Реферат: Борьба за власть в 20-е - 30-е годы в СССР
Каждая «…великая революция ставит перед учеными кардинальные исторические вопросы... Самый главный, сложный и важный вопрос, поставленный большевистской революцией и ее последствиями, касается связи между большевизмом и сталинизмом…»(Коэн С., «Большевизм и сталинизм», «Вопросы философии» 1989 №7, стр. 46). На этот вопрос, по-видимому, возможны только два ответа.
Первый сводится к тому, что движение от социалистической революции к диктатуре Сталина было исторически закономерным и неизбежным, что внутри большевизма не существовало никаких политических альтернатив этому движению. Тогда все промежуточные этапы между Октябрем 1917 года и утверждением сталинского режима должны рассматриваться как несущественные зигзаги на пути, фатально предначертанном самой революции. Внутрипартийная же борьба 20-х – как исторический эпизод, любой исход которого привел бы к результату, аналогичному сталинизму.
Другой ответ исходит из того, что сталинизм не был неизбежным логическим результатом, что его победа была в известном смысле исторически случайной, что внутри большевизма существовало сильное течение, выдвигавшее реальную альтернативу сталинизму, а борьба с этим течением составляла главную функцию сталинского террора.
Для научного обоснования этих тезисов необходимо опереться на возможно более полную совокупность исторических фактов. В истории чаще, чем в других науках, неверные представления о фактах являлись не столько результатом действительного заблуждения, сколько сознательным или бессознательным обслуживанием политических задач. Но никогда до двадцатого века не формировалось такого количества исторических фальсификаций, основанных на выпячивании одних фактов и замалчивании других. Никогда раньше не звучало с такой актуальностью понятие «амальгама». Созданное применительно к политической жизни в эпоху Великой французской революции, оно означало прием фабрикования политических «заговоров», применяемый для нагнетания истерии среди народа.
Уже в конце 20-х годов левая оппозиция доказывала, что Сталин и его приспешники взяли на вооружение метод амальгамы для обвинения оппозиционеров в сотрудничестве с антисоветскими силами. В 30-е годы Троцкий говорил о сталинских амальгамах, как о провокационном отождествлении большевиков – противников сталинизма – с контрреволюционными заговорщиками диверсантами и шпионами иностранных разведок. Это и стало главным оружием в так называемой борьбе с «врагами народа». В дальнейшем так же амальгамировались глубоко разнородные силы: власовцы, участники крестьянских восстаний, «раскулаченные», обыватели, пострадавшие за неосторожное слово, даже коммунисты, отважившиеся на критические замечания о существующих порядках.
Амальгамирование всех этих явлений базируется на одном формальном признаке – применение насилия, без учета того против каких сил оно было направлено и условий, в которых осуществлялось.
Многие из создателей новейших исторических мифологем выстраивают якобы последовательные ряды: палачи, жертвы и жертвы-палачи, павшие от руки своих бывших соратников. К числу первых, как правило, относят Ленина, Троцкого, Свердлова, Дзержинского, навязывая им роль предшественников Сталина, Ягоды, Ежова и Берии. Ко вторым – безвинных жертв сталинизма, и реальных врагов Октябрьской революции. Третьими традиционно считаются погибшие в годы сталинизма большевики, которые уже участием в революции и гражданской войне вырыли себе могилу. Таким образом, общий формальный признак –- однопартийность – объединяющий чисто внешне революцию и сталинизм, скрывает под собой то, что совершенно необходимо учесть, а именно: чтобыла партия при Ленине и чемона стала при Сталине.
