Курсовая работа: Стратегический треугольник Москва - Дели - Пекин
· изучение монографических публикаций и статей;
· аналитический метод.
Структура нашей работы включает в себя следующие части:
Введение, основная часть, состоящая их двух глав, заключение и список использованной литературы.
В первой главе мы рассмотрим возникновение идеи формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» и практическую реализацию данной идеи.
Во второй главе мы рассмотрим и проанализируем позиции сторон в отношении стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин».
В заключении подведем итог проведенного исследования.
Глава 1.Формирование стратегического треугольника «Москва –
Дели – Пекин»
1.1. Возникновение идеи формирования стратегического
треугольника «Москва – Дели – Пекин»
В декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию высказал мнение о желательности формирования «стратегического треугольника Москва - Дели - Пекин».[1] Слова тогдашнего руководителя российского правительства оказались хотя и неожиданными, но по-своему логичными. Произнесенные в Дели, они подчеркивали заинтересованность России в укреплении связей между Индией и Китаем в условиях, когда Москва развивала отношения стратегического партнерства с ними и выражала недовольство бомбардировками территории Ирака американскими и английскими самолетами.
Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как «геополитический треугольник», вопрос о новом «тройственном союзе» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.
Первая реакция индийской общественности была в целом осторожной и критической. Отмечая важность развития двусторонних отношений с Пекином, индийская печать подчеркивала сохраняющиеся на этом пути препятствия в виде нерешенной погранично-территориальной проблемы между двумя странами. Вызывала в Дели озабоченность и усматривавшаяся им антизападная направленность предлагаемого тройственного партнерства. Отношения с Западом, в первую очередь с США, имели для индийского правительства существенное значение в период, когда шли переговоры об отмене Вашингтоном экономических санкций, введенных американцами в ответ на проведение Дели в мае 1998г. серии подземных ядерных взрывов.
Развернувшиеся в начале 1999г. события вокруг Косово и военная агрессия НАТО против Югославии вызвали неприятие и настороженность в Дели. Индийское руководство, как, впрочем, и политические элиты многих других государств, восприняли действия Организации Североатлантического договора как покушение на суверенитет национального государства и увидели в них тревожный для себя прецедент. В соответствии с изменившейся обстановкой стала меняться и оценка индийской стороной пожеланий российского премьера. В марте 1999г. глава индийского правительства А.Б. Ваджпаи призвал вернуться к его рассмотрению. Однако в период острого кризиса в отношениях с Пакистаном, в мае-июне того же года, позиция Дели вновь изменилась. Поддержка, оказанная ему Вашингтоном, снизила градус антиамериканских настроений. Разочаровал Дели и Пекин, не отказавшийся от особых отношений с Исламабадом.
Настороженная реакция КНР на слова Примакова обусловливалась рядом причин. Там не забыли утверждений индийского премьера и министра обороны, которые в мае 1998г. оправдывали ядерные испытания угрозами со стороны Китая как потенциального противника. Пекин, так же как и Дели, не вполне устраивал антизападный подтекст сделанного Примаковым предложения, прежде всего из-за роли, которую США, их союзник Япония и объединенная Европа играют в качестве торгово-экономических партнеров Китая. Наконец, согласно традиционным и неоднократно декларировавшимся принципам внешней политики, Пекин предпочитает не вступать в какие-либо альянсы, развивая отношения преимущественно на двусторонней основе.
Реакцией властей в Индии и Китае, однако, не исчерпывался отклик на российское предложение.[2] Определенная часть индийской и китайской общественности отнеслась к нему с пониманием и одобрением. Согласно распространенному мнению, России удалось сохранить на Востоке определенное уважение к себе. Опросы общественного мнения в Китае и Индии показали, что она по-прежнему находится среди самых популярных стран. В Китае не забыли о советской помощи 40-50-х гг., а в Индии помнят о всесторонней и многообразной поддержке, оказывавшейся Москвой на протяжении ряда десятилетий. Тому, что инициатива России о «треугольнике», включающем китайско-индийскую ось, была с интересом встречена частью «политической общественности» Китая и Индии, видимо, способствовало длительное отсутствие серьезных осложнений между ними.
Более того, как бы в ответ на пожелания Е.М. Примакова и в обстановке выше уже отмеченного вмешательства НАТО в Югославии (бомбардировки Белграда привели к жертвам среди граждан КНР и на время изрядно обострили китайско-американские связи) официальные круги Индии и Китая сделали шаги навстречу друг другу. Спустя год после антикитайских выпадов официальных лиц Индии, в июне 1999 г., Пекин посетил индийский министр иностранных дел Дж. Сингх. Его визит ознаменовал улучшение китайско-индийских отношений, что имело особенно существенное значение для Индии, так как он состоялся в разгар ее вооруженного конфликта с Пакистаном.
