Курсовая работа: "Хождение за три моря" Афанасия Никитина
Задача данной курсовой работы – проследить эволюцию жанра «хождения» в древнерусских произведений XII-XV веков. Цели исследования - проведение параллели между выбранными произведениями: «Хождение» Игумена Даниила, «Хождение в Царьград» Добрыни Ядрейковича, «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, произвести их анализ, а самое главное проследить на примере данных памятников Древней Руси эволюцию жанра «хождения». Источником фактического материала послужили три произведения древнерусской литературы: «Хождение» Игумена Даниила, «Хождение в Царьград» Добрыни Ядрейковича, «Хожение за три моря» Афанасия Никитина. В курсовой работе был использован критический материал таких авторов, как Лихачёв Д. С., Гудзий Н. К., Кусков В. В., Водовозов Н. В., Белоброва О. А.
ГЛАВА 1
«Хождение» Игумена Даниила как древнейшее произведение жанра «хождения»
“Ерусалим город всем градам мати;
Почему ж да вон всем градам мати?
Вон стоит тот город посреди земли,
Посреди земли, што ни пуп земли...”
Древнейшим памятником и образцом нового жанра «путешествий» в древнерусской литературе является «Хождение Даниила». Это интересное произведение появилось одновременно с «Повестью временных лет» в начале XII века.
«Всем известно,- писал ещё Н. Г. Чернышевский, - что «хождение Даниила» один из замечательных памятников древнерусской литературы» [10, с. 571].
О самом Данииле мы знаем очень мало. Как отмечает О. В. Творогов: «Даниил был игуменом одного из русских монастырей, расположенного, как полагают, на Черниговщине» [9, с. 47]. Своё путешествие Даниил совершил в начале XII века: по некоторым историческим фактам, им упоминаемым, можно считать, что он находился в Палестине (точнее, в существовавшем на территории, отвоёванной у арабов крестоносцами, Иерусалимском королевстве) в 1106-1108 годах. По пути в Палестину Даниил посетил Константинополь, Эфес, остров Кипр.
Незадолго до прибытия Даниила в Палестину окончился первый крестовый поход, и королём вновь созданного Иерусалимского королевства был выбран в 1099 году Балдуин I. Но так как значительная часть палестины находилась в руках мусульман-сарацин, продолжавших враждовать с крестоносцами, то путешествовать по стране было далеко не безопасно. Однако Даниилу, как русскому игумену, прибывшему из могущественного государства, обе стороны старались оказывать внимание и покровительство. Поэтому Даниил часть своего пути совершил под охраной войск Балдуина I, а в других местах его провожал «старейшина срациньский с оружием». В «Хождении» Даниил неоднократно отмечает трудности путешествия по стране, где происходит непрерывная война. «Страшную неудобь проходно есть,- пишет он об отдельных участках пути,- есть бо ту твердь велика и биють срацины в горе той; иже кто в мале дружине хощеть проити, то не может проити».
«Даниил жил в монастыре святой Саввы (под Иерусалимом), но выезжал в различные районы королевства; был в городах Иерихоне, Вифлееме, Галилее, на Тивериадском озере»,- указывает Д. С. Лихачёв [7, с.112]. Даниила сопровождал некий монах «стар денми и книжен велми», то есть начитанный и знающий.
В Палестине русский путешественник «поставил себя в глазах властей в положение выдающееся и почётное; он не раз упоминает, что видел много такого, чего не наделся увидеть; его пускали туда, куда других не пускали», отмечает Петухов [8, с. 57] Действительно, из рассказа самого Даниила видно, что отношение к нему короля Балдуина и сарацинских властей было не такое, как к обычным паломникам. Так, желая посетить Галилею и Тивериадское озеро, куда путь был «тяжек вельми» и «страшен зело», Даниил обратился с просьбой к Иерусалимскому королю: «Княже-господине, поими мя с собою до Тивериадского моря, да бых видел тамо вся святыя места». И король Балдуин, отправлявшийся в военный поход к Дамаску мимо Тивериадского озера, немедленно согласился. «И приряди мя ко отроком своим,- пишет Даниил.- Тогда аз с радостию великою наях под ся, и тако проидохом места та страшная с вои царьскими без страха и без пакости».
