Курсовая работа: Стилистический аспект перевода. Средства выражения экспрессии

Another man's mind is a closed book. - Чужаядуша - потёмки.

Affection blinds reason. - Любовьзла - полюбишьикозла.

A grey beard, but a lusty heart. - Сединавбороду, абесвребро.

A good marksman may miss. - Инастарухубываетпроруха.

A cracked bell can never sound well. - Старостьнерадость.

No two times are ever the same. - Разнаразнеприходится.

Curiosity killed a cat. - Любопытствосгубилокошку.

A bargain is a bargain. - Уговордорожеденег[17] . (см Приложение № 3)

Аллюзии

АЛЛЮЗИЯ, наличие в тексте элементов, функция которых состоит в указании на связь данного текста с другими текстами или же отсылке к определенным историческим, культурным и биографическим фактам. Такие элементы называются маркерами, или репрезентантами аллюзии, а тексты и факты действительности, к которым осуществляется отсылка, называются денотатами аллюзии. Аллюзию, денотатом которой являются «внетекстовые» элементы, т.е. события и факты действительного мира, иногда называют реминисценцией[18] .

С этой точки зрения показательно стихотворение П.Вяземского Простоволосая головка , где игривая девушка и ее «головка» аллюзивно сравниваются с поэзией А.Пушкина и ее музой:

Все в ней так молодо, так живо,

Так не похоже на других,

Так поэтически игриво,

Как Пушкина веселый стих.

<...>

Она дитя, резвушка, мальчик,

Но мальчик , всем знакомый нам,

Которого лукавый пальчик

Грозит и смертным, и богам.

В данных строках очевидно соотнесение с текстом Евгения Онегина, где содержится фрагмент шалун уж заморозил пальчик. Однако в пушкинском тексте расстановка актантов (участников ситуации) совсем иная: Шалун уж заморозил пальчик:/Ему и больно и смешно,/А мать грозит ему в окно..., а слово мальчик, появляющееся у Вяземского и рифмующееся со словом пальчик, содержит отсылку уже к другому тексту Пушкина – поэме Домик в Коломне, где речь идет о четырехстопном ямбе (Мальчикам в забаву/Пора б его оставить) – том стихотворном размере, которым написан Евгений Онегин. Таким образом, Вяземский на основе разрозненных элементов пушкинских текстов создает некоторое новое стиховое единство, играя на перестановке актантов исходного текста и выдвигая на первый план семантику «детскости» и «веселости» Пушкина. В свою очередь, эти строки Вяземского, снова с заменой субъекта описываемого действия, стали импульсом для уже новых аллюзий в романе Дар В.Набокова:

Можно спорить о том, что есть ли кровь в жилах нашего славного четырехстопника (которому еще Пушкин, сам пустивший его гулять, грозил в окно , крича, что школьникам отдаст его в забаву ), но никак нельзя отрицать, что в пределах, себе поставленных, свою стихотворную задачу Годунов-Чердынцев правильно разрешил.

Аллюзивными элементами, соединяющими факты жизни и тексты о них, могут становиться и географические названия (топонимы). Так, Е.Евтушенко, откликаясь на смерть Ахматовой, очень точно играет на противопоставлении Ленинград – Петербург, заданном в стихотворении Ленинград Мандельштама (в тексте Петербург, я еще не хочу умирать...): Она ушла, как будто бы навек/Вернулась в Петербург из Ленинграда. Образный потенциал строк Евтушенко раскрывается через соединительную функцию заглавий, которая образует «петербургский интертекст», проходящий через всю русскую литературу. В 20 в. среди многочисленных «Петербургов» начала века, в том числе романа А.Белого (1914), выделяется Последняя петербургская сказка (1916) В.Маяковского. Определение «петербургский», по мнению В. Н. Топорова, задает единство многочисленных текстов русской литературы поверх их жанровой принадлежности. Название же Мандельштама Ленинград несет в себе семантику «перерыва традиции[19] », потерю памяти поэтического слова. Поэтому И.Бродский, осмысляя в 1990-х годах образ Петербурга в Нью-Йорке, уже однозначно называет свое эссе Ленинград (или Переименованный город).

Для правильной передачи в переводе аллюзий также нужны фоновые знания и хотя бы минимальная эрудиция. Чтобы найти правильный эквивалент для заголовка статьи "MuchAdoAboutNot