Реферат: Феномен красоты

Универсальность прекрасного, его энергийность, возможность глубокого воздействия на внутренний мир личности способствовали поддержанию постоянного теоретического интереса к сущностным проявлениям эстетического мироотношения. В истории культуры восприятие красоты рассматривалось через призму взаимоотношений объективного и субъективного, природного и общественного, физического и метафизического, земного и божественного. Вопрос об источнике прекрасного оказался самым сложным и дискуссионным. Обладают ли предметы и явления эстетическими свойствами? В какой мере феномен красоты детерминируется особенностями человеческого восприятия, законами социального развития? Какова «степень метафизичности» прекрасного? Исходя из ответов на эти вопросы и сформировались основные концепции красоты.

Идеалистическая интерпретация прекрасного органично вырастает из трансцендентальности мифологического мироотношения в результате углубления рефлексии. В ней отразилось осознание беспредельности Мироздания, удивление вселенским совершенством, жажда приобщения к метаэмпирической гармонии Космоса. Так разрабатывается и всесторонне обосновывается образ абсолютно совершенного бытия, инициируется примат сверхчувственной реальности, красоты самой по себе, которая не зависит от случайных, временных, изменчивых форм, относительных проявлений, вихревого потока становления.

Одна из первых попыток привести многообразное, противоречивое богатство действительности к рациональному единству воплотилась в философии пифагорейцев. Ими разрабатывается понятие «числа», которое рассматривалось как результат гармонического самоопределения бесконечности, как синтез предельного и беспредельного, являющийся незыблемой основой прекрасного. Известно, что сам Пифагор признавал началами бытия числа и заключающиеся в них соразмерности, которые он называл гармониями. «Число есть господствующая, сама собой происшедшая связь вечного постоянства находящихся в мире вещей... Бог есть неизреченное число». Следовательно, по мнению пифагорейцев, число было душой гармонии, ее творческой потенцией, ибо числа «скрываются» не только в самих вещах, как их структура, ритм, симметрия, но они глубже самих вещей, являясь принципом их фигурного строения.

По Платону, подлинное, неизменное, вечное прекрасное существует в комплексе Идей. Эта внепространственная, надфизическая, идеальная красота, которая обнаруживала себя в сфере под названием Гиперурания, выступала в качестве образца, «прототипов», принципов порождения видимых предметов и явлений. Идеи образуют перманентную модель единичных объектов. Каждому классу одноименных вещей чувственного мира соответствует в мире вещей; постигаемьгх умом, некая вечная, не возникающая и не исчезающая, безотносительная причина того, что делает вещь именно вещью этого и никакого другого класса. И, таким образом, сверхчувственная красота является константой вселенского совершенства. Отдельный, чувственный предмет только потому воспринимается как прекрасный, что в нем актуализируется Идея. С «отдалением» вещи от мира идей как ядра Вселенной, красота убывает, нарастает хаотическая распыленность, ибо прочность феноменальной реальности зависит от синтеза идеи и материи, укорененности трансцендентного мира в чувственном бытии. Онтологически земная красота образует промежуточную субстанцию между вечным, метафизическим, нематериальным и чувственным, подвижным, преходящим. Вот почему эстетические свойства эмпирического мира изменчивы, хрупки, преходящи и являются лишь отблеском мира неизменных, вечно прекрасных Идей, которые изливают свою энергию на чувственное бытие. В свою очередь, вещи и явления исполнены влечения к сверхчувственному миру, стремятся наиболее полно воплотить гармонию Идеи, уподобиться ей. Так рождается любовь как стремление преходящего к вечному, смертного к бессмертному. Все движение в физическом мире сосредоточено на исконной интенции проявить истинность Идеи в бесконечном ряду чувственных трансформаций, в возвращении к трансцендентной чистоте и полноте.

