работа: Психологическое понимание учения Святой Троицы

Настоящее исследование посвящено анализу христианского учения о Святой Троице, в основе которого лежит представление ранних христиан о Боге как о триединой неслиянной, нераздельной трансцендентной сущности. Осмысление этого догмата важно не только с философской и богословской точек зрения, но и с психологической. Христианство возникло на почве, подготовленной, с одной стороны, монотеизмом и божественным откровением народа Израиля, а с другой – умозрением и логикой греческой философии. Отсюда происходит известная проблема невозможности объяснить откровение посредством логики и этическая нежизнеспособность логических конструктов и доказательств. Психология сталкивается, по сути, с теми же проблемами. Начиная от бездушного эмпиризма бихевиористов и заканчивая гуманистами, она пытается найти общие законы мотивации, мышления и так далее и при этом не упустить уникальный опыт человеческого духа, который нельзя объяснить общими законами. Который, зачастую, вообще нельзя объяснить, но и невозможно отрицать. В качестве альтернативы объяснению может служить описание, но и тут исследователей подстерегают методологические опасности. При описании необходимо помнить, что текст не есть сам феномен, что текст уже сам по себе несёт влияние языка и субъективную интерпретацию испытуемого.

Проблемы такого рода возникают, в частности, и при раскрытии учения о Св.Троице. Каждый шаг исследования, будь-то описание или объяснение, осложнён принципиальной непознаваемостью предмета – трансцендентного Бога. Несмотря на это, невозможно игнорировать религиозный опыт, который, по словам людей, является для них главным смыслообразующим элементом бытия. И это кажется иррациональным – факт, что человек находит опору жизни в том, что не воспринимается органами чувств и не поддаётся логическому объяснению. Здесь возникает огромное пространство для гипотез, которые подготовила современная психология и психофизиология. Можно попытаться объяснить религиозность особенностями нервной системы, когнитивными способностями, личностными особенностями и придумать ещё много чего. С другой стороны, необходимо помнить о своего рода филогенезе развития сознания и о том, что невозможно изучать человека вне культуры, вне языка и истории человечества в целом. Было бы наивно полагать, что в современной системе запретов и наказаний, социальных институтов человек не пытается обрести подлинную целостность и устойчивость. И не обретя их, восполняет утрату искусственными способами: наркотиками, алкоголем, участием в изощрённых религиозных культах.

Таким образом, учение Св.Троицы содержит в себе духовный и нравственный потенциал, ключ к преодолению двойственности, но также, как и любой догмат, оно не допускает вольностей толкования и оказывает, зачастую, репрессивную функцию на понимание религиозных символов. Поэтому в данном исследовании я не ставлю самонадеянных целей полностью объяснить причины возникновения этого учения и его богословское значение. А целью работы является попытка анализа того, к каким аспектам психики относятся основные положения этого учения.

Глава 1. Исторический экскурс

Предпосылки становления

Учение св.Троицы получило своё окончательное оформление на II Вселенском соборе в Константинополе в 381 году. Но впервые термин «троица» употребил епископ Феофил в 168 году н.э. Создание подобного догмата являлось неизбежностью, так как во всех четырёх Евангелиях и даже в Ветхом Завете авторы не раз упоминают о Христе то как о Боге, то как о сыне Бога, то о том, что Бог есть Дух. Например, «Приступите ко Мне, слушайте это: Я и сначала говорил не тайно; с того времени, как это происходит, Я был там; и ныне послал Меня Господь Бог и Дух его» (Ис.48, 16). «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф.28,19). «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино (Иоанн. 5, 7).

Подобных упоминаний и обращений в библии десятки. Естественно, людям, жившим в период становления христианства как государственной религии, было важно корректно сформулировать символ веры, в котором была бы отражена вся суть предмета веры. Так и возникло учение о св.Троице. Учение о триедином Боге, который троичен в лицах: Отец, Сын и Святой Дух, но едином по существу. Отец не сотворён, не рождён и не создан; Сын предвечно рождается от Отца; Св.Дух предвечно от Отца исходит (св.Григорий Палама). Наряду с официальным объяснением возникало множество ересей (альтернативных объяснений), которые критиковались, но не получили широкого распространения.

