Курсовая работа: Школьное дело после Екатерины II

Каптерев П. Ф.

С внешней стороны история народного образования после Екатерины II представляется более или менее благополучной: число школ всякого наименования, число учеников и учителей понемногу возрастает; главные народные училища преобразуются в гимназии; прежний их энциклопедизм постепенно входит в надлежащие педагогические берега; открывается несколько университетов и духовных академий; наряду с другими министерствами учреждается министерство народного просвещения с разделением России на учебные округа и созданием местных органов образования ввиду сознания, что "народное просвещение в Российской империи составляет особенную государственную часть"; появляется устав гимназий; возникает и некоторое время существует, к сожалению очень недолго, стройная система народного образования (в начале царствования Александра I), включающая в себя четыре последовательные ступени: училища — приходское (один класс) и уездное (два класса), губернскую гимназию (четыре класса) и университет. Приходское училище — это начальная народная школа, которую должен был иметь каждый приход или два вместе; уездное училище составляло достояние уездных городов и было начальной школой более высокого уровня, чем деревенская, предназначенное для горожан; за двумя училищами шла губернская гимназия, соответствующая старшим классам нынешних гимназий, за гимназией следовал университет. Учащийся низшей школы по ее окончании заочно переходил в высшую, т.е. из городского училища — в уездное, из уездного — в гимназию, из гимназии — в университет. Все эти школы, давая каждая некоторое законченное образование, в то же время составляли четыре ступени одного целого — народного образования. Ни одна школа, ни приходское училище, ни университет не стояли обособленно, все были связаны между собой, все вместе составляли одну последовательную систему образования.

Но это внешняя сторона школьного дела. Внутри же история наших учебных заведений есть история давления политики на школу с позиций сословности и крайнего консерватизма, с чем связана задержка в развитии собственно народного образования. Устав гимназий и университетов 1804 года был лишь зарей русской школьной жизни, быстро угасшей и сменившейся серым, сумрачным и холодным днем, почти потемками.

Борьба с многопредметностью

Александровские школы носили весьма отчетливые следы предшествующей эпохи — были энциклопедичны, а время, отведенное на изучение положенных в них предметов, совсем не отвечало сложности их и числу. Приходская школа была одногодичной, в ней учили чтению, письму, главным началам закона Божия и нравственности, первым действиям арифметики, а также читали книгу "Краткое наставление о сельском домоводстве, произведениях природы, сложении человеческого тела и вообще о средствах к предохранению здоровья". И все это предполагалось совершить в один год и при тогдашних методах и приемах обучения. А кто были учителя? Приходские училища в казенных селениях вверялись приходскому священнику или одному из почетнейших жителей, а в помещичьих селениях они предоставлялись просвященной и благонамеренной попечительности помещиков. Государство на содержание приходских училищ ничего не давало, а потому они остались в городах на содержании городских обществ, в казенных селениях — на содержании поселян, а в помещичьих — на иждивении помещиков. Ясное дело, что они не пошли, распространялись туго и, если даже держались и множились, то благодаря духовенству, которое, хотя и с грехом пополам, учительствовало в приходах, поддерживая слабый свет просвещения в народных массах, не давая ему угаснуть.

Уездное училище имело двухлетний курс и учило следующим предметам: закону Божию, чтению книги "О должностях человека и гражданина", грамматике русского и местных языков, чистописанию, правописанию, правилам слога, географии русской и всеобщей, истории русской и всеобщей, начальным правилам геометрии, физике, естественной истории, технологии и рисованию. Это в два года при двух учителях, не получивших педагогической подготовки!

В четырех классах гимназии при 8 учителях преподавались: чистая и прикладная математика и опытная физика (1-й учитель — 18 часов); история, география и статистика общая и государства Российского (2-й учитель — 18 часов); философия, изящные науки и политическая экономия (3-й учитель — 20 часов); естественная история, технология и коммерческие науки (4-й учитель — 16 часов); латинский язык (5-й учитель —16 часов); французский язык (6-й учитель — 16 часов); немецкий язык (7-й учитель — 16 часов) и рисование (8-й учитель — 4 часа). Ни русский язык, ни русская литература, ни закон Божий в александровских гимназиях не преподавались, их курс заканчивался в уездном училище.

Приходские училища готовили юношество для уездных училищ и сообщали детям земледельческого и других сословий сведения, им необходимые; уездные училища готовили юношество для гимназий и давали учащимся знания, сообразные их состоянию и промышленности горожан; гимназии готовили к университету, а также знакомили с основными научными сведениями тех, кто не желал идти в университет, сведениями, необходимыми для всякого благовоспитанного человека; в университетах преподавались "науки во всем пространстве, нужныя для всех званий и разных родов государственной службы".