Посетившие Пекин в том же месяце министр иностранных дел и премьер-министр Пакистана не добились поддержки Китая. И не случайно после этих визитов пакистанское руководство прислушалось к настоятельным пожеланиям Вашингтона и в начале июля приняло меры для прекращения горячей фазы прямого противостояния с Индией в Кашмире. Однако военный переворот в Пакистане в октябре 1999 г. выявил различия в подходах Индии и Китая. Дели не скрыл разочарования в связи с нарушением демократических порядков в соседней стране. Пекин посчитал это внутренним делом Пакистана и пусть не сразу, а лишь по прошествии нескольких месяцев после переворота, в январе 2000 г., согласился принять главу новой администрации генерала П. Мушаррафа.
Нужно отметить, что с наибольшим интересом и вниманием высказывания Е.М. Примакова были встречены в самой России, что неудивительно в свете выявившегося со второй трети 90-х годов поворота внешней политики Москвы в сторону усиления связей и контактов с незападными державами, стремления укрепить отношения долговременного, иначе говоря, стратегического партнерства в первую очередь именно с Китаем и Индией. Помимо в целом благожелательных комментариев в печати в Москве начались обсуждение перспектив такой геополитической конфигурации и разработка мер и предложений по движению в сторону ее формирования и закрепления. Возникающие в связи с этим проблемы стали, в частности, предметом обсуждения специалистами в области международных отношений на Востоке, т.к. речь идет именно о «восточном», или азиатском, направлении российской внешней политики.
Следует отметить, что в изданной у нас за последнее десятилетие научной литературе значительное внимание отводилось вопросам, связанным с отдельными «сторонами» предложенного «треугольника», прежде всего связям между Москвой и Пекином, а также между ней и Дели. Менее тщательному анализу подвергались китайско-индийские взаимоотношения.
Некоторого внимания заслуживает также освещение рассматриваемой проблематики на Западе. Союз России и Китая, особенно «большой России», существовавшей до 1917 г. в виде империи, а затем в качестве Советской России и Советского Союза, постоянно находился в центре внимания политической, общественной и академической элиты западноевропейских государств и США. Можно сказать, что призрак такого объединения воспринимался ими как постоянная угроза, угнетал, как кошмарный сон. Короткий период его «материализации», с конца 40-х до рубежа 50-60-х годов, много способствовал популярности идеи «сдерживания коммунизма». О российско-китайском единении вспомнили вновь после полного восстановления двусторонних связей между Москвой и Пекином в начале 90-х годов. Прозрения скептиков и первые пробуксовки на пути прозападной ориентации внешнеполитического курса новой России побудили задуматься над возможностью нового российско-китайского альянса. Если к этому добавить широко распространенные представления о традиционно тесных связях России с Индией, то легко объяснить появление на Западе еще в начале 90-х годов академических работ, где поднимается вопрос о геополитической конфигурации в составе России, Китая и Индии.
Реакция Запада на инициативы Примакова не отличалась остротой. Но они, безусловно, не прошли незамеченными. Хотя перспективы подлинного «союза трех» оцениваются невысоко, но два аспекта российских предложений привлекают внимание и вызывают настороженность на Западе. Во-первых, акцент на военно-техническом сотрудничестве в рамках двусторонних связей России с Китаем и Индией, а также вероятность усиления эффективности такого взаимодействия при дальнейшем укреплении и институционализации «тройки». Во-вторых, влияние такой политики на общественное мнение в странах намечаемого треугольника, перекрестное индицирование антизападных настроений и последствия этого для всей системы мировой политики.
Таким образом , идею формирования стратегического треугольника «Москва – Дели – Пекин» выдвинул в декабре 1998г. премьер-министр России Е.М. Примаков в ходе официального визита в Индию. Хотя Е.М. Примаков подчеркнул, что его предложение не носит официального характера и он имел в виду лишь желательность такой структуры, как «геополитический треугольник», вопрос о новом «тройственном союзе» постепенно занял заметное место в дискуссиях по вопросам международной и региональной политики.
1.2. Перспективы политического треугольника
Mожно выделить основные (итоговые) позиции, доминирующие сегодня, по проблеме "треугольника" Россия-Индия-Китай:
· "треугольник" возможен и желателен как реальный геополитический противовес складывающемуся однополюсному американскому миру и как начало создания новой "биполярной системы";
· "треугольник" невозможен, так как все его "углы" экономически, особенно Китай и Индия, и политически завязаны на США и проамериканский потенциал, таким образом, перевешивает антигегемонистские желания участников;