Ещё любопытнее другая встреча Даниила с иерусалимским королём, когда русский путешественник захотел поставить своё кандило (лампаду) над гробом господним. «Аз, худый, идох,-рассказывает Даниил,- к князю Балдвину и поклонихомся ему до земля; он же, видев мя поклонивщася, и призва мя к себе с любовию и рече ми: «Что хощеши, игумене рускый?» - познах бо мя добре и любяше мя вельми, якоже бяше мужь благ и смирен и не гордить ни мало. Аз же рекох ему:«Господине-княже, молюся тебе бога ради и князей делма рускых, хотел бых и аз поставити свое кандило над гробом господним за вся князи наша и за всю Русскую землю, за вся христиане Рускыя земля». И тогда же князь повеле ми поставити свое кандило, и с радостью посла со мною мужа своего лучьшего к иконному Святого Воскресения и к тому, иже держить гроб господень».
Из этого рассказа видно, король Балдуин оказывал русскому игумену особое внимание, был для него всегда доступен, «познал добре и любляше вельми» его. Всё это свидетельствует о том, что в глазах иерусалимского короля Даниил не был простым паломником, а был официальным представителем древнерусского государства, в поддержке которого Балдуин
был явно заинтересован. Поэтому в беседах с Даниилом Болдуин вёл себя просто, был «мужь благ и смирен, и не гордить ни мало», в то время как в отношении других лиц он, по словам Н. В. Водовозова, «был великолепным королём, окружённым величественной свитой рыцарей и слуг, въезжавшим в палестинские города величественный, важный по наружности и в разговоре, всегда облечённый в ниспадающую с плеч мантию, так что более казался епископом, чем мирским лицом» [3, с. 60].
Анализ текста «Хождения» даёт основание признать его автора пострижеником Киево-Печерского монастыря, связи которого со Святополком известны. По-видимому, король Балдуин, оставшись после первого крестового похода с явно недостаточными силами в Иерусалимском королевстве, был заинтересован в политической, а может быть, и материальной поддержке со стороны древнерусского государства. Даниил мог иметь поручение вести от имени Святополка соответствующие переговоры. О секретной миссии Даниила могли подозревать и «сарацинские старейшины», оказавшие ему не меньшее внимание, чем король Балдуин, как уже было сказано.
Хотя Даниил путешествовал после окончательного разделения церкве в 1054 году на греко-православную и римско-католическую, видимо, политические задачи, стоявшие перед ним, обусловили вполне терпимое его отношение к «латининам». Так, он ставит в заслугу «фряжскому епископу» обновление и хорошее отношения с католическим духовенством и вполне объективно пишет о том, что «фрязи почьстиша добра питьем и ядением и всем» как его самого, так и всех его спутников. Но тут же как православный игумен он подвергает сомнению чистоту «фряжской» веры и не без насмешки говорит о том, как во время богослужения «латини в велицем олтари начаша верещати свойскы». Однако Даниила, как паломника, прежде всего интересовали святыни – достопримечательные места или памятники, которые церковная традиция связывала с именем Иисуса Христа или библейских персонажей. Он описывает водоём, у которого Христос исцелил «расслабленного», камень, на котором был водружён крест с распятым Христом, пещеру, где на «лавице» (скамье) лежало его тело после распятия, и так далее. При этом Даниил не только перечисляет и кратко пересказывает связанные с ними ветхозаветные и евангельские сюжеты, обнаруживая знакомство не только с каноническими библейскими книгами, но и с апокрифическими легендами.