Следовательно, мир Идей является: а) причиной или источником красоты, б) образцом совершенства, взирая на который демиург (творец) творит мир вещей, в) целью, к которой стремится любая пещь чувственного бытия. Но возможно ли человеку приобщиться к совершенству метафизической реальности? Ведь платоновское прекрасное как «вид», «парадигма», «эйдос» есть сущность, чувственно не воспринимаемая. Гармония мира Идей постигается с помощью интеллектуального экстаза, извлечения истины из глубин собственной души. И, значит, сверхчувственный мир есть абсолютная объективная реальность, которая посредством «анамнеза», то есть некой формы припоминания, становится доступной сознанию. Однако для этого необходимо очистить душу от жажды чувственных наслаждений. «Мы будем приближаться к познанию истины, по-видимому, тем более, чем менее будем общаться с телом... и не будем наполняться его природою, но будем очищать себя от тела», - утверждал Платон в «Федоне». Красота Гиперурании доступна лишь наиболее возвышенной, очищенной душе.

Глубокая характеристика сущностных аспектов эстетического мировосприятия дается Платоном также в сочинениях «Гиппий Больший», «Федра», «Пир», «Филеб». В «Диалогах» греческий философ описывает путь постепенного и нелегкого восхождения к вершинам совершенного бытия. Платон, гипертрофировавший роль Идей, «эйдосов», как абсолютных духовных сущностей, тем не менее внес выдающийся вклад в понимание прекрасного, высказал весьма важные догадки, связанные с функционированием эстетического сознания. Заслуживает внимания платоновская ориентация на открытие сверхчувственной, метафеноменальной, умопостигаемой основы красоты и осознание того факта, что исследование причин физико-механического характера не проливает свет на сущность прекрасного. Весьма продуктивна нацеленность греческого философа на многомерность, качественную неоднородность, иерархичность Космоса. Платон очень чутко улавливает имплантацию Вечного во временном потоке, избегая сведения Мироздания к тотальности вещей как таковых. В познании прекрасного особую роль приобретает осознание значимости мира бестелесных сущностей, осуществление синтеза телесного и духовного в иерархии бытия, необходимость напряжения интеллектуальных сил человека, приближающегося к истокам абсолютной гармонии.

В дальнейшем идеалистическая интерпретация сущности прекрасного нашла свое развитие в работах Плотина, Бруно, Шефтсбери, Кольриджа, Блейка, Шеллинга, Шопенгауэра, Фишера, Гартмана, Элиота, Эмерсона, Лотце, Шлейермахера и других сторонников трансцендентальной картины Мироздания. Но наиболее последовательно, обстоятельно, концептуально платоновскую линию удалось развить Гегелю, который также обнаруживает, что за природной оболочкой, видимой гармонией «скрывается мысль, внутреннее начало вещей». И с этой точки зрения становится понятным, что красота является ничем иным, как «чувственной видимостью идеи». Поэтому «художественно прекрасное выше природы. Ибо красота искусства является красотой, рожденной и возрожденной на почве духа, и насколько дух и произведения его выше природы и ее явлений, настолько же прекрасное в искусстве выше естественной красоты».

Более того, так как красота у Гегеля является всего лишь чувственной ступенью развития абсолютной идеи, то она менее совершенна, не столь адекватно выражает смысловое ядро Мироздания, чем понятие. И, следовательно, чем выше уровень развития мышления, тем менее нуждается человек в Красоте, которая отступает перед истиной. И, в конце концов, Гегель аннигилирует роль эстетического мировосприятия: «Красота есть форма; она есть иллюзия абсолютной жизненности, удовлетворившей самое себя и считающей, что она завершена и закончена в себе... Это только мнимая бесконечность... Красота есть скорее покрывало, скрывающее истину, нежели изображение последней».

Попытка жесткой рационализации метафизических глубин Мироздания, безграничное доверие к интеллекту, логическому аппарату в постижении феномена прекрасного, неизбежно должны были привести даже такого видного философа, как Гегель к столь парадоксальному и безутешному выводу.

Одна из наиболее влиятельных концепций прекрасного в истории мировой культуры утвердилась в рамках монотеизма. Уже в идеалистической парадигме присутствуют элементы религиозного трепета, культ сверхчувственной, трансфизической красоты. Однако несмотря на близость к идеалистической точке зрения, религиозная доктрина прекрасного имеет свою специфику.

Следует обратить внимание на тот факт, что платоновский мир обезличен, у него нет ни имени, ни истории, он воплощает в себе всеобщие законы, по которым движется космическая жизнь. Бог в идеалистической картине бытия выступает как вспомогательная функция, он не абсолютный творец, а, скорее, зодчий, ваятель, создающий те или иные формы чувственной красоты из предшествующей материи. Платоновский демиург находится на периферии Космоса.