Но даже официальное утверждение догмата не препятствует его дальнейшему толкованию и объяснению богословами и верующими. Кажущаяся логическая несуразность, введение нескольких необычных для того времени терминов (личность, ипостась) не могли не вызывать естественного желания понять это учение и, что ещё важнее, не только понять, но и жить и чувствовать согласно нему. Св.Григорий Палама даже отмечает, что познать тайну святой Троицы – значит войти в божественную жизнь.

В более поздних пониманиях Отец – это божественный ум, Сын – божественное Слово, Дух – божественный дух. Ум не имеет ограничений ни во времени, ни в пространстве. Он предтеча всех идей и замыслов. Слово также безначально и бесконечно, но оно не облечено ни в один человеческий знак, оно не произносится ни на одном человеческом языке. Наконец, Дух, как и Слово, как и Ум, разумеется, бестелесен, вечен и не ограничен ни одной из ощущаемых форм. То есть уже здесь, можно понять, что в глубине своей, учение о Троице – это учение о пределах богопознания, как говорят христиане. Ни одно из трёх лиц не может быть открыто ни человеческому уму, ни духу, ни органам восприятия.

Но при создании учения о Св.Троицы греческие богословы (Василий Кесарийский, Григорий Назианзин, Григорий Нисский) использовали термины греческой философской мысли. И они не могли не испытывать влияние идеи о Логосе, зародившейся в метафизике. Слово «логос» происходит от греческого «говорить», причёт оно означает и то, что сказано, и то, что говорится, и того, кто говорит. То есть означает и форму и содержание речи. В дальнейшем он станет означать выражаемую в слове мысль. С развитием идеи Логоса начинает изменяться греческая литература: традиционным мифам противопоставляется рассуждение о природе и её свойствах и законах. Слово о природе противопоставляется вымыслу, плоду фантазий. Приоритетным становится описание объективного, видимого мира и рассуждения о его законах. При этом не исчезает надежда увидеть за видимым многообразием мира его единство[1] . Но Слово противопоставляется также и воспринимаемому миру из-за его множественности и иллюзорности. Элейские мыслители говорили о «достоверном слове», которое единосущно с мыслью. Ясно, что ещё до эллинистической эпохи, мыслители древности хотели найти в мире некую вечную и неизменную сущность, с которой можно соотносить множество разнообразных событий и определять их истинность. При этом истинно существующей полагалась только мысль, которая по своей природе имеет сущностную основу и только её.

Всё выше написанное говорит о том, что в истории человеческой мысли есть поворотный момент, когда человек стал нуждаться в рациональном обосновании бытия. Что такое вопросы Логоса? Это вопросы о цели, направлении и смысле бытия. В крайне своей форме – это поиск Абсолюта, или вселенского разума. Невозможно доподлинно доказать, возникли ли подобные идеи случайно или это результат закономерности развития сознания. Но в любом случае, я, как исследователь, имею дело с реальным психологическим фактом: древние греки не смогли найти неизменный элемент бытия в видимом мире, поэтому они стали искать его в собственном уме. Это важнейший шаг в истории человечества, последствия которого не только ощущаются в современном мире, но и составляют основу всей западной Греко-христианской цивилизации.

Почти одновременно, народ Израиля исповедовал религию, центром который было откровение Авраама, Иакова, Моисея. Бог для евреев был интимно близок и реален и не нуждался ни в каком логическом обосновании. Иудаизм древнего времени представлял собой множество разрозненных сект. Почти все ждали мессию, о котором говорилось в священном писании, у многих сект были свои представления о нём. Но ни одна иудейская секта не признала Иисуса Христом («Христос» -греч. Мессия). На то было множество как религиозных, так и политических причин. Но так или иначе, в дальнейшем перед греческими богословами возникла задача выразить на языке греческой мысли божественное откровение Иисуса, который был воспитан в еврейской традиции.