Сталинизм, внешне демонстрируя приверженность большевистским традициям, идею интернационализма сменили практикой некоего великодержавного шовинизма, а идею постепенного отмирания государства – практикой укрепления государственности, тотального принуждения и насилия. Забывают и об одной из традиций сталинского бонапартизма: постоянство в преследовании определенной группы своих врагов. Существовала лишь одна категория жертв сталинизма, по отношению к которой в течение двадцати пяти лет сталинского режима все усиливалась террористическая политика. В нее входили профессиональные революционеры и рядовые коммунисты, имевшие какое-либо касательство к внутрипартийным оппозициям 20-х – 30-х годов. Массовый характер такого преследования исключает его объяснение личными антипатиями Сталина. Очевидно, было нечто грозное для самого существования сталинского режима в идеологии, имевшейся в те годы и «троцкизмом». Самое печальное то, что за малым исключением, все эти люди уничтожены задолго до смерти Сталина, и мы нигде не встречаем упоминаний о судьбах действительных «троцкистов», истинных сторонников оппозиции, Необходимо восполнить этот пробел. Такое исследование исключает безапелляционность и априорность выводов. Оно предполагает освещение исторических событий в их реальной последовательности, что позволяет следовать как принципу историзма, так и объективности.
Прежде чем рассматривать сущность внутрипартийной борьбы 20-х – 30-х годах, необходимо найти ее истоки, которые были заложены еще до победы революции. Один из будущих лидеров оппозиции, Лев Троцкий, еще в 1906 году в своей работе «Итоги и перспективы» в схематическом виде изложил свою концепцию перманентной революции, значительно отличавшейся от ленинской, так и от меньшевистской.
Сущность ее в следующем. Российская буржуазия не способна возглавить революционное движение, а, следовательно, полная победа демократической революции в России возможна только в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство. Пролетарская диктатура неминуемо осуществит попутно с социалистическими и демократические задачи и даст мощный толчок международной социалистической революции. Победа социализма на западе обеспечит России защиту от буржуазной реставрации и торжество социализма. Троцкий вовсе не недооценивал роли крестьянства как опоры революционного пролетариата. Он недооценивал совсем иное – способность крестьянства к политической самостоятельности. Поэтому он и считал изменением влияние крестьянства на правительственную политику. При этом он, однако, считал вполне естественным вхождение в рабочее правительство революционных представителей непролетарских общественных групп. Задолго до Ленина Троцкий обосновал идею возможности и, более того, неизбежности победы социалистической революции в одной стране, отсталой в экономическом и социально-политическом отношениях, в наиболее слабом звене мировой капиталистической системы. Эта гипотеза была преждевременной, что ни в коей мере не свидетельствует о ее полной бессмысленности. Напротив, приходится признать, что Троцкий сыграл в подготовке Октябрьской революции выдающуюся роль. В те дни даже его противники признавали это. Но уже тогда над Троцким и его сторонниками начинали сгущаться тучи.
Первые бои за власть
В марте 1918 года Троцкий был назначен наркомом по важным делам и председателем Высшего военного совета. В феврале 1920 года, находясь на Урале, где он руководил хозяйственной работой, Троцкий на практике стал убеждаться, что методы продразверстки себя исчерпали. 20 марта он представил в ЦК на имя Ленина, Крестинского, Бухарина и Каменева документ, озаглавленный «Основные вопросы продовольственной и земельной политики», где сформулировал идею замены продовольственной разверстки натуральным налогом. Однако предложения были весьма осторожными и половинчатыми, в частности, не затрагивающими одну из основных проблем экономики – развитие рынка. Но нельзя забывать, что дело-то происходило в самый разгар «военного коммунизма», за год до поворота к новой экономической политике.
Предложения Троцкого были отвергнуты ЦК, их не поддержал и Ленин. Троцкий продолжил поиск непосредственного пути в социализм (совместно, в частности, с Бухариным). Появилась концепция «огосударствления профсоюзов», ошибочная с точки зрения НЭПа, но вытекавшая из системы «военного коммунизма». Ее раскритиковал Ленин, а затем и сам Троцкий (уже после поворота к НЭПу).
В это же время начинаются первые битвы за власть. На 12 съезде РКП(б) вместо того, чтоб выступить по национальному вопросу, Троцкий говорил об экономическом кризисе, «кризисе ножниц» и добился (!) принятия резолюции о необходимости улучшить планирование промышленного производства. Однако, несмотря на усилия Пятакова, пытавшегося осуществить ее через ВСНХ, в течение нескольких лет дальше благих намерений дело не шло. В итоге опасения разрушить партию всего лишь сыграли на руку Сталину.
