Курсовая работа: Роль российских политических партий в современных условиях

Назначение «поощряемых или разрешённых оппозиционных партий» – играть роль «оппозиции» режиму и канализировать общественное недовольство партией власти. Такие партии создаются или, по крайней мере, поддерживаются государственной властью. «Поощряемые оппозиционные партии» способны аккумулировать голоса оппозиционно настроенных граждан и тем самым обезоружить настоящую оппозицию. В качестве примера такой партии можно привести ЛДПР (Либерально-демократическая партия России), которая с 1993 г. вполне успешно справляется с задачей «канализации» недовольства части российских граждан, несогласных с государственной политикой. [5]

Другой партией, подходящей под формальные критерии «разрешённой или поощряемой оппозиции», до времени начала президентской избирательной кампании 2004 г. являлась «Родина», а затем и «Справедливая Россия».

Следующий подтип в рассматриваемой классификации – «враждебные партии», или же партии для отвлечения, («мухи» – flies). Единственная цель «мух» – нанести вред оппозиционным партиям, используя похожий лейбл, декларируя сходную программу или же выставляя кандидата-двойника, вводя тем самым в заблуждение избирателей. Примером партии подобного рода была вышеназванная «Родина». По мнению многих политологов, эта партия создавалась с тем, чтобы отнять голоса у КПРФ на выборах в

Государственную Думу в 2003 г. Так, получив около 9% голосов избирателей (большей частью за счёт приверженцев левых или националистических идей), партия продемонстрировала свою эффективность в качестве типичной «мухи».

На примере «Родины» видно, что предложенная Х. Оверслутом и Р. Верхейлом типология предполагает некоторую размытость между границами «идеальных» типов. Так, одна и та же партия может быть легко отнесена и к категории «партий-сателлитов», и «поощряемых или разрешенных оппозиционных партий», и «враждебных партий».

Выделяют ещё один тип партий, обладающий уникальными характеристиками, – это «партии тщеславия» («партии рекламы»), существующие с единственной целью – оказывать поддержку какому-то определённому кандидату (как правило, крупному бизнесмену или высокопоставленному чиновнику).

Следует отметить, что данная классификация отнюдь не единственная в своём роде. Другой весьма известный исследователь постсоветской политики Э. Вильсон предлагает схожую классификацию «изобретённых» или «виртуальных» российских политических партий.

Согласно данной типологии в России существуют следующие типы партий.

1. «Виртуальные популисты», исполняющие роль трибунов населения.

Поскольку подобные партии в действительности не имеют никакого желания оспаривать действия властей, они масштабно поддерживаются госаппаратом. В указанную модель, на наш взгляд, вполне вписываются Партия пенсионеров, Партия социальной справедливости и ныне «Справедливая Россия»;

2. «Мягкие оппоненты», притворяющиеся настоящими соперниками действующей власти и существующие для того, чтобы убедить внутреннюю аудиторию и иностранных наблюдателей, что в России существует конкурентная политика. В действительности партии, принадлежащие к данной категории, либо в принципе «не избираемы», либо просто не имеют и тени желания соперничать с действующей властью. К партиям такого рода можно отнести Партию жизни;

3. «Пугала» – партии, создаваемые властями для того, чтобы наглядно продемонстрировать худшую альтернативу существующей правящей партии, чтобы напугать избирателей и иностранные правительства. По сути, при создании подобных партий власть явно эксплуатирует принцип, по которому «из двух зол выбирают меньшее». Обычно к партиям подобного толка небезосновательно причисляют ЛДПР и другие политические объединения националистического или псевдонационалистического толка»;

4. «Мухи» (flies). По мнению Э. Вильсона и ряда других исследователей, главное предназначение партий такого рода заключается в размывании электоральной базы основных оппонентов «партии власти» (об этом уже говорилось выше). [2]

Подводя итог, следует отметить, что рассмотренные нами классификации в целом могут быть применены при анализе развития российской партийной системы. Вместе с тем временные рамки схем, разработанных для развитых демократических стран, в российских условиях оказываются сдвинутыми.

Несколько столетий, ушедших на зарождение и эволюцию партийной системы в странах Запада, у нас оказались сжаты до двух-трёх декад. Неудивительно, что в российской политической системе одновременно присутствуют и элитистские, и массовые, и популистские партии и даже партии-фирмы.

В то же время традиционные для Запада разграничения на основе классических «расколов» (С. Липсет и С. Роккан) не всегда имеют место в России. У нас не развиты ни проблемное голосование, ни сильная партийная идентификация, ни чёткое разделение политических объединений по принципу идеологических оснований. Вместе с тем применительно к российской политике нельзя говорить и о возникновении новых типов партий, свойственных современным западным политическим системам («зелёные», религиозные фундаменталисты, феминистские движения, движения секс меньшинств и т.п.).

