Субъективный фактор заключается в самой произвольной избирательности, когда одни и те же реальности, равно свойственные двум цивилизациям, трактуются по-разному во фразеологии двух языков. Например, слово "way" является более употребительным компонентом ФЕ в английском языке: "bytheway", "anyway" и т. д., чем в русском, но это не означает, что слово "путь" имеет меньшую значимость для русскоязычной общности.

Оба отмеченных фактора оказывают существенное влияние на специфику библейской фразеологии в каждом данном языке.

В языке проявляется своеобразное соотношение между фразеологией и текстом Библии. Существуют десятки БФ, аналогичных в рассматриваемых языках. Например, "Saulamongtheprophets"—"Саул в пророках" (человек с неожиданно выявившимися талантами); "castpearlsbeforeswine"—"метать бисер перед свиньями"; "Jacob’sladder"—"лестница Иакова"; "thelandofpromise"—"земля обетованная"; "turntheothercheek"—"подставить другую щеку"; "Balaam’sass"—"Валаамова ослица"; "widow’smite"—"лепта вдовицы" и др.

Однако имеется немало случаев, когда какая-либо библейская ситуация отобразилась в виде ФЕ в одном языке и не закрепилась в другом. Подобные различия объясняются двумя причинами: общей избирательностью и историко-культурными факторами. Например, в английском языке закрепились следующие библейские ситуации в виде ФЕ: "entertainanangelunawares"—принимать человека, занимающего высокое положение (или обладающего большими достоинствами), не зная, кто он; "shaking (stirring) ofthedrybones"—проявление жизни там, где все казалось мертвым; "layhandsontheark"—осквернить, непочтительно относиться; "heapcoalsoffireonsmb.’shead"—пристыдить кого-либо, отплатив добром за зло; "thedaughterofJezebel"—преступная, наглая женщина; "theflesh-potsofEgypt"—материальное благополучие, довольство, богатая жизнь; "fallamongPhilistines"—попасть в тяжелое положение и т. д. (151 пример). В русском языке в качестве БФ закрепился библейский оборот "Всемирный потоп". В английском же языке соответствующий эквивалент TheFlood не может употребляться в переносном значении как в русском и имеет только библейское значение [LDCE 1995].

Можно выделить следующие причины культурного порядка, способствующие тому, что тот или иной БФ существует в одном языке и отсутствует в другом:

1) язык, с которого осуществлялся перевод Библии. Русская и английская Библии переводились с классических языков. Для русского языка характерно наличие большого числа заимствований из греческого языка, для английского языка—из латинского;

2) закрепление выражений в качестве ритуальных формул. Таково выражение "Тайна сия велика есть" (Еф. 5, 32), которая произносится во время православного обряда бракосочетания;

3) переосмысление цитатных БФ в результате творчества знаменитых личностей. Например, библейское выражение "А ты кто, который судишь другого?" укрепилось в русском языке в форме "А судьи кто?"—цитаты из "Горя от ума" А. Грибоедова. Сюда же относится ФЕ "Ничто не ново под луною" (Еккл 1, 9-10). Несмотря на то, что как в английском, так и русском варианте Библии употребляется компонент "солнце" в указанном отрывке ("Thereisnonewthingunderthesun"; "Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем"), в русском варианте "луна" закрепилась благодаря стихотворению Н.М. Карамзина "Выбранные места из Екклесиаста" (1797г.).

Фразеологизм thelandofNod—"царство сна"—возник в результате игры слов, основанной на одинаковом звучании английских слов "nod"—дремота и "Nod" - название библейской земли Нод, куда был сослан Каин после убийства Авеля. Выражение создано Дж. Свифтом и впервые употреблено в его книге PoliteConversation: "togointothelandofNod"—отправиться спать.

Фразеологизм ahousedividedagainstitself—"раздор между своими, междоусобица"—зафиксирован в словарях американского издания, но не британского. При этом авторы словаря Вордсворта отмечают, что данный фразеологизм, хоть и является фразеологизмом библейского происхождения (Matthew 12, 25), был популяризован президентом США А. Линкольном, употребившем это выражение как библейскую аллюзию в своей речи 1858 г., посвященной современному для того времени состоянию американского общества: "ahousedividedagainstitself, halfslavesandhalffree." При этом особо отмечается, что аллюзия А. Линкольна более известна, чем сама новозаветная фраза-прототип;