Из сказанного вытекают два следствия: 1) все образование, даже и в университете, сводилось к подготовке для государственной службы, к воспитанию гражданина, толкового чиновника, но не человека; 2) эта цель достигалась путем прохождения весьма сложных и обширных курсов, совершенно непосильных учащимся и не соответствовавших количеству времени, отведенному на их прохождение.

Борьбу с многопредметностью гимназий особенно энергично вел С. С. Уваров, сначала еще будучи попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, а затем на посту министра народного просвещения. Он полагал, что многие предметы, преподаваемые в гимназиях, должны изучаться только в университете, ибо для своего усвоения они требуют большей умственной зрелости, чем та, какую может дать учащимся гимназия. Поэтому он значительно урезал гимназический курс, исключив из него философию, политическую экономию, коммерческие науки, эстетику и сильно сократив естествознание. Закон Божий, отечественный и классические языки, серьезно поставленная история, география со всеми ее разделами, математические науки, грамматика, логика, риторика, отечественная и иностранная словесности — вот, по его мнению, предметы занятий в гимназии. Но после произведенных сокращений гимназический курс все еще оставался очень широким, а потому он подвергся дальнейшим урезкам: постепенно были исключены из него право естественное и науки политические, статистика, начертательная и аналитическая геометрия, логика, сокращен объем других предметов.

По уставу 1828 года в гимназичесий курс (7 лет обучения) входили уже следующие предметы: закон Божий, русская словесность и логика (последняя исключена из курса в 1847 году), языки латинский, греческий, немецкий, французский, математика, география и статистика (последняя исключена из курса в 1844 году), история, физика, чистописание, черчение и рисование. При этом существовали гимназии двух видов: с обоими древними языками и с одним, латинским, начинавшимся с IV класса... Словом, мало-помалу выяснялся и утверждался тот принцип, который позднее господствовал долгое время, формулировался на разные лады, но совершенно отчетливо и просто был высказан графом Сиверсом в комитете, готовившем устав гимназии 1828 года: "Древние языки и математика должны составлять главнейшую и существенную часть учебного курса гимназий: первые, как надежнейшее основание учености и как лучший способ к возвышению и укреплению душевных сил юношей; последняя, как служащая в особенности к изощрению ясности в мыслях и к образованию принципиальности и силы размышления". Это в значительной степени правильный педагогический взгляд, делающий честь автору и особенно интересный, если принять во внимание время, в которое он был высказан. Курс уездных училищ был сокращен в 1819 году исключением из него естественных наук и технологии.

Введение в гимназии уроков по закону и русскому языку

Несмотря на многопредметность и даже энциклопедизм курса, александровские гимназии не обучали ни закону Божию, ни русскому языку. Переворот, произведенный со времени Петра в постановке всего образования и в культурном положении духовенства, сказался отсутствием уроков закона Божия в гимназиях. В уставе только глухо было упомянуто, что "будут читаны и переводимы сочинения, служащие к образованию сердца и дающие чистое понятие о законе Божием и гражданских обязанностях" (§ 35). А сущность дела состояла в том, что закон Божий, очевидно, признавался лишним из-за наличия в курсе философии. Националистические идеи, в изобилии проникавшие в Россию с Запада, а особенно из Франции, и установившаяся школьная политика по отношению к духовенству и всей религиозной стороне жизни сделали возможным ограничение преподавания закона Божия приходским и уездным училищам и замену его в гимназии философией, хотя и не совсем ясно, какая же философия была возможна, например, в двух низших классах гимназии. На философию вместе с изящными науками и политической экономией отводилось наибольшее число учебных часов в гимназии, а именно 20, тогда как на другие группы предметов полагалось по 18 часов (математика и физика) и даже по 16 (все остальные группы, кроме рисования). Философский век сказывался, книга "О должностях человека и гражданина" конкурировала с законом Божиим.

Первые уроки закона Божия были введены в гимназии Казанского учебного округа в 1809 году по ходатайству попечителя. В 1819 году чтение Св. Писания вместе с катехизисом было введено во всех гимназиях в качестве обязательного предмета, без определения плана, программы, без руководств, учебных часов и средств содержания законоучителей. Постепенно закон Божий как предмет гимназического преподавания выяснился и определился, принял устойчивые формы и, наконец, сформулировался в 1851 году, когда обработанный протоиреем Райковским план преподавания закона Божия был утвержден синодом и по распоряжению министра народного просвещения был принят во всех гимназиях. По плану Райковского, изучение закона Божия слагалось из изучения молитв, священной истории, катехизиса, кратких учений о богослужении и истории церкви, отечественной и вселенской.

