Курсовая работа: Споры вокруг главного героя комедии "Горе от ума" А.С. Грибоедова

Чего я ждал? что думал здесь найти?

Где прелесть этих встреч? участье в ком живое?

Крик! радость! обнялись! – Пустое.

В повозке так-то на пути

Необозримою равниной, сидя праздно,

Все что-то видно впереди

Светло, синё, разнообразно;

И едешь час, и два, день целый; вот резво

Домчались к отдыху; ночлег: куда не взглянешь,

Все та же гладь и степь, и пусто и мертво…

Досадно, мочи нет, чем больше думать станешь.

Кто произнес эти страшные безнадежные слова, эти сбивчивые строки – одни из самых трогательных и лиричных в русской поэзии? Все он же – Александр Андреич Чацкий, российский Гамлет.

Здесь гладкопись «Горя от ума» начисто исчезает, и ловкий четырехстопный ямб переходит в пяти - , а затем и в тяжеловесный шестистопный. Это нестройное мышление истинно трагического героя.

Это шекспировский тупик умного, несчастного, глубоко и тонко чувствующего человека. Просто время иное, да и жанр другой. Потому рядом не обреченная Офелия, ветреная Софья, и противник – не Лаэрт с отравленной шпагой, а Молчалин с бумагами. И после главных слов появляется не кающаяся мать, а балагур Репетилов.

Карнавально, по-меркуциевски начав, Чацкий избежал его смертельного исхода – хотя мог и не избежать; дуэли были в ходу, и был же ранен на дуэли с Якубовичем сам Грибоедов. Однако «Горе от ума» - комедия, стрельба тут неуместна. Но конец Чацкого так же трагичен, как конец Гамлета, до которого не успел вырасти Меркуцио. Чацкий, конечно, остается жив и куда-то благополучно уезжает в карете. Но это и есть гибель – исчезновение со сцены.

Но в соответствии с гражданским подходом к литературе закулисное бытие грибоедовского героя тоже волновало общественность – и не меньше, чем бытие сценическое. Те, кто оценивал пьесу как прогрессию, полагали, что Чацкий пойдет прямиком в революцию. Однако почвенник Достоевский по-иному анализировал реплику «Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету…». Он писал: «Ведь у него только и свету, что в его окошке, у московских хорошего круга – не к народу же он пойдет. А так как московские его отвергли, то, значит, «свет» означает здесь Европу. За границу хочет бежать».

В 1929 году А.В. Луначарский говорил (на торжественном заседании, посвященном памяти Грибоедова), в частности, что пьеса «Горе от ума» «приобретает особенно серьезное значение потому, что, кроме восхитительных масок, созданных Грибоедовым, в ней дана фигура, представляющая самого Грибоедова. Чацкий – это портпароль Грибоедова. Пушкин чувствовал фальшь в Чацком… можно ли метать бисер перед свиньями, которые все равно его растопчут!

Правда глаголет устами безумцев, начиная от Василия Блаженного и кончая Любимом Торцовым и более близкими нам типами. В пьяном виде человек делается порой смельчаком. Он говорит то, чего бы не сказал, будучи трезвым. Безумие, опьянение Чацкого – в его молодости. Он еще слишком молод, он еще не созрел. Его ум – ум блестящего мальчишки. Его несдержанность оттого, что у него еще нет седых волос, что он еще не примерился с подлостью, не пережил тех щелчков, которые пережили и сам Грибоедов и Пушкин».

Можно, пожалуй, сказать, что разноречивость мнений о Чацком продолжает и развивает разноречивость мнений об его авторе. В конечном счете, в основе разногласий относительно Грибоедова, был вопрос об отношении Грибоедова к декабризму. В основе разногласий относительно Чацкого – вопрос об отношении к нему Грибоедова. Если согласиться с тем, что Чацкий декабрист (или будущий декабрист), то оба упомянутых вопроса с неизбежностью соединяются.

Но это – схема. Вопрос об отношениях различных авторов в различное время к Чацкому богаче такой схемы.

Образ Чацкого, вне сомнения, не покрывается проблемой отношения Грибоедова к декабризму как таковому.

Характерно в этой связи и объяснение Луначарским причин, по которым Чацкий не понравился Пушкину. «Бедный гениальный поэт, - пишет Луначарский, - был уже к тому времени «сивкой, которого уходили крутые горки».

Должно было пройти много времени и событий, прежде чем А.И. Герцен – человек, поклявшийся в верности памяти героев 1825 года, - смог бы сказать: «Энтузиаст Чацкий… декабрист в глубине души, уступает место Онегину… человеку, скучающему и чувствующему всю свою колоссальную ненужность. Онегин, - добавляет А.И. Герцен, - который вступал в жизнь с улыбкой на устах, с каждой песнью становится все более мрачным и наконец, поглощенный пустотой, исчезает, не оставив никакого следа, никакой мысли. Тип был найден, и с тех пор каждый роман, каждая поэма имели своего Онегина, т.е. человека, осужденного на праздность, бесполезность, сбитого с пути, - человека, чужого в своей семье, не желающего делать зла и бессильного сделать добро; он не делает в конце концов ничего, хотя и пробует все, за исключением, впрочем, двух вещей: во-первых, он никогда не способен стать на сторону народа… «Онегин» - самое значительное творение Пушкина…Эта поэма созревала под влиянием печальных лет, последовавших за 14 декабря…Чацкий – это Онегин-резонер, старший его брат. «Герой нашего времени» Лермонтова – его младший брат».

Чацкий, иными словами, - это герой, еще не переживший своего поражения, не переживший крушения своих надежд и верований, мечтаний. Чацкий – вечный юноша русской общественной мысли. И потому от него нечего требовать, чтобы он был критерием зрелости мысли. Довольно того, что он навсегда останется мерилом той непосредственности в отношениях к окружающему нас миру, которой посредственность никогда не знает и к которой посредственность всегда относится с насмешкой.

Его величество король был прусский здесь,

Дивился непутем московским он девицам,

Их благонравью, а не лицам,

И точно, можно ли воспитаннее быть!

Умеют же себя принарядить