Даниил в своих описаниях стремится быть точным, создаёт своего рода путеводитель для будущих паломников. Он указывает направление, по которому следует двигаться к тем или иным памятным местам, и весьма наглядно сообщает о расстоянии до них: «От камени того яко можеть дострелити добр стрелец», или: «И есмь от стены градныя яко довержет муж камением малым». Подробно описывает Даниил архитектурные сооружения, их убранство: церковь та, пишет он, «столпов же имать 8 облых (толстых) мраморяных, помощена же есть досками мрамора белаго»; «Храмина создана красно,- говорится о другом храме,- яко на столпи и с верхом исписана мусиею» (покрыта мозаикой).
Однако, благоговейно осматривая «желанную ту землю и места святаа», где Христос «претерпе страсти нас ради грешных», Даниил не остаётся равнодушным и к природе Палестины. Встречаются описания хозяйственных угодий, земледелия, садоводства и промыслов. Он восхищается плодородием её земли, на которой «родиться пшеница и ячмень изрядно: едину бо кадь всеяв и взятии 90 кадей», он описывает сады, где «овощная (фруктовые) древеса многоплодовита – смокви (инжир), и агодичия, и масличие (маслины)». Даниила особенно интересует применение искусственного орошения, повышающего плодородие почвы. Описывая поля около Иерусалима, он отмечает, что «здесь финици стоят мнози высоци», что пшеница и ячмень родятся изрядно, урожай получается сам-90 и сам-100, много винограду, фруктовых («овощных») деревьев: смоковниц, маслин, рожков и другого. Побывав в Самарии, Даниил не упустил заметить, что там «стоит тростие (тростник) велико по рекам, и фуницы(финики) мнози стрят по городищу тому, яко лес част. И львове мнози по рекам тем, в тростех ту рождаются то бо есть место близ Иордани реки». Последнее замечание Даниила особенно интересно, он был последним путешественником, видевшим львов в Палестине. Позднее они были истреблены крестоносцами.
Любопытно описание реки Иордан, которую Даниил сравнивает с рекой Сновь (в Черниговщине): один берег Иордана «прикрут», другой «полог», течение быстрое, «вода же к рече (реке) Сновьстей: и вшире и вглубле и лукаво (извилисто) течет и быстро, якоже Сновь река». Описывая невысокие деревья, растущие на берегу Иордана, Даниил говорит, что они напоминают нашу вербу, а кустарник – лозу, но тут же спешит уточнить: «… но несть якоже наша лоза, некако аки силяжи (кизиль) подобно есть». Очевидно, русский игумен не преминул испить иорданской воды, после чего записал : «…вода же мутна велми и сладка пити, и несть сыти пиюще воду ту святую; ни с нея болеть, ни пакости во чреве человеку».
Заинтересовал Даниила и рыбный промысел в Палестине. Он пишет, что в Тивериданском озере водится много превосходной рыбы. Особенно же хороша рыба «образом же есть яко коропочь» (карповая рыба). Зато Мёртвое море, по его словам, «не имать в себе никако ни животины, ни рыбы, ни раков, ни сколии (раковые молюски)». Но всё же и оно не лишено хозяйственного значения: в нём добывают «смолу» (асфальт), которая «исходит из дна моря» и « лежит по берегу тому».
Стремится Даниил передать своим читателям и те чувства, которые испытывает всякий, подходя к Иерусалиму: это чувство «великой радости» и «слез пролития». Подробно описывает игумен путь к городским воротам мимо столпа Давидова, архитектуру и размеры храмов. Так, например, церковь Воскресения, пишет Даниил, «образом кругла, всямокачна (то есть со всех сторон покатая) и в дле и в преки (поперёк) имать же сажень 30». А церковь Святая святых от Воскресения подальше, «яко дважды дострелити можеть». Эта церковь «дивно и хитро создана», украшена изнутри мозаикой и «красота ея несказанна есть; кругла образом создана; извну написано хитро и несказанна; стены ей избьены дъсками мраморными другаго мрамора…» Там же, отмечает игумен, был дом Соломонов, «силно было здание его и велико велми и зело красно. Мощен был есть мраморными дъсками и есть на комарах утвержен, и воды исполнен весь дом-от был».
Даниил не забыл осмотреть военные укрепления Иерусалима. Он побывал в башне Давида, куда не пускали никого из посторонних. «Дивен есть столп от,- рассказывает Даниил,- великим камнем сделан высоко вельми, на углы создан и весь есть черств (твёрд) и днероден (крупен), и камень уродился, посреде его воды в нём много. Двери же имать 5-ры железны и степеней имать 200, по нима же взыти горе, и жита в нём без числа лежит. И есть много тверд ко взятию, и то есть глава всему граду тому; и блюднуть его велми и не дадять влести никому же в онь лапь (то есть без предосторожности). Мне же, худому, недостойному пригоди бог столп от святей, одва могох ввести с собою единого Издеслава».
Из этого описания видно, что Даниил неплохо разбирался в вопросах современной ему фортификации. Он говорит о высоте башни, её форме, плотности её стен, о запасах продовольствия и воды на случай осады. Указана им и стратегическое положение башни, господствующей над городом, и на тщательную охрану её. Интересно, что Даниил постарался провести с собой в башню спутника, видимо, тоже понимавшего толк в военных укреплениях. Всё это подтверждает особый характер путешествия Даниила.
Скупо описывает Даниил свою жизнь в Палестине и быт Иерусалимского королевства. Он лишь вскользь говорит о горных дорогах, на которых путников поджидают разбойники-сарацины, отмечает, что в город Тивериаду он смог попасть лишь благодаря тому, примкнул к войску иерусалимского короля Балдуина. Относительно подробно рассказан лишь один эпизод. Во время богослужения король с почётом провёл Даниила через толпу паломников («разгнаша люди насилие, и створиша яко улицю… и тако могохом проити сквозе люди»), но эту честь Даниил приписал не себе, а уважению к Руси, которую он представляет. Даниил подчёркивает, что он ощущал себя в Палестине посланцем всей Русской земли, и выражает свою заботу о ней, разумеется, в естественных для паломника формах – возжигает лампады в храмах и «во всех местах святых», поручает «молиться за русских князей и княгинь, и детей их, за епископов и игуменов, бояр, детей своих духовных и за всех христиан Руси».
В. Л. Янин обратил внимание на следующий факт: Даниил, сообщая о «поминаниях» русских князей и бояр – всего им отслужено 90 литургий,- называет лишь несколько княжеских имён. Исследователь реконструировал первоначальный вид этого перечня князей и установил, что для Даниила имел смысл и сам отбор имён, и даже последовательность, в которой они приведены: он называет девятерых князей, составлявших «ту верховную коалицию, которая решала общерусские дела и направляла политическое развитие государства». Даниил, заключает В. Л. Янин, «был русским игуменом в высоком понимании этого термина и, вспоминая князей, служил литургии за ту систему взаимоотношений, которая была разработана на княжеских съездах рубежа XI-XII вв., видя в ней средство от усобиц, разорения Русской земли и братоубийственных войн» [11, с.130].
Хотя Даниил принадлежал к господствовавшему феодальному классу, в своей книге он выступает, прежде всего, как русский патриот, защитник идеи единства Русской земли. Находясь далеко за пределами родины, он никогда не забывает о ней. Вот почему он с полным правом мог заявить в послесловии к своей книге: «ни детей моих духовных, ни всех христиан николи же не забывал есмь».
Большое место в «Хождении» занимают легенды, которые Даниил либо слышал во время своего путешествия, либо вычитал в письменных источниках. Он легко совмещает в своём сознании каноническое писание и апокрифы. Так, Даниил с полной убеждённостью пишет о том, что вне стены церкви Воскресения за алтарём есть «пуп земли», а в 12 саженях от него находилось распятие, где стоит превышающий высоту копья камень с отверстием глубиной в локоть; в это отверстие и был вставлен крест, на котором распяли Христа. Под этим же камнем лежит голова Адама, и, когда Христа распяли, камень треснул и кровь Христа омыла голову Адама, то есть все грехи человеческого рода. Достоверность данного «факта» Даниил торопится подкрепить чисто летописным приёмом: «И есть разселина та на камени том и до днешняго дни». Приведённая Даниилом апокрифическая легенда иллюстрировала христианский догмат искупительной жертвы Христа и была закреплена древнерусской живописью.