Кажущееся единство, продемонстрированное 12 съездом, продлилось недолго. На сентябрьском пленуме ЦК 1923 года состоялась дискуссия по «проблеме ножниц» и было принято решение о понижении цен на промтовары. Дзержинский предложил меры по укреплению идеологического единства партии, в частности, обязанность каждого коммуниста докладывать в ГПУ о существовании фракций и уклонов. Предложение было воспринято как провокация, но через неделю те же идеи появились в «платформе 46-ти», которая обвинила «фракцию большинства в Политбюро» в экономическом кризисе. «Платформа» объяснила кризис партии разрывом между верхушкой ее и членами рядовыми, не участвующими в партийной жизни. В целом установка была верной: члены партии, механически зазубрившие две-три марксистские идиомы, разумеется, не способны были к творчеству. Остановка усугублялась тем, что в России не было сформировано ни гражданское общество, ни правовое государство. В это же время в работах Троцкого начинают звучать мотивы необходимости демократизации партии, становившиеся тем более актуальными, чем сильнее становилась бюрократизация госаппарата.
Однако в обществе и в партии этот тревожный призыв не нашел отклика. Безвольная, слепая и привыкшая подчиняться масса искала и нашла «хозяина» в лице партийной бюрократии. Та же, в свою очередь, обрела лидера. Им был Сталин.
Первым осознал реальную опасность бюрократического перерождения Ленин, о чем говорят его письма и статьи начала 20-х годов. И он же пал первой жертвой этого процесса. Второй стал Троцкий, в котором Ленин увидел союзника в борьбе с бюрократией.
13-я партконференция безоговорочно осудила Троцкого и оппозицию, обвинив ее в «антибольшевистском ревизионизме и антиленинском уклонизме». Первым шагом в борьбе бюрократии с оппозицией стало оформление блока трех членов Политбюро – Зиновьева, Каменева и Сталина, вновь продемонстрировавших свой «правый» уклон. Спор приобрел явно неравный характер, как в политическом, так и в практическом отношении.
Столкнувшись с натиском «тройки» и ее фракции, Троцкий перешел в контратаку. Однако он не стал заострять внимание на личности своих оппонентов, а развязал дискуссию о бюрократизме в партии. Зиновьев и Каменев, однако, восприняли это как личное оскорбление и потребовали изгнания Троцкого из Политбюро. В союзе со Сталиным, Бухариным и другими они развернули компанию против троцкизма. С кровью выдирая цитаты из работ Троцкого дооктябрьского периода (см. выше), они обвинили его в антиленинских настроениях. Сталин стал отрицать роль Троцкого в Октябрьской революции и гражданской войне. В этом споре родилась теория Сталина «социализма в отдельно взятой стране». Весьма примитивная, она была великолепно приспособлена к психологии рядового члена партии, уставшего бороться во славу мировой революции. Второе, но не менее важное ее значение заключалось в том, что она противостояла аргументации Троцкого, упрекавшего своих оппонентов в отсутствии революционного порыва. В целом, основной удар нанесла «тройка», но разгром Троцкого предопределил и ее собственную судьбу. Уже в конце ноября 1924 года этот блок дал трещины, а Троцкий перешел во второе контрнаступление, написав статью «Наши разногласия».
Однако позиции Сталина значительно усилились. Он взял под свою защиту Зиновьева и Каменева, он, однако, не допустил и усиления травли Троцкого (очевидно, оценив по достоинству «Уроки Октября») и оставил его в составе Политбюро.
В мае, после окончательного распада «тройки», Троцкий получил несколько незначительных постов в ВСНХ.
«Ленинградская оппозиция»
Вместе с тем, смещение Троцкого и завязавшаяся после этого борьба за власть между Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Сталиным, претендовавшим на роль теоретика партии (выдвижение им в конце 1924 года теории «построения социализма в одной стране»), - с другой, на время отодвинули борьбу против «троцкизма». С новой силой она вспыхнула в 1926 году, когда Троцкий объединился с лидерами «новой оппозиции», признавшими, что в компании против него они были не правы.
