Реферат: Библейский контекст одного стихотворения А.С.Пушкина
Противопоставление несуетного литературного труда Гнедича "безумству суетного пира" современной поэзии получает в указанной параллели, имеющей несомненный комплиментарный смысл, поэтически убедительное воплощение. Учитывая, что стихотворение является ответом на послание Гнедича по поводу пушкинской "Сказки о царе Салтане", можно предположить, что за образом "суетного пира" поэт имеет в виду и свое собственное произведение. В таком случае параллель, обозначенная Пушкиным, имеет еще и смысл самоиронии. Характерно, что авторы посланий к Гнедичу постоянно подчеркивали свою "суетность" и, напротив, исключительную "несуетность" Гнедича (Баратынский, например, в первом послании говорит о своей "шумной суете", а во втором называет переводчика "Илиады" "врагом суетных утех").
Дальнейшее развитие поэтической параллели также комплиментарно ("Таков прямой поэт"), но подчеркивает уже не "заоблачную высоту" Гнедича-Моисея (пророка), а дружескую расположенность, понятную близость Гнедича-поэта:
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.
В порыве гнева и печали
Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей,
Разбил ли ты свои скрижали?
Дело в том, что Моисей, увидев "тельца и пляски", "воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали, и разбил их под горою" (ст. 19). Строфа вызвана литературной позицией Гнедича, призывавшего собратье по перу к достойной поэтической цели, о чем писал в своем послании "Гнедичу, который советовал сочинителю писать сатиры" Баратынский:
Враг суетных утех и враг утех позорных,
Не уважаешь ты безделок стихотворных,
Не угодит тебе сладчайший из певцов
Развратной прелестью изнеженных стихов.
Возвышенную цель поэт избрать обязан.
Постепенно тональность стихотворения меняется. Пушкин все более и более приближается к современной литературной ситуации, к поэтическим свойствам и симпатиям самого переводчика "Илиады". Торжественность ветхозаветной параллели сменяется обращением к повседневно-близкому, "домашнему". Гнедич, спускаясь с заоблачных высот, сам становится обычным человеком. Совершив подвиг перевода "Илиады", он остается прежним Гнедичем. Уходит Гнедич-пророк, остается Гнедич-поэт, собрат по перу, который не столь категоричен, как Моисей:
О, ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
Скрываться в тень долины малой,
Ты любишь гром с небес, но также внемлешь ты
Жужжанью пчел над розой алой.
Таков прямой поэт.
Можно предположить, что строки "Ты любишь с высоты Скрываться в тень долины малой" означают не только тот факт, что в творчестве самого Гнедича такой громадный литературный труд, как перевод "Илиады", сочетался с обращением к малым жанрам, типа дружеского послания и пр., но и то, что (в контексте пушкинского стихотворения) Гнедич проявляет интерес к лирическим опытам собратьев по перу. В частности, письмо Пушкина к Гнедичу от 23 февраля 1825 г. показывает, что именно в период завершения перевода Гнедич интересуется пушкинским творчеством, на что поэт отвечает: "Когда Ваш корабль, нагруженный сокровищами Греции, входит в пристань при ожидании толпы, стыжусь Вам говорить о моей мелочной лавке…" Противопоставление "мелочной суеты" современной поэзии и громадности подвига Гнедича – совершенно в духе послания 1832 года!
Поэт подчеркивает многосторонность литературной деятельности Гнедича. Б.В.Томашевский верно пишет в своем комментарии о том, что "в стихотворении характеризуются разные стороны деятельности Гнедича: как переводчика "Илиады" Гомера, переводчика Оссиана, театрального деятеля" (3).
Стихотворение "К Гнедичу" является ответом на послание последнего по поводу "Сказки о царе Салтане". Вероятно, поэтому Пушкин упоминает в своем стихотворении сказочных Бову и Еруслана Лазаревича:
То Рим его зовет, то гордый Илион,
То скалы старца Оссиана,
И с дивной легкостью меж тем летает он
Вослед Бовы иль Еруслана.
Как видно из выявленной параллели, Пушкину не было никакой нужды косвенно упоминать запрещенное имя декабриста Рылеева и давать скрытую ссылку на его послание к Гнедичу. В комментариях к этому стихотворению должен быть отражен тот факт, что Пушкин использовал в нем ветхозаветную книгу "Исход" для адекватного выражения литературного и жизненного подвига переводчика "Илиады". Нет сомнения, что Пушкин сумел оценить и качество перевода, до сих пор остающегося лучшим. Известно, что, ознакомившись с переводом, поэт откликнулся на него следующими строками:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.
Правда, известен и иной отзыв Пушкина: