Курсовая работа: Революции XX века и марксистская теория революции
Если обратиться к сравнению основных задач, которые стояли перед «Новым курсом» Рузвельта и нацистским режимом, и к методам решения этих задач, то и здесь обнаружится много общего. В экономической области оба правительства вынуждены были справляться с последствиями Великой депрессии и находить способы антициклического регулирования экономики при сохранении частной собственности. Обе страны шли во многом сходными путями, причем нацистов часто называют «кейнсианцами до Кейнса», поскольку они раньше других стали применять методы стимулирования производства через активизацию спроса. Хотя прямое административное вмешательство в экономику в гораздо большей степени было характерно для нацистской Германии, и здесь исследователи находят много общего между американской и германской политикой. «Контроль за производством, ограничение открытия новых частных предприятий и регулирование цен и заработной платы были общими характерными чертами правительственной политики в обеих странах». Несмотря на принципиальную опору на частную собственность, американские и нацистские власти не останавливались перед организацией собственных, правительственных проектов, когда частный бизнес, по их мнению, не мог или не хотел осуществлять адекватную политику. Сходство прослеживается и в методах борьбы с безработицей: оба правительства сочетали прямую социальную помощь нуждающимся слоям населения с программами общественных работ. Причем, как отмечает Дж. Гаррати, между нацистскими трудовыми лагерями и американскими лагерями в рамках программы «Гражданского корпуса сохранения ресурсов» было не так уж много организационных и социальных различий — в обоих случаях цель состояла в том, чтобы убрать из городов горючий материал, который представляла собой молодежь, удержать ее за пределами переполненного рынка труда. Что же касается трудовых отношений в целом, то, как теперь признается, подходы нацистов были «не столько возвращением к феодализму, сколько национал-социалистическим вариантом американской концепции "человеческих отношений».
В сфере социальных проблем, тесно переплетавшихся тогда с экономическими, перед обоими режимами состоял глобальный вопрос: «как интегрировать рабочий класс в нацию» и тем самым обеспечить основы классового мира? В поиске подходов к решению этой задачи обе страны прошли через серию корпоративистских экспериментов, но в обоих рассматриваемых случаях корпоративизм, в отличие от фашистской Италии, не стал господствующей моделью. В США в середине 30-х годов акцент все более переносится на поддержку промышленных профсоюзов, которым удается существенно расширить свое влияние. В результате складывается система, в которой конкуренция была заменена финансовым и организационным контролем со стороны гигантских корпораций, правительства и организованного рабочего движения почти за всеми аспектами экономики.
Германия не могла пойти по такому пути, поскольку Гитлер полностью разрушил немецкие профсоюзы, занимавшие антинацистские позиции. Здесь эволюция корпоративистских подходов вылилась в усиление прямого государственного вмешательства в экономику. Представителям рабочих или их организациям было запрещено вмешиваться в вопросы установления заработной платы или определение условий труда. Поэтому были использованы иные способы налаживания отношений между рабочими и другими слоями населения. И в области пропаганды, и в практической политике предпринимались меры по снятию статусных барьеров как внутри рабочего класса, так и между рабочими и другими социальными группами. Идеологическим оформлением этих отношений стало использование лозунга «аристократия труда». Нацисты уделяли большое внимание организации досуга рабочих, в том числе массового туризма. Характеризуя положение рабочего при нацизме, Шоенбаум отмечает, что если его и можно назвать рабским, то это «рабское положение он разделял со своим бывшим хозяином, а потому это было и формой равенства или даже освобождения». Многие исследователи отмечают широкую поддержку нацистов рабочим классом Германии, несмотря на ограничение его политических и экономических прав и свобод, особенно в первые годы фашистского режима.
Еще одной серьезной социальной проблемой для обоих режимов была политика по отношению к среднему классу, положение которого находились под угрозой из-за усиления концентрации производства и воздействия экономического кризиса. И инициаторы «Нового курса», и нацисты были чувствительны к давлению со стороны этих слоев и потому предпринимали определенные меры по улучшению их положения. Однако и в том, и в другом случае интересам экономического прогресса на практике придавалось приоритетное значение.
Таким образом, широко распространенное сегодня представление о нацизме в корне отличается от более ранних трактовок этого феномена. «Нацистская социальная политика часто несла в себе новаторские ответы на проблемы индустриального общества, порою совпадая с действиями развитых промышленных стран того времени, а порою и опережая их. Причем эта политика, как правило, вполне соответствовала задаче устойчивого функционирования индустриального общества. Нацистская социальная политика отнюдь не вела к дисфункциям».
Но даже если не рассматривать нацизм исключительно как порождение особой немецкой идеологии и культуры или просто как приход к власти варваров в эпоху цивилизации, если признать принципиальную общность задач, которые решались нацистами в Германии и демократическими правительствами в других странах в тот же период, и, более того, даже если признать сходство способов решения этих задач, все равно остается открытым вопрос: почему используемые для этого политические механизмы столь разительно отличались?
Можно сформулировать эту проблему и по-другому. Антидемократический потенциал, заложенный в государственном контроле за экономикой, прямом вмешательстве правительства в экономическую жизнь, в регулирование отношений между классами, осознавался во многих странах. Критики «Нового курса» в США отмечали фашистские тенденции в некоторых мероприятиях администрации Рузвельта. Во время Второй мировой войны, когда усилилась регламентация национальной экономики, широкое распространение получили опасения, что централизованное планирование может стать фактором появления тоталитаризма. США нередко изображали в это время как общество, то ли идущее к фашизму, то ли возвращающееся к рабовладению. Однако все эти опасения не оправдались, и после периода чрезвычайных полномочий, предоставленных президенту во время экономического кризиса и в ходе войны, США смогли вернуться к нормальным демократическим процедурам. В Германии же демократические механизмы оказались неспособными сформировать адекватную преграду на пути тоталитаризма, и антидемократический потенциал экономической централизации в полной мере проявился и в политической сфере.
Нам представляется, что истоки различия между двумя странами все-таки следует искать в особенностях модернизации Германии, хотя и не в том смысле, в каком это делают сторонники представления о нацистах как об антимодернизационном движении, стремящемся повернуть назад часы истории. Германский путь модернизации привел к тому, что в кризисный межвоенный период страна вошла, обремененная множеством встроенных ограничителей, которые препятствовали адекватному приспособлению к новым условиям. Часть этих ограничителей сохранилась с доиндустриальных времен, часть стала результатом догоняющего развития. Сложившаяся в результате система оказалась чрезмерно жесткой, не способной к изменениям, что проявлялось в самых различных формах и сферах общественных отношений.
На германскую экономику наложил существенный отпечаток процесс догоняющей индустриализации. Изначально крупные размеры предприятий, а также широкое влияние банковского капитала, концентрация которого возрастала, создали условия для беспрецедентно высокого уровня картелизации и монополизации германской промышленности. По некоторым оценкам, в начале XX века до 25% германской промышленности было охвачено различными формами монопольного регулирования — в том числе 90% производства бумаги, 74% угольной и 50% сталелитейной промышленности, 48% производства цемента, 23% железнодорожных перевозок. Монополизация активно поощрялась и поддерживалась государством. И если в США достаточно рано осознали связанные с монополизмом опасности и первые антитрестовские законы были приняты еще в конце XIX века, то в Германии примерно в то же время была подтверждена законность создания картелей.
В результате подобной политики к межвоенному периоду сложилась система экономических отношений, которую некоторые исследователи характеризовали как «заор