4) исторически сложившиеся расхождения конфессий. В русской культуре религиозное самосознание как составная часть национального сознания в целом складывалось под действием православной церковной традиции и доктрины, в то время, как в Британии ведущими конфессиями выступали католицизм и протестантизм. Церковные символы имеют различную природу в этих конфессиях и соответственно задают различное эмоциональное восприятие библейского текста. В западной церкви специфика выделения таких сфер бытия, как "ад/рай", указывает на символичность церковной практики, а не на реальную жизненную основу, т.е. человеческое существование воспринимается как не-греховное /+/, помещенное в рамки социально-государственных норм и отношений [Беликова 1999]. Для русского православия, напротив, земное существование рассматривается как изначально греховное /-/, как путь искупления первородного греха. Отсюда большая смиренность русского народа, приоритет слабости и покорности, что зафиксировано в таких библеизмах, как "все мы под Богом ходим", "Бог тебе судья", "Бог дал, Бог и взял" и т.д. В западной культуре и в английской, в частности, акцент смещается на индивидуальные особенности личности, на уважение к конкретному индивиду, его свободе действий и мысли. Религия начинает выступать как регулятивное средство этических норм и поведенческих стереотипов, а также регламентировать светские взаимоотношения людей в целом. Даже понятие Бога интерпретируется как "Бог – это личность" (в отличие от православного понимания Бога-идеи), Бога можно увидеть, встретить, иметь личные отношения. Это, в частности, подтверждается таким вариантом обращения к Богу, не имеющего эквивалента в русском языке, как dearGodinheaven. В данном библеизме употребляется прилагательное dear по отношению к самому могущему существу в универсуме наряду с другими дискурсивными употреблениями этого же прилагательного в вокативе (DearLucy).

Православное духовенство видело своей целью создание устойчивого образа праведной жизни. Праведники, отказавшиеся от этого мира и молитвой искупающие грехи обыденного поведения людей, воспринимались народным сознанием как святые спасители. Эти же характеристики приписывались и нищим, юродивым, жившим подаянием. Латинское библейское заимствование Eccehomo – "се человек" - закреплено в современных английском и русском языках, но в семантической структуре этого библеизма в русском языке отмечается коннотативная сема "вот страдающий, мучимый человек" [Беликова 1999: 35], отсутствующая в английском языке. Следовательно, можно сделать вывод, что эмотивно-смыловое варьирование библеизмов может эксплицироваться при сравнении двух (или более) культур.

5) язык богослужения. Это—важнейший историко-культурный фактор в фиксации БФ. В Англии богослужение велось в течение многих веков на латинском языке, в России—на церковнославянском, на этих языках были вначале составлены переводы Священного Писания. В то время, как английский язык был уже структурно далек от латинского и из него могли быть усвоены лишь отдельные слова и изречения, в России языковая ситуация сложилась несколько иначе. "Церковнославянский язык был гораздо более близок и понятен широким массам России, чем латынь—массам Европы" [Винокур 1990: 91].

Будучи близкородственными языками, русский и церковнославянские языки легко взаимодействовали друг с другом и создавали предпосылки для более успешного переключения и смешения кодов в русском социуме того периода. Многие библейские славянизмы включались в русскую речь не только в силу выражаемого ими значения, но и из-за их своеобразной языковой формы. Это были своего рода церковнославянские цитаты в русской речи, и они остались в ней в качестве фразеологизмов. Именно из библейских славянизмов вербовались в русском языке многие цитатные фразеологизмы. Показательно, что в русских переводах Библии мы находим более современные варианты, которые не воспринимаются как ФЕ. Например, выражение, фигурирующее во всех словарях русского языка, "ничтоже сумняшеся" (Иак 1, 6) представляет собой фразеологизм формы, цитату из церковнославянского текста. Его вариант в русском Синодальном переводе "ни мало не сомневаясь" не является ФЕ. То же самое можно сказать о следующих славянизмах и их современных вариантах, не являющихся ФЕ: "Яко тать в нощи" (1 Фес 5, 2)—"Как тать ночью", "Власти предержащие" (Рим 13, 1)—"существующие власти" [Гак 1997].

Таким образом, вследствие особой роли церковнославянского языка в русской культуре, в русском языке относительно больше цитатных БФ.

Что касается языковых особенностей БФ, то для русских БФ более характерна стилистическая синонимия. В русском языке возможны два стилистических варианта: "Строить на песке/песце" (Мф 7, 26); "Глас/голос вопиющего в пустыне" (Ис 40, 3).

Возможность иметь два варианта — возвышенный и нейтральный—может быть использована в русском языке в стилистических целях. Английскому выражению goldencalf (Exodus 32, 1-35) может соответствовать и библеизм "златой (золотой) телец" (Исх 32, 1-35) и нейтральное "золотой теленок", употребляемое иронически в заглавии романа Ильфа и Петрова (в английском переводе смысловое столкновение этих вариантов остается неотраженным).

Таким образом, специфика по языкам проявляется, прежде всего, в семантико-стилистических различиях опорных компонентов фразеологизмов, которые выявляются на уровне всей языковой системы. Специфичным для русского языка на фоне английского оказывается "законсервированность" устаревшей лексики, например, "преломлять хлеб". Для опорных компонентов фразеологизмов в английском языке это не характерно. Основные причины стилистических расхождений экстралингвистические: разные пути формирования сопоставляемых подсистем, разный характер их соотношения с общей лексикой привели к лингвистической неоднородности по языкам.

