Реферат: Алексей Николаевич Крылов
Выступления А.Н. Крылова производили на слушателей сильное впечатление своей логикой, аргументированностью, напористостью. Член-корреспондент АН СССР Т.П. Кранец вспоминал: «У доски стоит высокий ростом, с окладистой черной бородой, с хорошей строевой выправкой, с хорошими командными нотками в голосе человек. Он пишет – необычное для военного дело – целый ряд шестикратных интегралов и выводит из них простые механические к физические следствия, вплоть до числовых результатов. А мне, недавно вернувшемуся с японской войны... так и представляется, что А. Н. командует всеми этими уравнениями и интегралами и они по его команде послушно сами проделывают все те преобразования, которые он им указывает».
А.Н. Крылов всегда очень тщательно готовился к своим публичным выступлениям. Он не только продумывал текст сообщения, подбирал впечатляющие примеры, готовил чертежи и схемы, но и ездил специально смотреть аудиторию, где ему предстояло говорить. Он понимал, что слово звучит по-разному в большой и маленькой аудитории, в светлой и темной, с высоким потолком и низким. В зависимости от этого он менял эмоциональные настрой лекции, ее интонацию.
В книге «Мои воспоминания» Крылов пишет: «Я пришел в зал, примерно за два часа до начала заседания, чтобы ознакомиться с общим расположением зала, распорядиться расстановкой кресел, стульев и кафедры так, чтобы я мог говорить, не напрягая голоса, и чтобы всякому было отчетливо слышно каждое мое слово». В другом месте той же книги: «В назначенный день я заранее пришел в тот зал, где должно было происходить заседание, и раздобыл все, что нужно для технического доклада».
И еще один эпизод, показывающий, как вдумчиво, серьезно, ответственно относился Крылов к каждому своему выступлению. Академик рассказывает в «Моих воспоминаниях»: «Вскоре пришел... Воеводский (морской министр. – В.Л.), видимо, предупрежденный о том, что я уже в зале. Привожу краткий разговор с Воеводским:
– А. Н., прочтите то, что вы будете докладывать.
– У меня ничего не написано.
– Тогда расскажите.
– Не могу, ибо в таком случае весь обдуманный мною доклад пропадет, – мне придется повторяться и будет впечатление зазубренного урока, а не свободной речи».
Большое внимание Алексей Николаевич Крылов уделял истории науки. Его работы, посвященные этой теме, – четвертая грань популяризаторской деятельности ученого. Он писал: «Всякая новая научно-техническая мысль должна быть не только глубоко понята, но и усвоена, а для этого не бесполезны и исторические аналогии, и освежающий голову юмор».
Исторические сведения вы найдете во всех трудах А.Н. Крылова. Это и краткие экскурсы в историю в специальных исследованиях, и очерки по истории отдельных областей знаний, и научно-биографические статьи о жизни и деятельности замечательных ученых прошлого и настоящего. Крылов писал о Лагранже и Эйлере, Галилее и Гауссе, Ляпунове и Чебышеве, Жуковском и Чаплыгине, Стеклове и Карпинском. Эти и другие очерки построены по одной и той же схеме. Автор описывает жизнь ученого, рассказывает о его научных достижениях и дает оценку его творчества. Все исторические и научно-биографические работы А.Н. Крылова понятны самому широкому кругу читателей, хотя предназначены инженерам и техникам.
Приведем несколько отрывков из исторических произведений ученого, чтобы показать, как мастерски они сделаны, насколько они богаты по фактуре и материалу, какое удовольствие доставляет это занимательное и интересное чтение.
Рассказывая о Галилее, А.Н. Крылов так описывает опыты, приведшие его к открытию законов равномерно ускоренного движения, что перед нашим мысленным взором встает как живой образ средневекового ученого за работой и обстановка лаборатории конца XVI – начала XVII в.
«Взяв доску в 18 футов длиной, 9 дюймов шириной и 3 дюйма толщиной и проделав по длине ее ребра дорожку немного более дюйма шириной, Галилей оклеил ее гладким пергаментом. По этой дорожке он пускал двигаться совершенно гладко отполированный медный шарик, давая доске разные уклоны. Чтобы измерять время, он уже не довольствовался, как в других случаях, счетом ударов своего пульса, а взял ведро с водой и вставил в его дно тонкую трубочку, которую открывал при пуске шарика и прикрывал пальцем при проходе им отмеченных длин. Вытекшая вода собиралась в подставленную чашку и взвешивалась, причем количества воды были пропорциональны соответствующим промежуткам времени, пройденные же от начала движения пути оказались пропорциональными квадратам промежутков».
В конце статьи «Галилей как основатель механики» А.Н. Крылов приводит слова Лагранжа: «Открытие спутников Юпитера, фаз Венеры, солнечных пятен и т.д. потребовало лишь наличия телескопа и некоторого трудолюбия, но нужен был необыкновенный гений, чтобы открыть законы природы в таких явлениях, которые всегда пребывали перед глазами, но объяснение которых тем не менее всегда ускользало от изысканий философов». «Вот этот-то «необыкновенный гений», – заключает Крылов, – и проявил Галилео Галилей».