Поэтому три вышеназванных Каппадокийца первым делом разделили понятия «личности» и «сущности», но отождествили «лицо» и «ипостась». До этого термин «лицо» имел скорее описательный, чем онтологический характер. В общем, «Каппадокийцам удалось примирить абстрактность греческой философской мысли с библейской идеей личного Божества»[2] . Как пишет, свящ.Олег Давыденков, при отождествлении понятий «лицо» и «ипостась» возникло понятие «личность», которого не знал греческий мир. Получалось, что личность имеет надприродный характер и не определяется сущностью. А «ипостась» - это форма божественного бытия. «Когда мы называем Бога абсолютной Личностью, мы тем самым хотим выразить ту мысль, что Бог не определяется никакой ни внешней, ни внутренней необходимостью, что Он абсолютно свободен по отношению к Своему собственному бытию, всегда является таким, каким желает быть и всегда действует так, как того хочет, т. е. свободно ипостазирует Свою триединую природу»[3] .

Таким образом, согласно учению о Троице, Бог единосущен и триипостасен. Христос Яннарас пишет: «мы пользуемся термином "сущность" о словом, означающим "участие в бытии", о со значительной долей условности. По-гречески "сущность" (oysia) восходит к причастию настоящего времени женского рода от глагола "быть" (eimi)»[4] . Но важно, что богословы считают Бога не зависящим от сущности или бытия, а думают, что он был прежде всего, и именно потому, что он есть, в мире возможны всевозможные сущности и бытие вообще. Далее, так как человек есть образ и подобие Бога, то и он имеет одну сущность, но много ипостасей. Так, например, общими явлениями психики (сущностями) занимается общая психология, а уникальными «ипостасями», единичным бытием – психология личности, в частности, экзистенциальная психология.

Разделение понятий сущности и ипостаси необходимо для более точного описания религиозного опыта. Христос Яннарас пишет о том, что человеческое поведение имеет два источника: свободу выбора в соответствии с идеальной моделью поведения и «природные влечения». И, что интересно, несмотря на свободу воли, человек не всегда осуществляет своё поведение с её помощью. То есть свобода выбора, по сути, не обладает собственной побудительной силой. Апостол Павел в Послании к Римлянам: "Не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю... По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего..." (Рим.7,15о23).

Зигмунд Фрейд не был первым, кто предположил наличие у человека бессознательных процессов, но он первым создал развёрнутую теорию личности, учитывающую их. Фрейд полагал, что движущей силой поведения являются инстинкты жизни и смерти. Источник инстинкта – актуальные потребности. Получается, что в зависимости о того является ли некий объект источником удовлетворения потребности или препятствием на пути этого удовлетворения, вырабатывается определённое отношение к объекту. Процесс существования по принципу удовольствия-неудовольствия длится, по Фрейду, всю жизнь, принимая всевозможные формы.[5] Таким образом, общество производит формы поведения, в основе которых лежат инстинкты, но оно отказывается называть эти формы своими именами. А называются они: социально одобренным поведением, искусством, героизмом, духовной жизнью, преступностью и так далее. Как видно, в такой теории нет места для того, что называют божественным откровением и религиозным опытом, потому что подобные феномены не являются чем-то посторонним этой теории, а вполне ей объясняются. Во многом именно этим отличаются научные и религиозные способы познания мира. В последнем учитывается возможность принципиальной непознаваемости вследствие того, что существует трансцендентный Логос, который предшествует всем законам. Соответственно, то, как действует он, нельзя предсказать, а значит и применять научный аппарат и язык для его описания бессмысленно.

