Реферат: Динамика восприятия прекрасного в западноевропейской культуре
Чрезвычайно популярными в эллинистическом искусстве становятся изображения маленьких детей, стариков, старух и даже людей с физическими недостатками (горбун, карлица). Одним из излюбленных образов остаётся образ Афродиты. Однако сущностная интерпретация его по сравнению с пониманием классических времён изменяется. Богиня любви и красоты, в честь которой возводилось множество храмов, изображается миловидной, кокетливой, жеманной, более плотской, утрачивая величавость и недосягаемость олимпийского божества.
§4. Нравственное обоснование прекрасного.
В целом, различная трактовка красоты воплотилась в трёх моделях, сущностные проявления которых будут неоднократно воспроизводиться в последующих культурах, развиваясь и обогащаясь. Так, в дорийском типе красоты очевидно стремление к утверждению героического проявления духа, мужественности, рациональной ясности, что трансформировалось в строгость, конструктивность, лаконичность, скупость в изобразительных средствах. В ионийском типе гармонии материализовалось женственное, лирическое, живописное начало, устремлённость к большей лёгкости, выразительности, отразившееся в изобилии мелких декоративных деталей и яркой окраске. Коринфская модель красоты тяготела к культу чувственности, утончённости, пышности, помпезности форм, внешней экспрессивности.
Необходимо сказать, что три основных типа художественного мировосприятия затрагивали не только сферу искусства, а пронизывали все грани жизнедеятельности античной культуры. Так, в эпоху Перикла, ионийская модель красоты реализовалась и в повседневном бытии, когда традиционные длинные туники стали заменять лёгкими прозрачными платьями с вырезом на груди и бёдрах. Шёлк, парча и кисея сменили шерстяные и льняные ткани. Возросло стремление к использованию разнообразных украшений: браслетов, ожерелий, перстней. Особой популярностью пользовались ароматические вещества. Усилился спрос на птиц с ярким, красочным оперением. Ионийское начало отразилось даже на военно-спортивной организации жизни. Вместо тяжело вооружённых воинов появились легко вооружённые, более подвижные мобильные. В спортивных играх наибольший интерес представляли выступающие не с силовыми видами, а участвующие в скачках, езде на колесницах, что представляло более богатое, динамичное, захватывающее зрелище.
Существует широко распространённая точка зрения, согласно которой греческая культура являла собой прежде всего культ телесного совершенства и духовная красота ещё не получала достойного признания. Действительно, в греческих скульптурах лица героев имперсональны, типизированы, внутренний мир кажется неразвитым, эмоционально неразработанным, вне конкретных психологических черт. Даже изображая человека в порыве движения, в состоянии сильно физического напряжения античная скульптура внешне бесстрастна. Такова знаменитая статуя Мирона “Дискобол”. Исключение составляет лишь искусство эллинистической эпохи. “Нет ничего более безликого, чем греческое искусство. Невозможно даже представить себе, чтобы Скопас и Лисипп изобразили самих себя... Никогда ещё не было искусства, которое бы уделяло такое исключительное внимание одной только ощупываемой глазом поверхности тел... Греки старательно избегали всего, что могло бы придать голове выражение чего-то внутреннего и духовного”.[6] Греческая классическая скульптура периода расцвета, полагал Э.Неизвестный, это высочайший пример монологического искусства. Эта скульптура изображает не человека, а только его плотское, физическое, тварное бытие. Но ведь человек целостный - не только высокоорганизованная плоть, но и сложные проблемы души. Монологический скульптурный человек - прекрасный немой.[7]
Но как понять тайну “прекрасного немого”? Во-первых, можно предположить, что бесстрастность, завершённость, замкнутость классического искусства связаны с желанием упорядочить человеческие ощущения, привести их к строгой, незыблемой форме с целью обретения надёжной точки опоры и создания гармоничного мира, противостоящего хаосу.
