Реферат: Архетипический политеизм М. Цветаевой и неоязычество в русской культуре ХХ в.

(II, 39)

Но почему-то именно и только отсюда, пройдя искушение убаюкивающими объятиями Матери-Церкви, душа может продолжить путь развития, воспрянув в языческой гордыне. Душа отныне принимает на себя ответственность взросления, "самостояния". Пресветлый Белый Всадник, кристаллизация позитивного аспекта духа, заводит душу в тупик, пресекает её рост. Это ли не парадокс?

Красный Всадник (Гений, молодец) открывает иной смысл разящего удара копья. Брачный поединок с Красным Всадником, олицетворением глубин души и стихийного животворящего начала, напротив, приносит невесте смерть-обновление, как в фольклорном свадебном обряде, - в ином качестве, в новом доме.

В оконнице Божьего храма в обеих поэмах вспыхивает алое зарево фигуры Всадника:

Огненный плащ - в прорезь окон.

Огненный - вскачь - конь.

("На Красном Коне" (III, 21))

- Рвенье, ко мне! В левом окне,

Рденье, ко мне! В вечном огне.

("Молодец" (III, 339))

Героине предоставлен выбор, и она выбирает: откликается призванию Красного Всадника.

Вновь бег за огненным миражом. Затем испытание отвержением: "Твой Ангел тебя не любит!" (III, 22) Однако вешаться - удел отвергнутой Федры. Отвергнутая Амазонка, собственно, в этот-то момент и становится Царь-Девицей, овладевает мечом-кладенцом собственной маскулинности ("О дух моих дедов, взыграй с цепи!" (III, 22)), бросает "обидчику" боевой вызов.

Вызов этот - кульминационный момент интеграции анимуса в сознание женщины. По Юнгу, интеграция архетипа в сознание открывает путь к постижению более глубоких пластов бессознательного. В этот миг душа обретает свободу, избранную взамен спасения. Только теперь становится возможен удар копья анимуса-психопомпа, проводника души, а вслед за ним - трансформация.

Соблазнительно трактовать путь Амазонки за Красным Всадником в христианском духе - как путь грешницы, продавшей душу дьяволу: Не за мирские блага - за певческий дар. Соблазнительно в христианской традиции и само служение искусству трактовать как бесовский соблазн:

Но есть целостность, сводящая полярности воедино. За пределами сознания, ведающего лишь "-" и "+", существует единство архетипа. Бог и Дьявол - две стороны медали.

Красный и Белый Всадники - близнецы-антагонисты, разнящиеся, как вдох и выдох - парный символ мистического отроческого опыта Цветаевой: и её своевольного конца. Подлинный (архетипический, т.е. прарелигиозный) политеизм, подлинное язычество действительно вбирает в себя все дихотомии, даже такие, как язычество/христианство.

За красною тучею -

Белый дом.

(II, 36)

"Вся система катартики была выработана с единственной целью: примирить две несогласованных веры, совместить в религиозном сознании и действии два несовместимых мира" 14, - пишет Вячеслав Иванов. Именно это со всей непосредственностью языческого эклектизма предпринимает М. Цветаева в своих стихах. Но христианский Бог, включённый поэтом в сонм, перестаёт быть христианским.

Именно поэтому из Божьего храма невеста уходит за Красным Всадником, недвусмысленно свободу выбора предпочтя отказу "спасения". Вольному воля, спасённому рай: Недаром волю, а не ад противопоставляет раю русская пословица: христианское спасение - результат свободного выбора человека в пользу несвободы.

Отказ от "ереси" как от самой возможности дальнейшего выбора становится, как мы наблюдаем, смертью - отказом не только от "ветхия прелести" язычества, но и от универсального принципа живой природы в себе - от творчества (сравните пафос поэм с анализом в "Искусстве при свете совести" деструктивности "совести" в художнике). Ибо креативность и языческое мироощущение проистекают из одного источника.

Характер архетипических взаимодействий автохтонных божеств, эта воссозданная мифология, становится сакральной метафорой, проясняющей суть конфликта на всех уровнях: на уровне эмоциональных и религиозных противоречий в самой Цветаевой, на внешнем, социальном уровне (недаром Всадники облачились - и не произволом автора! - в цвета Гражданской войны), наконец, на уровне вечного спора между Логосом и бессознательным:

За интеграцией в сознание анимуса-духа следует предстояние души архетипу мана-личности.

Термин "мана", употребляемый Юнгом, изначально обозначал совокупность оккультных качеств, магических знаний и сил, представляющую собой проекцию бессознательного самопознания.

Качественное личностное изменение, обнаруживающее себя в творчестве поэтессы за порогом её 32-33 лет, бесспорно, было подготовлено интенсивными процессами, происходившими в психике М. Цветаевой в 1920-1924 годах.

До того романтически игравшая в ворожею, в ведунью, Цветаева в конце 1920-х ею становится. Духовная и творческая мощь М. Цветаевой той поры, сила трансляции её личности (читателям и почитателям) - сила "мана", конечно. За пределами литературы она отозвалась "в миру" рябью мистических легенд о Марине Ивановне.

Наделяя субъекта ведением, т.е. объёмом осознания большим, нежели средний для данной эпохи, делая из него фигуру Учителя или, что чаще, Послушника, активированный архетип мана-личности, считал Юнг, погружает человека в социальный вакуум и, вместе с тем, наделяет повышенной волей и тягостным даром владычества.

Путь к самости - к предельному ведению и самоосуществлению - лежит через растворение мана-личности, интеграцию в сознание и этого архетипа.