Реферат: Биография Эрнеста Хемингуэя
Тогда, в Италии 1918 года, Хемингуэй был еще не писателем, а 'солдатом, но, несомненно, что впечатления и переживания этого полугода на фронте не только наложили неизгладимую печать на весь его дальнейший путь, но и непосредственно отразились в ряде его произведений.
В 1918 году Хемингуэй возвращался домой в Соединенные Штаты в ореоле героя, одним из первых раненых, одним из первых награжденных. Может быть, это некоторое время и льстило самолюбию молодого ветерана, но очень скоро он разделался и с этой иллюзией.
Однако вскоре Хемингуэй стал тяготиться журнализмом. Не то чтобы ему не нравилась работа разъезд иного корреспондента, но он стал опасаться, что увлечение ею повредит ему как писателю. Позднее, в своей «Автобиографии», патриарх американского журнализма Линкольн Стеффенс вспоминал:
«Как-то вечером, во время Лозаннской мирной конференции, Хемингуэй показал мне своп депепти с греко-турецкого фронта. Он только что перед тем вернулся с театра войны, где наблюдал исход греческих беженцев из Турции, и его депеша сжато и ярко передавала все детали этого трагического потока голодных, перепуганных, отныне бездомных людей. Я словно сам их видел, читая строки Хемингуэя, и сказал ему об этом. «Нет,— возразил он,— вы читаете код. Только код. Ну, разве это не замечательный язык?» Он не хвастал, это была правда, но я помню, как позже, много позже он говорил: «Пришлось отказаться от репортажа. Очень уж меня затягивал язык телеграфа».
Долгие годы Хемингуэй-газетчик был свидетелем всякого рода парламентской возни, его это приучало путать большие политические вопросы, волнующие все человечество, с интригами и корыстной игрой политиканов — и он часто отмахивался от политики вообще. Сказывалась типично американская нелюбовь к теории, анархо-индивидуализм западного интеллигента его поры, ненависть ко всяким закулисным махинациям. И все же, вспоминая позднее о кризисном для него 1923 годе, он пишет: «Помню, как я возвратился с Ближнего Востока... совершенно подавленный тем, что происходит, и в Париже пытался чем-то помочь делу, то есть стать писателем... Холодный, как змий, я решил стать писателем и всю свою жизнь писать как можно правдивее». Хемингуэй говорил о том, как полезна для писателя работа в газете. Но что же все-таки извлек он сам из этой работы? Прежде всего, жизненный опыт, запас впечатлений и но меньший запас наблюдений от встреч с широким кругом людей. А в выработке его стиля закрепление одного из уже давно приобретенных им качеств: емкого лаконизма, умения выжать главное и поставить это главное на ударное место, в ключевую фразу или заглавие.
Почти два года длился второй тур газетной работы Хемингуэя; постоянной базой его был Париж. За эти годы Хемингуэй много повидал и многому научился.
Хемингуэй годами воспитывал в себе честное и серьезное отношение к слову, а именно такого отношения и не было в газете Хайндмарша, и не этого от него требовали редактора.
Именно в Торонто Хемингуэй пытался уклониться от этих поручений, пародируя в своих фельетонах напыщенный стиль газеты. Такова, например, его парозия на рекламные публикации об американских курортах:
«Прекрасное озеро Мухобойное гнездится как язва в самом сердце больших северных лесов. Вокруг него громоздятся величественные горы. А над ними высится величественное небо. Со всех сторон его окружают величественные берега. А берега усеяны величественной дохлой рыбой — заснувшей от скуки».
Хемингуэй всегда ставил непременным условием для писателя совесть, чувство справедливости. «Писателю, не умеющему различать, что справедливо и что
несправедливо, лучше бы, чем писать романы, взяться за издание ежегодника похвальных дипломов первых учеников».
Он окончательно решил бросить газету, где ему становилось тесно и, главное, душно. В январе 1924 года он снова надолго прощается с Америкой и уезжает в Париж, чтобы стать писателем. Здесь ему снова приходится очень туго. Все надо было начинать сначала. Ведь в ноябре 1922 года у жены его, ехавшей к нему в Лозанну, выкрали чемодан, а в чемодане было все до этого времени написанное Хемингуэем: почти законченный роман, восемнадцать рассказов, тридцать стихотворений. Однако нет худа без добра: начинать можно было, минуя уже пройденный ученический этап.
V. НА ПОДСТУПАХ К МАСТЕРСТВУ
Итак, опять Париж, но уже не как штаб-квартира корреспондента, в которой оттачивалось острие хемингуэевской манеры, а как литературный университет, как мастерская художника, где отшлифовывались грани его мастерства.
Еще в конце 1921 года он получил доступ в литературные круги Парижа рекомендательными письмами к Эзре Паунду и Гертруде Стайн. На некоторое время они и стали его первыми наставниками в Париже.
Одной из первых публикаций Хемингуэя была напечатанная в 1922 году в нью-орлеанском журнале Двурушник» («Double-Dealer») издевательская басенка. «Наконец»
Он старался выплюнуть истину;
Сначала во рту пересохло,
Потом оп заболтал, распуская слюни;
Истина повисла на его подбородке.
« Среди других стихов есть сатирические зарисовки политических деятелей в духе приведенного выше стихотворения о Теодоре Рузвельте. Таковы, например, стихи об участниках Лозаннской конференции, политиканах Стамбулинском, Венизелосе и др. под ироническим заглавием «Все они хотят мира — что есть мир?». Есть еще стихотворение «Митральеза» о верной портативной машинке «Корона», которая, как пулемет, прикрывает медленное продвижение пехоты ума по труднопреодолимому полю гладкого белого листа. Есть два-три стихотворения о жестокости и грязи дойны, одно об индейцах Оклахомы, одно о прощании с юностью, одно о буднях Латинского квартала — «Монпарнас» и, наконец, стихотворение «Эпиграф для главы, которое звучит действительно, словно эпиграф для главы романа «Фиеста»:
Мы загадывали далеко,
Но шли кратчайшим путем.
И плясали под сатанинскую скрипку,
Спеша, домой помолиться, .
И служить одному господину ночью,
Другому — днем.
Некоторые стихи Хемингуэя были напечатаны в журналах «Литтл ревью» и «Поэтри», даже в немецком «Квершнит». Всего известно около дюжины стихотворений Хемингуэя, из них десять были напечатаны в 1923 году в книжке «Три рассказа и десять стихотворений», тиражом в триста экземпляров. Но Хемингуэй не обманывался и не переоценивал себя как поэта; он продолжал упорно работать над прозой. Хемингуэй отработал некоторые свои канзасские заметки репортера, зарисовки 'военного корреспондента, зарисовки боя быков в виде миниатюр размером в десять — двадцать
строк, и восемнадцать таких миниатюр были изданы в Париже в 1924 году под заглавием «В наше время» тиражом в сто семьдесят экземпляров. Книжка эта была, конечно, только разведкой, наряду с которой Хемингуэй готовился и к серьезному прорыву.