Но в 20 веке сама наука оказалась в кризисе. Когда научное познание стало не только уделом избранных, но фактором, который определяет общечеловеческие ценности, возникла необходимость пересмотреть место человека и науки в мире. «...наука приводит к трагическому метафизическому выбору. Человек вынужден отдать предпочтение одной из альтернатив и либо поддаться сулящему вновь обрести потерянную было уверенность, но иррациональному искушению видеть в природе гарантию человеческих ценностей, либо усмотреть в ней знак, указывающий на существование фундаментальной взаимосвязи явлений и верность рациональности, изолирующей его в безмолвном мире»[6] .

Таким образом, становятся понятными стремления человека отказаться от рационального описания мира в пользу достижения духовной целостности. Но путь духовного развития оказывается не менее драматичным и противоречивым. Поэтому те, кто выбрал в качестве такого пути теистическую религию, оказываются в не меньшей беспомощности перед рациональным познанием Бога, чем те, кто полностью отрицает существование иррационального. «Классическая наука была порождена культурой, пронизанной идеей союза между человеком, находящимся на полпути между божественным порядком и естественным порядком, и Богом, рациональным и понятным законодателем, суверенным архитектором, которого мы постигаем в нашем собственном образе»[7] .

Окончательное формирование

Но возвращаюсь непосредственно к учению о св.Троице. Как известно, с IV века начался раскол между западными и восточными христианами. Произошла ситуация, подобная ситуации с вьюрками на Галапагосских островах, которая натолкнула Чарльза Дарвина на идею эволюции. Дело в том, что некоторые культурные различия (Греко-восточные и римско--германские), а также различия языков привели к восточных и западных христиан к ментальной изоляции. Они не изучали книги друг друга, почти не участвовали в богословских спорах, и оказалось, что на некоторые фундаментальные идеи христианства они смотрят по-разному. В частности, разногласия возникли из-за идеи того, что Святой Дух исходит от Отца и от Сына. Это принципиальный момент, так как восточные христиане считали Отца первопричиной Троицы, а западные видели святого Духа как то, что объединяет Отца и Сына[8] . Конечно, споры о филиокве носили в большей степени политический характер. Рим и Византия конкурировали за звание единственной христианской империи, поэтому им важно было подчеркнуть их отличия друг от друга. Поэтому в 1014 году церкви окончательно разделились.

Но если оставить в стороне политические трения двух церквей и посмотреть на причины различий во взглядах на взаимоотношение лиц в Троице, то ясно видно, что подобные разногласия закономерны. Можно предположить, что причина разногласий – различные ментальные модели представления символа Троицы в сознании людей, разделённых между собой культурой и просто физическим расстоянием. Действительно, если в сознании мыслящего обывателя Отец предстаёт как источник святого Духа, но при этом Отец и Дух остаются одним целым, то некая завершающая деталь (то, чего «касается» Дух) есть Сын. Но если Отец и Дух – одно, то и Сын вместе с ними есть одно, нераздельное. При таком понимании Дух действительно исходит только от Отца и служит связующим звеном между Отцом и Сыном.

Все сложности понимания действительно происходят от того, что лица внутри Троицы находятся в сложных отношениях триединства и нераздельности. Иисус в этом триединстве объединяет в себе божественную и человеческую природу в своей сущности. Но естественно возникает вопрос, какой природы больше в Христе – божественной или человеческой, или, может быть, некой третьей природы. Двойственность можно описывать по-разному, акцентируя либо божественную, либо человеческую составляющую, и от этого будет зависеть всё дальнейшее учение христианства. Поэтому существовали «бедная» и «богатая» христологии. «Бедная» христология делала акцент на человечности Христа и имела иудейское происхождение, то есть была по сути иудейской сектой христианства. Последователи следовали законам Торы, но при этом почитали Иисуса как пророка.

«Богатая» христология имеет под собой платоническую основу. Её последователи не отрицали единосущность Иисуса с Богом. Но, разумеется, в этом учении возникло множество направлений, когда одни считали, что у Иисуса только божественная душа, а другие, что он имел и человеческую душу тоже. В последствии Собор принял последнее утверждение. Халкидонский собор (451 г.) постановил, что в Иисусе две природы: божественная и человеческая.

Другим предметом исследований св.Троицы являются иерархические отношения лиц внутри её. Православная точка зрения состоит в том, что никакой иерархии, в принципе, и нет, потому что все лица обладают единой сущностью и одним и тем же действием. Но были и другие точки зрения: субординационизм – подчинение Сына Отцу; пневматохизм – подчинение Духа Отцу и Сыну; модализм – три лица есть одно и то же, но с разными именами. То есть основные параметры по которым изучается тринитарная иерархия: тождество или нетождественность, превосходство или подчинённость[9] .

Итак, Халкидонский догмат явился завершением споров о том, как символически выразить триединство Бога. Но установление этого догмата пресекало все попытки объяснить его пункты рационалистически, то есть, по сути, запрещало размышлять, а призывало только верить.

В. Лосский писал о важности правильного понимания боговоплощения. По его словам, тайна Троицы находится именно в боговоплощении. Разумеется, Христос – это единая личность. Иначе у человека начнётся невроз, ведь у него не будет ясности и однозначности в понимании Христа. «Однако если во Христе нет единства личности, значит наша природа не воспринята подлинно Богом и воплощение уже больше не "физическое" восстановление. Если во Христе нет истинного единства, то нет и возможности соединения человека с Богом. Все учение о спасении лишается своего онтологического обоснования: мы по-прежнему разлучены с Богом, обoжение для нас закрыто; Христос – только лишь великий пример, а христианство сводится к учению нравственному, к подражанию Христу»[10] .

Также Лосский видит источник знания о Троицы в словах евангелия от Иоанна: «В начале было Слово о и Слово было у Бога о и Слово было Бог». Таким образом, по словам Лосского, человек должен применить все свои способности, чтобы приблизиться к Богу. Чувства, мысли, ум должны стать религиозными. И именно всё существо человека должно «раскрываться навстречу истине», а не только какая-то одна составляющая. Но при этом чувства, и мысли, и ум в сознании человека представлены как разные «ипостаси» человеческой сущности. То есть в итоге церковь призывает изменить способ мышления христианина, чтобы он смог познать Бога в нынешней жизни, и учение св.Троицы, в таком случае, не нуждается в рационализации, в подстройке под человека, но человек должен измениться сам.

Иоанн Богослов использовал термин Слово, то есть Логос, и это явное влияние платонизма. В «книге притч» говорится, что, прежде всего, была создана премудрость, но в то же время премудрость есть и орудие творения. Таким образом, Слово – это инструмент творения, то, что призывает к жизни. Это очень важный момент, так как в наблюдаемом нами мире ни один предмет не является причиной творения самого себя. Хотя люди нуждаются в неком фундаментальном основании, некой причине, объясняющей их состояние, подобных причин наукой не найдено. Например, физика не может точно утверждать, что найдены мельчайшие неделимые частицы: и в теории, и на практике их либо нет, либо они будут найдены ещё не скоро. Но чтобы хоть как-то определить предмет размышлений в философии появилось понятие субстанции, причины существования которой кроются в ней самой. Казалось бы, где связь между электронами, кварками и человеческой личностью? Но этот вопрос возвращает любого мыслителя на тысячи лет назад к древним грекам и древним иудеям, которые так же пытались разгадать загадку о человеке, его душе и его месте в мире. Если выбрать в качестве направляющего путь рационального познания, то ценности у человека будут одни, а если путь божественного откровения – другие. Но на земле семь миллиардов человек, и нет возможности спросить каждого, каким способом он познаёт духовную реальность, верит ли он в божество или требует рациональных доказательств. Однако базовые ценности одни на всё человечество и связаны они в основном с биологическими потребностями и потребностью в безопасности[11] . Другой вопрос – существуют ли не биологические, а психологические, уходящие корнями в коллективное бессознательное, предпосылки формирования универсальных символов, которые затем становятся смыслообразующими факторами духовного развития личности.