Подобное же положение в уставе гимназий 1804 года занимал и русский язык со словесностью: философии учили, всему учили, а русскому языку, как и закону Божию, не учили. Это, очевидно, был отзвук весьма давней школьной практики западноевропейских школ, когда латинской грамматике учили, а грамматике родного языка не учили, когда думали, что родному языку учить нечего, так как он практически хорошо известен всем, говорившим на этом языке. Первый ввел русскую грамматику в гимназический курс Уваров при преобразовании в 1811 году петербургской гимназии, как он же ввел в ней и закон Божий в виде краткого катехизиса и священной истории, а в 1819 году русский язык был введен во всех гимназиях.

Сословность образования

По уставу 1804 года в гимназии принимались ученики всякого звания (§ 14). Московский университет, открыв губернскую гимназию в 1804 году, объявил в местных ведомостях, "что в ней могут получать сведения в языках и науках отроки всех состояний". Даже по Высочайше утвержденному положению о евреях (9 декабря 1804 года) "все дети евреев могут быть принимаемы и обучаемы, без всякого различия от других детей, во всех российских народных училищах, гимназиях и университетах". Нигде еврейское дитя во время воспитания в училище не должно быть ни под каким видом отвлечено от своей религии, ни принуждаемо учиться тому, что идет против этой религии или может быть несогласно с нею. Если бы евреи не захотели отдавать своих детей в общие народные училища, тогда учреждать для них особенные школы за счет особой с них подати. Но начало бессословности школы держалось недолго, его начали помаленьку ограничивать скоро, при Александре же. В 1813 году было разъяснено, что дети несвободных состояний могут поступать в гимназию каждый раз лишь с особого разрешения министра; в 1817 году было объявлено, что учреждается министерство духовных дел и народного просвещения, "дабы христианское благочестие было основанием истинного просвещения". В школах начали внедрять христианское благочестие: народными книгами сделались по преимуществу книги Св. Писания или духовного содержания; из прописей были изгнаны все нравственно-философские сентенции и статьи и заменены выдержками из книги "Подражание Христу" и из евангелистов вследствие желания "и в прописях знакомить учащихся с единою на потребу истинною нравственностию христианскою".

В последующие годы царствования Александра поворот от общегуманных целей образования к узкосословным делается еще круче и решительнее. В 1820 году был издан устав Дерптского университета, в котором (§ 2) прямо заявлялось, что "круг действия и цель училищ всякого рода сами собой определяются различными классами, на которые человеческое общество разделяется. Классы сии, в отношении к публичному учению, могут быть следующие: первый тот, принадлежащие к коему снискивают себе ежедневное пропитание тяжелою телесною работою; второй тот, состоящие в котором назначаются к ремеслам или промышленности; третий класс тот, котораго члены посвящают себе наукам для службы государственной или общественной", хотя при этом и прибавлено, что различные роды училищ не должны принадлежать исключительно одному какому-либо классу граждан ¹ . Соответственно этому и дерптской гимназии указывалась такая задача — подготовка служилого сословия. Спустя несколько лет такие цели были поставлены и всем гимназиям. В уставе 1828 года сказано: "Общая цель учебных заведений, состоящих в ведомстве университетов, заключается в том, чтобы при нравственном образовании доставлять юношеству средства к приобретению нужнейших по состоянию каждого познаний" (§ 1). В соответствии с таким общим назначением учебных заведений и гимназиям была поставлена задача: готовить к университету и давать приличное по званию учащихся воспитание (§ 134), т. е. приличное воспитание для детей дворян (§ 137).

Стремление сделать образование строго сословным, пригвоздить каждое сословие к определенной для него школе и ни в какие другие не пускать, было основным стремлением петровской школьной политики — узкого сословного профессионализма. Общее образование и развитие казалось не только бесполезным, но даже вредным, умственным развратом, ведь государству люди не нужны, а пожалуй, они могут быть и вредны, ему нужны профессионалы разных сортов и видов. Правительство отказывалось смотреть на граждан как на людей. Граждане или, точнее, подданные суть дворяне, мещане, духовные, крестьяне, торговцы, но не люди. К чему годны просто люди?