Язык «Хождения» простой, ясный, близкий к летописям, а не к церковной литературе XII века. Он предельно лаконичен. Даже палестинский пейзаж в «Хождении» изображается с деловой точки зрения: «грозно и безводно есть то и сухо», «дебрь камена и страшна», «лес велик и част» и та далее.
Но иногда Даниил оставляет деловую манеру описания и создаёт картины большой впечатляющей силы. Таково, например, описание им пасхальной заутрени в церкви Гроба господня в Иерусалиме: «в 6 час дне собираются вси людие пред церковь святого воскресения, бесчисленное множество народа, от всех стран пришелци и тоземци, и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конець земли ту ся собирають в тъ день несказанно множество… и велика теснота и толчение люте людем ту бываеть; мнози бо человеци ту задыхаются от тесноты людий бесчисленных; и ти людие вси стоят с свещами не вожжеными и ждут отворения дверий церковных. Внутрь же церкви тогда токмо попове едине суть и ждуть попове и вси людье, дондеже прииде князь с дружиною; и тогда бывает отверзение дверем церковным и входят людие в церковь в тесноте велице и в гнетении и наполняют церковь ту и палати вси полны будут; не могут бо ся вместити вси людие в церковь ту, но ту стоять вне церкви людие мнози зело, около Голгофы и около Краниева места и до туда, идеже кресты налезены, и все то полно будеть людей бещисла много множество. И ти люди вси в церкви и вне церкве иного не глаголют ничто же, но токмо «господи, помилуй!» зовут не ослабно и вопиют сильно, яко тутнати и гремети всему месту тому от вопля людий тех». Не менее ярко передано сцена прихода короля Болдуина с дружиной, когда в сплошной толпе едва удаётся сделать небольшой проход, в которой вместе с королём попадает и сам Даниил. Эти картины так живо нарисованы Даниилом, что и спустя 850 лет они невольно возникают во всех подробностях перед глазами современного читателя.
Даниил был вполне образованным человеком своего времени. Он владел греческим языком, что позволило ему легко общаться с местным населением Палестины. В «Хождении» часто встречаются греческие слова, что придаёт особый лексический колорит всему произведению. Например: «метухия» - подгорье, «пентикостия» - день пятидесятый, «ксилажь» - кустарник и многие другие. Иногда же сам Даниил даёт перевод тем греческим словам, которые он употребляет в качестве имён собственных. Например: «имя месту тому Спудия, иже протолкуется тщание»(поспешность) или: «имя месту тому Каламонии, еже претолкуется доброе обиталище» и так далее.
Таким образом, можно считать, что далёкое путешествие Даниил предпринял, «понужен мыслию своею и нетерпением», желая видеть «святый град Иерусалим и землю обетованную», и «любве ради святых мест сих исписах все, еже видех очима своима». Произведение Даниила написано «верных ради человек», он придавал своему «Хождению» не только познавательное, но и нравственное, воспитательное значение: его читатели – слушатели должны мысленно проделать то же путешествие и получить ту же пользу для души, что и сам путешественник.
Несмотря на то, что произведение написано в начале XII века, остается неясным вопрос, на который ищет уже давно ответ В. В. Данилов: «при каких обстоятельствах состоялось путешествие Даниила: упоминание его многочисленных спутников, нестеснённость его в деньгах и, наконец, те безусловные знаки уважения, которые оказывал Даниилу король Балдуин» [5, с. 83]. Всё это давало основание предположить, что Даниил в той или иной степени являлся представителем Русской земли, прибыл в Палестину с какими-то дипломатическими или церковно-организационными полномочиями, и, во всяком случае, не был рядовым паломником.