Подобное исследование провёл Карл Густав Юнг и лаконично назвал его «Попытка психологического истолкования догмата о Троице». Юнг понимал важность интеллектуального понимания религиозных символов даже если оно осуждается официальным богословием. Юнг был уверен, что у Троицы есть психологическое значение, иначе этот символ не был бы таким жизнеспособным. «Он появился из недр души» - писал Юнг.

Карл Юнг считал, что архетип триады возник ещё в глубокой древности и именно стал основой учения о Троице. Особое внимание он обращал на то, что древние триады не сводились лишь к «исчислительной» троичности. В греческой школе пифагорейцев особое внимание уделяли метафизике чисел. Учение о числах повлияло на Платона, а тот, в свою очередь, повлиял на Иоанна Богослова. Это пример причинно-следственной связи, протянувшейся через века.

Размышления греков о числах очень интересны. Так, «один» вообще числом не считалось. Исчисление начинается только с двойки, так как двойка привносит разобщение и умножение. Звучит как тавтология, но двойка приводит к двойственности, возможности выбора, но и к сомнению. Кроме того, она задаёт тенденцию и нарушает самодостаточность единого в пользу существования исчисляемой единицы. Таким образом, двойка создаёт иное в противоположность единому, и это иное определяется как зловещее, угрожающее единому. Но истинное противостояние происходит только на неявном уровне единого и иного, а единица и двойка не несут никакой эмоциональной окраски и не противостоят друг другу. Разрядкой напряжения, создаваемого противостоянием единого и иного, является третье. Третье восстанавливает утраченное единство. Юнг считает равносторонний треугольник «мыслительной предпосылкой логического образа Троицы».

Но в догмате о Троице нет противоположности двойственности и преодоления её с помощью третьего элемента. Юнг подчёркивает различие между логикой троичности и психологической реальностью Троицы. Ранние стадии развития человечества характеризуются единством человека с природой и божествами, в этом едином мире отсутствует рефлексия, потому что, как в древнем буддийском Коране: меч не может разрубить сам себя. Сейчас я не могу доказать, знал ли древний человек о том, что он существует или нет. Но, так или иначе, пробуждение человека произошло и вместе с ним возникли вопросы: почему в мире так страшно и опасно? Возникла критика мира и требования объяснений и оправданий Бога. Но возникновение критического сознания необратимо. Уже никогда человеку не впасть в забытьё и не почувствовать былого единства с Богом. В книге бытия описан эпизод грехопадения, который заключается в том, что человек выбрал путь двойственности, деления мира на добро и зло. Адам отказался от диалога с Богом, и ему была предоставлена свобода жить в соответствии с собственным выбором. Но деление мира на добро и зло порождает идею относительного и абсолютного блага. Возникают потребности, которые нужно удовлетворять, и то, что этому способствует объявляется благом. Появляются угрозы существованию, и то, что способствует избеганию этих угроз тоже становится благом. Но тоска по утраченному единству не исчезла за заботами о сохранении жизни и об относительном благе. И так как обратного пути нет и уже быть не может, нужно искать новые способы восстановления связи с Богом. И таким дополняющем третьим становится святой Дух, восстанавливающий единство. Юнг считал, что архетип, однажды внезапно ворвавшись в сознание, развёртывается в нём века ( в коллективном сознании, разумеется). Но время как раз и необходимо для полного осознания символа. В этом заключается психологический смысл символа: когда важный иррациональный архетипический образ должен сохраниться, но не может быть рационально истолкован. Архетип не может быть представим наглядно, но сознание обнаруживает его в зримых фигурах, и нуминозность является признаком того, что архетип начинает осознаваться.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--