Сословная школьная политика, никогда во второй период не исчезавшая, а только временами замиравшая, с особенной энергией возродилась с семидесятилетним министром народного просвещения Шишковым (1824). Он прямо заявлял, что "кажется, как будто все училища превратились в школы разврата, и кто оттуда не выйдет, тотчас покажет, что он совращен с истинного пути и голова у него набита пустотой, а сердце самолюбием, первым врагом благоразумия". Главная причина неудовлетворительности учебных заведений, по мнению Шишкова, заключалась в несовершенстве уставов, в которых упущена из виду главнейшая цель народного просвещения — "образование, приспособленное к потребностям разных состояний".

И не один Шишков так думал. Другие, например граф Ламберт, также полагали, что дети разных сословий не могут быть воспитываемы вместе: и нравственные качества их различны, и знания им требуются неодинаковые и не в одинаковом размере. Образование дворянства должно быть совершенно отлично и отделено от образования других сословий. Большинство членов комитета, обсуждавшего проект устава гимназий 1828 года, держалось такого взгляда, что при устройстве учебных заведений следует принять за правило, чтобы они составляли каждому сословию приличное званию образование, чтобы "дети каждого состояния получали такое образование, которое соделывало бы их способными быть полезными и довольными в том состоянии, к коему они при рождении своем назначены всевышним промыслом". Поэтому комитет определил признать основным правилом, что преимущественное, но не исключительное назначение учебных заведений состоит в следующем: а) училища приходские учреждаются для детей крестьян, мещан и ремесленников низшего класса; б) уездные училища — для детей купечества, промышленников и людей свободного состояния; в) гимназии — для посвящающих себя различной государственной службе детей дворян и чиновников, не исключая, впрочем, и другие свободные состояния, кроме крепостных и казенных крестьян. Государственный совет произвел некоторые изменения в представленном проекте и постановил сделать уездные училища открытыми для людей всех состояний, чтобы эти заведения были доступны и детям тех дворян, которые по бедности не могут воспитывать своих детей в других заведениях.

Сам император Николай горой стоял за сословность образования. В рескрипте от 19 августа 1827 года на имя Шишкова ² он высказался о том, что для полного соответствия правил народного воспитания потребностям и положению государства необходимо, чтобы "повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности соображаемы с будущим вероятным предназначением обучающихся, чтобы каждый, со здравыми, для всех общими, знаниями о вере, законах и нравственности, обретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи, и не быв ниже своего состояния, также не стремился чрез меру выситься над тем, в коем, по обыкновенному течению, ему суждено оставаться".

Из таких взглядов и возникли меры против допуска в университеты и гимназии простых людей, а равно попытки устроить дворянские институты, пансионы, реальные курсы при гимназиях для разночинцев и другие подобные исключительные сословно-образовательные меры. Был выдуман даже особый форменный костюм для гимназистов-разночинцев. В 1857 году были высочайше утверждены следующие правила: 1) чтобы крепостные допускались в начальные и высшие учебные заведения лишь при получении вольной от их помещиков; в противном случае они могут обучаться только в приходских и уездных училищах; 2) чтобы частные пансионы были разделены на низшие и средние разряды и в последние из них крепостные ни под каким видом не допускались; 3) чтобы в тех реальных училищах, куда принимаются крепостные, курс словесных наук был приведен в меру училищ уездных и приходских и исключено все то, что относится к среднему образованию; 4) чтобы последнюю меру распространить и на частные школы, содержащиеся некоторыми помещиками при своих имениях.

Нужно заметить, что дворянство относилось холодно к александровским бессословным гимназиям, оно предпочитало им домашних учителей и дворянские пансионы. О распространении дворянских пансионов, в которые никакие разночинцы не допускались, особенно много и энергично хлопотал министр Уваров. Он заботился, чтобы эти дворянские институты не повторили екатерининских с их энциклопедизмом и поверхностностью, но с большими правами; он внушал дворянам, что пансионы в учебном отношении должны быть совершенно подобными гимназиям, усвоить их курс, лишь несколько сократив время учения или расширив некоторые учебные предметы, ближе касающиеся дворянского сословия; что из пансионов нужно поступать дальше в университет.

