Курсовая работа: Тема России и революции

Если суммировать сказанное, то перед нами действительно, «чудовищный аппарат лжи и хитросплетений», созданный поэтами, чтобы заразить массы шовинизмом и представить войну как святое дело. При этом символисты создали свою концепцию, освящающую империалистическую бойню богом, Мессией, Судьбой, а у Белого еще и теософией.

На этом фоне следует осмыслить творчество Блока тех лет. Как и Белый, Блок непосредственно на тему войны написал мало. Но причины здесь иные: Блок не ушел ни в теософию, ни в «иные миры». Наоборот, война — в центре постоянных раздумий поэта. Но Блок отнесся к ней, как к величайшему несчастью Родины и народа. Это очередное испытание, путь сквозь безбрежную тоску, кровь, бои, ночь, все те же «испепеляющие годы». И Блок не знает «безумья ль в вас, надежды ль весть?»...

Незнание выхода, «роковая пустота» этих страшных лет, «кровавый отсвет от дней войны» — вот что вызвало немоту Блока: «то гул набата заставил заградить уста» (III, 278).

Однако есть у Блока и отклики на войну.

В сентябре 1914 года, в самый разгар шовинизма, Блок пишет стихотворение «Петроградское небо мутилось дождем...»

В это время барды войны торжественно воспевали уход на бойню: под звуки фанфар, боевых рогов, оркестров, под благословение бога и святых. Блок тоже рисует отправление эшелонов с воинами на фронт. Но все дается в ином освещении.

Цветущие молодые жизни — «боль разлуки, тревога любви, сила, юность, надежда», — вагон за вагоном угоняются на запад, под «дымные тучи в крови». И слышен не победный рог славы, а «рожок», который «плачет». Ахматова в стихотворении «Молитва» писала, что «грешно томиться» об уходящих и гибнущих на фронте: «Подумай, ты можешь теперь молиться заступнику своему». Блок тоже говорит о неуместности грусти, скорби, жалости. Но по другим причинам:

Жалость — ее заглушает пожар,

Гром орудий и топот коней.

Грусть — ее застилает отравленный пар

С галицийских кровавых полей...

(III, 275)

Еще более глубоко раскрывается трагическое состояние родины во время войны в стихотворении «Коршун» (1916).

Война, говоря словами Блока, — продолжение «лжи и грязи, в которой купалась наша родина». И вот возникает образ коршуна, который нещадно клюет покорную, несущую тяжкий крест, страну: коршун самодержавия — символ войны и зверских расправ с народом:

Идут века, шумит война,

Встает мятеж, горят деревни,

А ты все та ж, моя страна,

В красе заплаканной и древней.

Доколе матери тужить?

Доколе коршуну кружить?

(III, 281)

Последним откликом Блока на войну была поэма «Скифы». Поэма помечена 30 января 1918 года. Следовательно, она создавалась в чрезвычайно ответственное, сложное время, разобраться в котором было очень нелегко. Еще 8 ноября 1917 года, на 11 съезде Советов, был принят Декрет о мире. Одновременно было обнародовано по радио «Обращение к народам и правительствам всех воюющих стран». Союзники, однако, не только продолжали отмалчиваться, но и начали активные действия против молодого Советского государства.

Борьба за мир, начатая Советской Россией, оказалась (как и предвидел Ленин) исключительно трудной. «Мы боремся против обмана правительств, которые все на словах говорят о мире, справедливости, а на деле ведут захватные грабительские войны», — указывал Ленин. Вместе с тем окончательно обнажилась лживость деклараций разных буржуазных партий об их якобы борьбе за мир: «Все партии до сих пор говорили об этой борьбе, но дальше слов и лицемерия не шли».

Империалисты вовсе и не хотели справедливого мира. Они хотели — и это одинаково относилось к внутренней и к иностранной буржуазии, к союзникам и к врагам — ценой русcкой крови, за счет территории России, с выгодой для себя перекроить карту мира, а заодно и покончить с Советской властью. Эту тактику хищников великолепно раскрыл Ленин.

«Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии, — говорил он. — Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ... Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией. Понятно, почему она должна хотеть этого... Англо-французская буржуазия ставит нам западню: идите-ка, любезные, воевать теперь, мы от этого великолепно выиграем. Германцы вас ограбят, «заработают» на Востоке, дешевле уступят на Западе, а кстати Советская власть полетит»

В свою очередь, и русская буржуазия надеялась на немцев как на «избавителей»... «Эта буржуазия встречает с восторгом немецких завоевателей, — указывал Ленин. — Они...травят криками «похабный мир, позорный мир». Они хотят, чтобы Советская власть дала бой... зная, что у нас сил нет, и тащат в полное порабощение к немецким империалистам, чтобы устроить сделку с немецкими полицейскими...»

В этих условиях сепаратный и немедленный мир с Германией был единственным выходом для Советской власти, единственной возможностью добиться мира.

Однако даже в Центральном Комитете партии не было единомыслия по этому вопросу. Любители «революционной фразы» предлагали «революционную войну», «ни мира, ни войны». Только В. И. Ленин и несколько самых близких к нему людей видели истинное положение вещей и в трудной и долгой борьбе добились наконец правильного решения. 23 февраля, незадолго до заключения Брестского договора, Ленин писал в «Правде»: «Пусть знает всякий: кто против немедленного, хотя и архитяжкого мира, тот губит Советскую власть».

Такова была политическая обстановка, когда Блок выступил со «Скифами». Как же он осмыслил и поэтически воплотил сложнейшую проблему войны?