К блоку с Зиновьевым и Каменевым Троцкий пришел путем долгих раздумий. Внимательно анализируя разногласия между «новой» (или, иначе, ленинградской) оппозицией и большинством партийного руководства, с особой силой проявившиеся накануне и в период работы 14 съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.), Троцкий тщательно просчитывал все «за» и «против» такого союза. Участия во внутрипартийной дискуссии он не принимал, и о его отношении к ней мы можем судить лишь по его личным записям, преимущественно дневникового характера, а также по некоторым личным письмам, сохранившимся в архиве.
Троцкий отдавал себе полный отчет в том, что Зиновьев и Каменев являются такими же «аппаратчиками», как и Сталин (если не хуже), и что их выступление представляет собой лишь «аппаратную оппозицию» большинству ЦК. Именно поэтому он признавал, «что ленинградские методы партийного и хозяйственного руководства, агитаторская крикливость, местническая заносчивость и прочие скопили в партии чрезвычайное недовольство ленинградской верхушкой; что к этому недовольству присоединяется острое возмущение ленинградским режимом со стороны многих и многих сотен работников, в разное время вышвырнутых из Ленинграда и рассеянных по всей стране, - эти факты совершенно неоспоримы, и значение их нельзя недооценивать. В этом смысле обновление ленинградской верхушки и усвоение ленинградской организацией менее комиссарского тона в отношении ко всей партии является бесспорно фактами положительного значения. Троцкий понимал, что положение, сложившееся в ленинградской партийной организации, не являлось исключением.
Разумеется, Троцкий не мог игнорировать и тот факт, что в центре полемики лежали не только и не столько проблемы «аппаратной борьбы», сколько коренные вопросы политики. К разрешению же этих вопросов и у Зиновьева, Каменева, и у него самого в конце 1925 – начале 1926 г. отчетливо выявились практически одинаковые подходы. Троцкий в итоге пришел к выводу, который сформулировал в совершенно естественной не только для него, но и для всех остальных деятелей тогдашнего коммунистического движения вульгарно-социологической манере: «Позиция, занятая ленинградскими верхами, является бюрократически извращенным выражением политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата. Троцкий, Зиновьев и Каменев впервые открыто выступили с единых позиций на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК ВКП (б). Через три месяца, на июльском Пленуме, произошло их формальное объединение на общей платформе.
Осью дискуссии стал вопрос о возможности построения (победы) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения. Сталин отвечал на него утвердительно. Троцкий же – отрицательно. В сжатом виде точка зрения Троцкого в этом вопросе может быть представлена следующим образом. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил (при наличии гарантий от реставрации капиталистических отношений извне), и такой уровень в общих чертах уже известен – это тот самый рубеж, к которому подошли передовые капиталистические страны (ведь империализм, полагали большевики, - высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции!). Что же касается Советской России, то перед нею встанет задача как можно быстрее преодолеть разрыв, отделяющий ее от наиболее развитых государств. Без победы пролетариата в основных странах Европы, указывал Троцкий, прийти к социализму нельзя, ибо, во-первых, мировая буржуазия будет постоянно стремиться к свержению Советской власти вооруженным путем, а во-вторых, мировое хозяйство «в последней инстанции… контролирует каждую из своих частей, даже если эта часть стоит под пролетарской диктатурой и строит социалистическое хозяйство». Сказанное, разумеется, не означает, что Троцкий отвергал необходимость социалистического строительства в Советском Союзе.
Концепция Троцкого не могла быть поддержана партийно-правительственной бюрократией, которая абстрактным интересам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в самое ближайшее время. Такую перспективу ей давала сталинская теория замкнутого экономического и политического развития, реализуя которую можно было, по словам Троцкого, «заранее назвать социализмом все, что будет происходить внутри Союза, независимо от того, что будет происходить за его пределами».
Совершенно правильно поставив вопрос о теснейшей взаимосвязи экономических процессов в СССР с развитием мирового рынка, Троцкий вместе с тем допускал в своем анализе ошибку, считая, что современная ему капиталистическая система находится в состоянии прогрессирующего распада, который в ближайшие годы приведет к социалистическим революциям по крайней мере в крупнейших странах Европы.