В статье «Жозеф Луи Лагранж», рассказав о жизни и научной деятельности ученого, А.Н. Крылов дает следующую оценку его творчества: «Лагранж был прав, что, не останавливаясь на частностях, придал своему изложению самую общую аналитическую форму; поэтому его методы одинаково приложимы и к расчету движения небесных тел, и к качанию корабля на волнении, и к расчету гребного винта на корабле, к расчету полета 16-дюймового снаряда, и к расчету движения электронов в атоме».
Крылова очень интересовал Леонард Эйлер. Он переводил труды великого швейцарца, изучал его жизнь, писал о нем. Познавательны страницы, в которых ученый описывает, в каких условиях приходилось жить и трудиться одному из выдающихся членов Петербургской Академии наук.
«Здесь полезно вспомнить о состоянии той страны, в которую Эйлер переселился. Попал он в эту страну из маленькой Швейцарии, где культура восходила от Юлия Цезаря и древних римлян, построивших в ней такие дороги и мосты, которые почти без ремонта стоят и поныне. Со времени Вильгельма Телля там безвозвратно был свергнут деспотизм императорских наместников, папских легатов и иезуитов, хотя одно время и процветало едва ли лучшее изуверство Кальвина.
Екатерина I... в самый день приезда Эйлера умерла, и началась при малолетнем Петре II борьба временщиков Меншикова и Долгоруких.
«Тайная канцелярия», сменившая «Преображенский приказ», работала не хуже, чем при князе-кесаре Ромодановском; кнутобойство шло вовсю, допросы чинились с «пристрастием»; «дыба», «виска», «угольки», «подноготная» достигли затем апогея с воцарением Анны Ивановны и ее фаворита Бирона, после чего десять лет шла «бироновщина».
Хотя существовала сразу ставшая знаменитой Академия, но в стране не только не было науки, но даже самого этого слова не существовало в тогдашнем русском языке, и Академия именовалась «ди сиянс Академия», а ее ученики «елевами»... Батогами были биты не только академические переводчики Барков и Лебедев «завели пьянство и дебоширство», но и сам «элоквенции» профессор В.К. Тредьяковский, правда, своеручно кабинет-министром, которому он чем-то не угодил.
Можно вообразить, как все это действовало на юного, скромного, чинного сына благочестивого швейцарского пастора, – он замкнулся в себе и с необыкновенным рвением и творческим гением занялся наукой... Не удивительно, что когда «коронованный философ» Фридрих, преобразовывая в Берлине Академию, пригласил в нее Эйлера, он в 1741 г. это предложение принял и переехал в Берлин» И в другом месте: «За два года Кирилл (К.Г. Разумовский – брат фаворита Елизаветы Петровны. – В.Л.) объездил чуть ли не дюжину столичных и университетских городов, изучил в них самым обстоятельным образом все вертепы, публичные и игорные дома и, снабженный пачками дипломов и свидетельств, выданных; щедро оплаченными из данного братом неограниченного кредита профессорами, вернулся в Россию.
Малограмотная Елизавета, которая, может быть, и в самом деле верила, что Кирилл «все науки превзошел», назначила его в возрасте 18 лет президентом Академии наук, которую он и начал реформировать, поучая знаменитейших академистов тому, что им следует делать и как истинно научно работать... Эйлеру, бывшему в Берлине, не пришлось поучаться у Кирилла, но зато его поучал «коронованный философ», который также считал, что он все знает и все может».
Сам великий труженик, Крылов подчеркивает колоссальную работоспособность Эйлера: «... еще в 1736 г. Эйлер, исполнив в три дня какую-то громадную вычислительную работу, на которую прочие академики требовали три месяца, от переутомления заболел и лишился правого глаза.
В 1766 г., едва вернувшись в Россию, он снова заболел и совершенно лишился зрения и на левый глаз, но такова была сила его гения и воображения, что ученая его производительность не только не иссякла, но продолжалась с неизменной силою до самой его смерти. С 1766 по 1783 г. им продиктовано его сыну Ивану Альберту и ученикам, членам Академии, Крафту, Лекселю, Фуссу сотни статей и 10 громадных томов отдельных сочинений по самым разнообразным вопросам чистой и прикладной математики...
Отдельных сочинений им издано 43 тома... отдельных статей им написано 783, а может быть, окажется и больше.
Издание полного собрания его сочинений, предпринятое 25 лет назад по международной подписке Швейцарским обществом естествоиспытателей, по первоначальному предположению должно было заключать 40 томов, а теперь когда их издано 23, выяснилось, что потребуется еще 46 томов, а может быть, и более».
Прочитав эти строки, вы, безусловно, согласитесь с академиком В.И. Смирновым, который писал об А.Н. Крылове: «Он был выдающимся знатоком эпохи от Ньютона до середины XIX века. Эту эпоху он знал до мельчайших подробностей и чувствовал ее стиль, который был так родственен ему самому».
Прекрасная книга А.Н. Крылова «Мои воспоминания» может считаться образцом мемуарной литературы. Она тем более ценна, что написана ученым. Воспоминания часто пишут артисты, писатели и, к сожалению, редко ученые, а их жизнь не менее интересна и не менее богата значительными событиями.
Ученый описывает быт помещиков XIX в., свое детство, учебу и работу в дальнейшем на различных постах. Он рассказывает о встречах с известными людьми, об изобретательской и научной деятельности, о случившихся с ним происшествиях. «Мои воспоминания» читаются с большим интересом, как художественное произведение. Вот небольшой отрывок из книги.