Во-вторых, античная культура в процессе своего существования выработала ряд таких близких по смыслу понятий, как “эвтюмия”, “атараксия”, “автаркия”, проливающих свет на специфику греческого понимания красоты. Сущностная характеристика этих понятий означает состояние душевного покоя, невозмутимости как высшей ценности бытия. Путь к бесстрастному, безмятежному мировосприятию, к личностной самодостаточности лежит через познание мира, преодоление страха, освобождение от тревог. В духе этой внутренней невозмутимости, незыблемости и формировалось античное понимание человеческой красоты, которое воспринимается как “монологическое”. И возможно, именно в этом смысле Периандр утверждал, что “безмолвие прекрасно”, а Ликофрон считал: “При благородном происхождении красота незрима”.[8] Известный специалист в области античного искусства Винкельман, обращая внимание на скульптурную группу “Лаокоон”, размышлял о том, что Лаокоон испытывает жесточайшие страдания, проистекающие из внешнего мира, но боль эта не проявляется ни в лице, нив позе героя: он мужественно, стоически переносит её. И подобно тому, как морская глубина вечно спокойна, как бы не бушевала поверхность, так и воплощённое в греческих фигурах обнаруживает, несмотря на все страсти, великую уравновешенную душу.[9] Можно отметить и тот факт, что тела многих греческих статуй необыкновенно одухотворены. Так, Роден написал об одной из античных скульптур: “Этот юношеский торс без головы радостнее улыбается свету и весне, чем могли бы это сделать глаза и губы”.[10]
В-третьих, пытаясь понять соотношение физической и духовной красоты, необходимо иметь в виду, что в основе системы воспитания многих полисов лежало понятие калокагатии, обозначающее гармонию внешних и внутренних качеств, физических и духовных способностей. Древние греки были убеждены, что, если ритм тела воспитывается атлетическими упражнениями, то ритм души - поэзией, танцами, музыкой. Высшая цель воспитания - сделать душу и тело музыкальными, подчинившись звучанию мирового целого. Гармоничный человек должен ощущать верный ритм во всём - в пении, игре, танцах, речи, жестах, мыслях, поступках.
Формирование духовно развитой личности было одним из наиболее влиятельных направлений античной культуры. Многие философы целенаправленно разрабатывали пути внутреннего совершенствования человека. В иерархии общезначимых ценностей Пифагор первое место отводил красоте, которая, по его мнению, открывается далеко не всем. Она доступна только человеку, который одержал победу над страстями и ведёт правильный образ жизни. Пифагор проповедовал чистоту не только телесную, но и душевную. Чем нравственно чище человек, тем ближе к божеству. Счастье понималось как спокойная совесть. С точки зрения общечеловеческой духовности Пифагор критиковал мифологию, считая, что из неё нельзя извлечь никаких нравственных выводов, так как боги, богини, герои, нимфы очень часто целью своего бытия полагают животную чувственность. Даже в мифе о Психее (душе) эта частица божества наделена плотью пылкой и сладострастной женщины.
Сократ сущность человеческой жизни усматривал в возделывании души. Истинные ценности не те, что связаны с вещами внешними, телесными, а с внутренними сокровищами. Счастье проистекает не из тела или чего-то внешнего, а из души. Гармония внутреннего мира приносит подлинное счастье.
О нравственной чистоте граждан заботился и Платон. Он считал вполне оправданным запретить изображать пороки, уродливые проявления общественной жизни в искусстве. В “Пире” Платон устами Сократа описывает ступени духовного подъёма: он начинается в ранней юности с восхищения физической красотой отдельного человека, которая побуждает любящего произносить благородные речи, затем истинный ученик Эрота обнаружит, что красота одного тела сходна с красотой другого. Он возлюбит эту красоту во всех, поймёт, что она у всех одинакова. В результате привязанность к одному человеку ослабевает. Это, конечно, не означает, что он способен на неразборчивые любовные связи с каждым встречным. Это означает, что в человеке формируется чувство прекрасного. Теперь он способен замечать красоту души и ценит её больше, чем красоту тела. Он видит красоту души, даже если она пребывает не в столь цветущем теле. Эта та ступень на которой Эрот становится воспитателем для другого и порождает речи, которые делают юношей лучше. Он в состоянии оценить красоту поступков и законов, увидит, что всё прекрасное родственно между собой. Процесс обобщения видимой для каждого красоты отдельного тела в идею “прекрасного” становится целью описания ступенчатого постижения Эрота. Процесс этот завершается познанием красоты всех наук. Отныне любящий освобождён от цепей любви, которыми он был прикован к отдельному человеку, либо к отдельному избранному им виду деятельности. Он обращён к “открытому морю красоты”, пока, наконец, пройдя через все ступени познания, не узрит божественную красоту в чистом виде, освобождённую от всех частностей.[11]
Платон противопоставляет “многим прекрасным наукам” единственное знание, предмет которого - сама красота. Науки прекрасны не в том смысле, в котором ещё недавно говорили о них. В понимании Платона, все науки обладают собственной, особой красотой, своим значением и смыслом. Однако познание красоты отдельных людей и предметов должно завершаться познанием сущности прекрасного. Это звучит непривычно, если понимать красоту лишь в обычном смысле. Но Платон предостерегает от такого понимания прекрасного. Лишь постоянно созерцая вечную красоту, мы можем сказать, что живём истинной жизнью, - так считает Платон. Речь идёт не об отдельном моменте экстаза, испытываемом при виде прекрасного. Лишь вся жизнь человека, направленная на эту цель, в состоянии удовлетворить требованиям Платона. При этом, отнюдь не имеется в виду нескончаемое пространство прекрасного, оторванное от действительности. “Самое прекрасное” или “божественно прекрасное”, как его называет Платон, в его п?