Таким образом, вопрос о разработке классификации политических объединений, имеющей солидное теоретическое обоснование и вместе с тем применимой для анализа реалий российской политики действительности, пока ещё остаётся открытым.

1.2 Понятие «социального капитала» в контексте современных российских партий

Термин «социальный капитал» в конце ХХ века приобрел широкую популярность не только в академическом сообществе, но и далеко за его пределами. Суть концепции социального капитала состоит в утверждении, согласно которому вовлечение индивида в групповую деятельность может иметь ряд позитивных последствий и для него самого, и для сообщества в целом. Речь идет о самых разных аспектах жизни человека и общества, включая образование, здравоохранение и благополучие, понимаемое в самом широком смысле.

Для массовых партий многочисленные партийные организации представляют собой основной организационный и даже финансовый ресурс, поскольку партийный аппарат содержится за счет членских взносов, а при проведении избирательных кампаний партии этого типа полагаются на трудозатратные методы коммуникации, такие, как кампания «от двери к двери». Кадровые партии не стремятся наращивать членскую базу, поскольку их финансирование обеспечивают бизнес-структуры, а в период избирательной кампании они доносят информацию до избирателей при помощи СМИ.

В современной политической науке социальный капитал изучается в качестве свойства больших человеческих сообществ, стран и регионов с точки зрения того, в какой мере граждане доверяют друг другу и различным общественным институтам, а также участия граждан в деятельности различных добровольных ассоциаций. Иногда в качестве дополнительного аспекта социального капитала используют также показатели электоральной активности и другие данные, свидетельствующие о степени вовлеченности граждан в политический процесс. [1]

В настоящее время социальный капитал является важным фактором стабилизации российской партийной системы. Однако именно те аспекты социального капитала, на которые опираются российские политические партии, не помогают, а скорее препятствуют завершению процесса демократизации нашей страны.

Целый ряд исследователей придерживается точки зрения, что социальный капитал оказывает не только позитивное, но и негативное воздействие на процесс посткоммунистической общественной трансформации. Некоторые авторы акцентировали внимание на том обстоятельстве, что социальные сети в посткоммунистических странах часто объединены антиобщественными интересами

В политике преобладающая роль социальных сетей может означать, что формальные политические институты приобретают имитационный и фасадный характер. Так, партийная конкуренция становится малозначимой, если все властные рычаги находятся в руках неформальной группы, объединенной вокруг лидера. До последнего времени губернатор в российском регионе мог назначать «своих» людей курировать различные политические партии, формально конкурирующие друг с другом. Один вице-губернатор отвечал за «Единую Россию», второй за «Справедливую Россию», а третий – за КПРФ. Но если какая-то региональная партийная организация выходила из-под контроля губернатора и переориентировалась на мэра большого города или на крупного предпринимателя, то конкуренция становилась реальной и даже очень острой. Проблема в том, что это была конкуренция между кланами, слегка закамуфлированная идеологическими различиями партийных программ.

Иначе говоря, критики подвергли сомнению благотворную роль, выполняемую в условиях посткоммунистической трансформации одним из основных элементов социального капитала – социальными сетями. Но и более существенный аспект этого феномена, а именно доверие, также не остался без критического анализа.

Британские политологи Н. Летки и Дж. Иванс поставили под вопрос традиционную объяснительную схему, согласно которой успешность демократизации зависит от уровня доверия граждан к политическим институтам. Согласно их точке зрения данная логика в условиях посткоммунистической трансформации не работает. Скорее наоборот: успешная демократизация порождает эффективные политические и экономические институты, которым граждане могут доверять. Это доверие затем способствует росту политического участия. [6]

Большинство исследователей считают само собой разумеющимся, что в посткоммунистических странах уровень доверия граждан по отношению к политическим институтам не может быть высоким. Политические институты коммунистической эпохи полностью дискредитировали себя в глазах большинства населения, а период становления новых институтов пришелся на эпоху трансформационного экономического спада.

Применительно именно к политическим партиям мы можем выделить два аспекта социального капитала, препятствующие формированию по-настоящему конкурентной и стабильной партийной системы и один аспект, оказывающий позитивное воздействие на этот процесс.

Опора на вертикально интегрированные сетевые структуры патронатно-клиентельного типа, несомненно, вредит демократизации российской политики, а также формированию стабильного партийного спектра. Многочисленные взлеты и падения различных «партий власти» в посткоммунистической России убедительно демонстрируют угрозы, связанные с реализацией подобной электоральной стратегии. [1]

Второй аспект социального капитала, оказывающий негативное воздействие на российскую партийную политику, – чрезмерное доверие к партийным лидерам.