Таким образом, параллельно с гимназиями для разночинцев возникли исключительно дворянские гимназии — пансионы, число которых в сороковых годах прошлого столетия дошло до 47. Содержались пансионы на пожертвования дворян. Когда же пансионы стали ослабевать и падать, дворяне волей-неволей обратились к гимназиям, и тогда начинаются попытки превратить гимназии если не исключительно в дворянские учреждения, то преимущественно, а для разночинцев при гимназиях же начинают открывать реальные классы с целью доставить "производительному" сословию средства к приобретению технических знаний. Эти реальные классы были промышленного или торгового склада, образовывали юридические отделения, ветеринарные и т. п. В 1827 году от гимназии совершенно были отделены военные корпуса, а за ними появились особые заведения для детей штаб- и обер-офицеров казачьего войска, для кантонистов и т. д.

По обычаю явились и идеологи обособленного от других сословий воспитания дворян. Таковы были малоизвестный Шестаков и весьма известный Пнин.

Шестаков, директор саратовских училищ, в 1803 году признал полезным поделиться с министром народного просвещения своими взглядами на характер и постановку народного образования. По его наблюдениям, учащиеся юноши, дворянские и даже разночинцы, "всемерно спешат", чтобы не опоздать на службу, скорее получать чины. В 15—16 лет считается для дворянина постыдным не быть офицером и не обращаться в свете. Поэтому наши гимназии и университеты "всегда будут наполнены одними малолетними, начинающими только и тот час прекращающими свое учение". Нужно устроить так, чтобы дворянство отдавало своих детей в гимназии и университеты непременно на урочное время и раньше окончания образования не брало бы их из школ, нужно уничтожить пагубное стремление родителей "детям прикладывать лета и испрашивать им фальшивые аттестаты", чтобы поскорее определить на службы, точнее, к чинопроизводству. Шестаков высказывал пожелание, чтобы со временем не только директора, но и учителя гимназий были из дворян, чтобы гимназии и университеты предназначались для образования дворян, причем автор проекта великодушно прибавляет, что "однакоже и в гимназиях и в университетах не возбраняется учиться всякому, кроме крестьян, но только своекоштно и не ограничивая урочным временем".

Еще решительнее рассуждал И. П. Пнин (1773—1805). В своем "Опыте о просвещении относительно к России" (1804) автор признает сословность незыблемой основой общества и его благосостояния, каждое сословие есть звено в государственной цепи, разрывать которую было бы опасно; каждому сословию нужно положить пределы, из которых оно не должно выходить, каждому сословию нужно определить его права и обязанности и соответственно с ними различное, приспособленное к положению сословий образование. Россия, будучи державой монархической, по этой причине имеет особенную надобность в первенстве сословности, ибо это неравенство служит для нее подпорой. Словом, в сочинении Пнина мы получили подновленное несколько издание книги "О должностях человека и гражданина": основные идеи совершенно одинаковы в обоих произведениях, и задачи авторов те же самые. Просвещение, по мнению Пнина, заключается в знании и исполнении каждым сословием своих обязанностей, т. е. когда правящие классы командуют, а "люди нижнего ряда" повинуются. Чтобы правильно поставить образование каждого сословия, нужно знать его главнейшие свойства и обязанности. Трудолюбие и трезвость — для земледельческого состояния, исправность и честность — для мещанского, правосудие и готовность пожертвовать собою — для дворянства, благочестие и примерное поведение — для духовенства — вот главные свойства и обязанности каждого сословия, "долженствующия служить средоточием его просвещения и из круга коих оно не должно выходить". Достижению этой цели будут служить соответственное нравственное воспитание сословий, укрепление в них сословных добродетелей и профессиональное образование каждого состояния в предназначенной ему школе: крестьян — в приходских или земледельческих училищах с главным предметом — обучением земледелию и азам из других областей знания; мещан и ремесленников — в уездных училищах с обучением, кроме грамоты и ремесл, еще "искусствам и художествам"; купцов — в коммерческих училищах с учебными предметами, касающимися торговли, а сверх того преподается еще "сокращение всего человеческаго познания"; дворян — в особых училищах для подготовки к военной и гражданской службе. "Надобно, чтобы офицер был и искусный воин, и знающий судия". В обучении духовного сословия Пнин высказывается против древних языков, находит более полезным обучать семинаристов новым языкам. Вообще нужно сначала сделать граждан добродетельными, а потом уже просвещенными.