С точки зрения языковой избирательности многие БФ характеризуются расхождениями во внутренней форме. Этот вид межъязыковых расхождений свойствен прежде всего БФ, концептуализирующим отдельные библейские ситуации (в терминологии В.Г. Гака – ситуативные БФ). В разных языках в качестве основы номинации могут быть избраны различные черты одной и той же ситуации, в силу чего и образуются разные по внутренней и внешней форме БФ. Так, ужин Христа с учениками был их последним и тайным свиданием. В английском обозначении этого события актуализируется первая черта: Thelastsupper; в русском—вторая: "тайная вечеря". Неожиданное изменение убеждений обозначается по-английски ontheroadtoDamascus—"по дороге в Дамаск" и по-русски "превращение Савла в Павла". Это различие в БФ двух языков может быть интерпретировано как отражение различных аспектов одного и того же события. В этом случае имеет место содержательное варьирование библеизмов при их смысловой синонимичности. В приведенных примерах можно наблюдать различную эмотивную окраску библеизмов, принадлежащих английской и русской лингвокультурам. В библеизме thelastsupper прослеживается эмотивный конкретизатор "грусть" на фоне эмотивного микрокомпонента "одобрение в силу великой святости и уникальности библейского события". В соответствующем русском варианте такой эмотивный конкретизатор не просматривается.

Выделяются также формальные БФ, совпадающие по форме и компонентному составу, но имеющие различные эмотивные смыслы: Noah’sark и Ноев ковчег. Английский библеизм обозначает спасительное средство, само спасение /+/. Ковчег изображается символически как средство для спасения верующих из поглощающего моря безбожности благодаря крещению—своего рода судну, которое не тонет в жизни [Бидерманн 1996]. В терминах русской культуры понятие "ковчег" имеет другую интерпретацию. В "Словаре русского языка" С.И. Ожегова отмечено, что в переносном значении слово "ковчег" ассоциируется в русскоязычном обществе с разнородной группой людей или животных, оказавшихся соединенными в тесном соседстве /-/ [Ожегов 1989].

По результатам проведенного анализа лингвокультурных особенностей библеизмов можно утверждать, что, как и любой текст, библеизм так же живет в культуре, которая определяет его адекватное понимание и национальную специфику по отношению к текстам другой культуры. На основании этого библеизм можно считать лингвокультурным текстом. Библеизмы презентируют семантику культуры, т.е. вербализуют знаки "языка" культуры. Варьирование эмотивных смыслов библеизмов в проанализированных лингвокультурах позволяет сделать вывод о том, что культурная специфика по языкам проявляется также и в особенностях эмоционального восприятия библейских ситуаций и их отражении в библеизмах в виде эмотивных конкретизаторов семантики библеизмов. Поскольку библеизмы восходят к одному из культурно значимых текстов любого христианского общества, то выражаемые ими национально-культурно маркированные смыслы принадлежат к культурным константам, культурным эталонам, задающим нравственные и поведенческие ориентиры, а также эмоциональные векторы интерпретации в процессах интериоризации нового знания.

3. Роль библеизмов в формировании эмоционально-смысловой доминанты текста

По мнению Л.А. Новикова, "современный анализ языка художественной литературы характеризуется детерминантным подходом, поиском ведущих, доминантных речевых средств, позволяющих выделить главные, ключевые слова, семантические текстовые поля и т.п., организующие целостное единство художественного текста в его эстетическом восприятии" (цит. по: Бабенко 2003: 214).

В последнее время в науке о языке активно разрабатывается проблема эмоциональной доминанты текста [Пищальникова 1991; Кинцель 2000; Ионова 1998 и др.]. Думается, что причиной этого является все отчетливее оформляющаяся антропоцентрическая парадигма в лингвистике конца XX - начала XXI веков. Ученые обращаются к продуктам языка (тексту, слово, фразеологическим единицам и т.д.) через призму человеческого микрокосма, его мировосприятия и мироощущения: "Антропологический характер современной лингвистики предполагает исследование языковых процессов…, когда субъект речи и ее реципиент включаются в описание языковых механизмов" [Телия 1991: 36].

Понятие доминанты ввел в научный дискурс психофизиолог Л.А. Ухтомский, который утверждал, что именно принцип доминанты является физиологической основой внимания и предметного мышления. В дальнейшем оказалась перспективной мысль об универсальности принципа доминанты, который стал использоваться в анализе литературно-художественных произведений: "Всякий рассказ <…> есть, конечно, сложное целое, составленное из различных элементов, организованных в различной степени, в различной иерархии подчинений и связи, и в этом сложном целом всегда оказывается некоторый доминирующий и господствующий момент, который определяет собой построение всего остального рассказа, смысл и название каждой его части" [Выготский 1965: 206].

Понятие доминанты было использовано и обосновано представителями русского формализма (Я. Мукаржовский, Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, Р. Якобсон): "Доминанту можно определить ка?