В циркуляре от 31 декабря 1840 года министр Уваров предложил попечителям учебных округов при приеме студентов обращать внимание как на происхождение молодых людей, посвящающих себя высшим ученым занятиям, так и на открывающуюся перед ними будущность. Хотя "просторное развитие", как выражался министр, умственных способностей и полезно, но и "должно быть соразмеряемо с будущим значением в жизни гражданской". "При возрастающем повсюду стремлении к образованию, — сказано в циркуляре, — наступило время пещись о том, чтобы чрезмерным этим стремлением к высшим предметам учения не поколебать некоторым образом порядок гражданских сословий" ³ . С 1845 года начали увеличивать плату за учение в гимназиях, что, по словам того же Уварова, было предпринято не столько для усиления экономических сумм учебных заведений, сколько для удержания стремления юношества к образованию в пределах некоторой соразмерности с гражданским бытом разнородных сословий". Государь вполне одобрял эту меру министерства и даже требовал, чтобы плата за учение была увеличена гораздо больше того размера, в каком проектировало ее увеличить министерство. На одной докладной записке министра народного просвещения император Николай написал (9 июня 1845 года): "сообразить, нет ли способов затруднить доступ в гимназии для разночинцев". Вследствие этого была принята мера — не принимать в гимназию без увольнительных свидетельств детей купцов и мещан. Благодаря такой мере, объяснял министр Уваров, "гимназии сделаются преимущественно местом воспитания для детей дворян и чиновников; среднее же сословие обратится в уездные училища". Император Николай, посетив в 1827 году псковскую гимназию и не найдя в ней ни одного сына дворянина, приказал закрыть ее впредь до особых распоряжений.

Частные пансионы и семейное воспитание

Для государственной педагогики весьма характерно ее отношение к частным школам. Мы уже знаем, как при Екатерине II велась борьба со старыми дьячковскими школами и частными пансионами и как они должны были спрятаться от глаз надзирающего учебного начальства. Но по обстоятельствам времени они, конечно, не исчезли, а только спрятались, так как спрос на них был постоянный, правительственных дел было мало, да им и не особенно доверяли, а иностранные пансионы, и в довольно большом числе, существовали открыто; были и русские пансионы; продолжалось, конечно, частное обучение в школах. Как относилось правительство к этому виду народного просвещения, созданному и поддерживаемому частной образовательной инициативой? Оно относилось к нему весьма неблагосклонно и подозрительно. Правда, частные пансионы очень часто были плохи, это так; но ведь и правительственные школы далеко не всегда были хороши, и какая школа была хуже — правительственная или частная — подчас трудно было и решить. Правительство не благоволило к частным школам, потому что хотело одно: просвещать граждан по своему вкусу и усмотрению, побаивалось конкуренции частных школ да и вообще не мирилось с существованием таких учреждений, в которых не оно полный хозяин. Его всевластие не выносило никаких ограничений. Свое неблагожелательное отношение к частным школам оно выразило во множестве мероприятий, краткий перечень которых мы и приводим.

В 1784 году, как уже упоминалось, высочайшим повелением от 5 сентября было предложено комиссии училищ приступить к осмотру частных школ и пансионов и принять меры к их улучшению. Комиссия училищ по завершении осмотра частных учебных заведений закрыла все русские школы в С.-Петербурге (всего 20) и один иностранный пансион (из 31) как не отвечающие своему назначению. Вместе с тем комиссия издала наказ, по которому частные училища должны были состоять под надзором приказов общественного призрения и директоров народных училищ. Наказ требовал от учителей и содержателей пансионов аттестатов об их образовании и знаниях и выполнения разных других условий. Но так как тогдашние частные учителя не могли удовлетворить этим условиям, то наказ уничтожил все частные русские школы, которые продолжали существовать.

Уставом от 5 ноября 1804 года об учебных заведениях, подведомственных университетам, частные пансионы были поставлены в зависимость от университетского и гимназического начальства и подчинены их контролю. Желающий содержать пансион должен был подать прошение директору гимназий с указанием предметов и часов учения, со списком учителей и свидетельствами об их познаниях. Разрешение или запрещение открывать пансион зависело от университета. Способ преподавания предметов и учебные пособия в пансионах должны были быть одинаковыми со способами и пособиями казенных училищ. Поэтому учителя пансионов должны были учиться методам преподавания в гимназиях и получать соответствующие свидетельства. Если бы содержатель пансиона захотел ввести в его учебный курс новый предмет, он должен был бы подать о том новое прошение и получить разрешение университета. О каждом новом учителе, приглашаемом в пансион, требовалось уведомление директора гимназий. Ежегодные испытания в пансионах губернских и уездных городов должны были производиться в присутствии директора гимназий или смотрителя училищ. Директору же нужно было представлять ведомости о состоянии пансионов, числе учащихся в них и об успехах учеников ⁴ .

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--