В доктрине развитого религиозного сознания над видимой красотой, над Вселенной вместо безличных идей, детерминирующих чувственную красоту, безгранично возвышается Создатель сущего - Бог, наделенный атрибутами нетленной, неизменной, беспредельной красоты, которая также трансцендентна, сакральна. Но, главное, Вселенский Творец рассматривается не в качестве безличной абстракции, имперсональной сущности, но как персонифицированный Субъект. Все величие и красота видимого мира - ничто в сравнении с невидимой грандиозностью абсолютно гармоничного Бога, от которого всецело зависит бытие Мироздания. Эту высшую, божественную гармонию можно постигнуть, пробудив духовное зрение. Проповедь аскетизма, самоограничения, презрения к чувственному миру, выдвижение на первый план мистического созерцания - таковы важнейшие моменты религиозной эстетики. Основным средством познания абсолютной гармонии становится требование душевной чистоты. «Блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога» - говорит Христос в Нагорной проповеди. Чистое сердце есть то необходимое условие, вне которого не может проявиться свет Божественного чуда. Обрести внутреннюю чистоту означает проникнуть в сакральный мир абсолютной гармонии, опираясь на ритуалы, пост, медитативную практику. Когда личность обретает душевную чистоту, она входит в бытие неизменного, священного, покидая нечистый, хаотический мир. Чем больше человек освобождается от власти телесного, тем ярче вспыхивает свет подлинной красоты в потаенных глубинах души.

С этой аскетической позиции обстоятельной ревизии подвергается мировосприятие обыденного, мирского человека, не ведающего религиозного трепета, погруженного в повседневные заботы. Он весь во власти внешнего, вещного бытия, сиюминутного течения жизни, признавая красоту только в ее чувственной форме. Обыденный человек любит красивые вещи, но не способен открыть истинно прекрасное. Для него телесное важнее духовного. И только возвышенный человек способен подняться от чувственного мира к высшему, горнему, развивая способность к сверхчувственному, интеллектуальному созерцанию, открывая бытие абсолютной гармонии в лице Бога.

Об этой трансфизической, божественной реальности свидетельствовал личный опыт мистиков, пророков, монахов, священнослужителей. Именно внутренние откровения выдающихся просветленных давали ощущение возможности приобщения к незыблемой красоте, совершенству в космическом масштабе, что придавало цельность и смысловую определенность личностному существованию. Отныне только единый всемогущий Бог становится источником всеобщей красоты, субстанцией, надежно скрепляющей сиюминутную разноголосицу бытия.

В религиозной космологической системе образ человека приобретает особый эстетический статус, ибо индивид становится центром Вселенского противоборства возвышенного и низменного, проводником мощного поля божественного и дьявольского напряжения. С точки зрения идеализма человек не был реальностью, превышающей Вселенную. Индивид и Космос не противопоставлялись, а скорее соотносились друг с другом, так как Вселенная воспринималась одушевленной, подобной человеку. И хотя значимость личности оценивалась довольно высоко, она всегда органично вписывалась в параметры космоцентрической картины мира. Более того, зримый космос являлся своеобразным камертоном, по которому человек сверял прочность душевной гармонии.

С точки зрения христианства человек воспринимался не просто как атрибут Космоса, вещь среди вещей. Он становился существом привилегированным, созданным по образу и подобию Бога, который, как известно, беспредельно возвышался над миром. Именно человеку давалось право управлять всеми земными существами, исполняя Божью волю. Вот почему высшая Красота на земле была сфокусирована в образе человека. Поэтому лики Спасителя, святых являли повышенную концентрацию общечеловеческого содержания, энергичную, предельно насыщенную духовность в облике земного субъекта. Через икону религия утверждала себя не как отвлеченно-рассудочная доктрина, но как зримо явленная Красота, пред лицом которой стихала мирская душевная тревога. Наконец, если вне монотеистической традиции эстетическое сознание было сосредоточено на постижении многоликих объектов природы, то в рамках религиозного миросозерцания естественный мир утрачивает самостоятельную, суверенную эстетическую ценность. Эстетически значимыми являлись те предметы природного бытия, в которые наиболее полно происходило отражение духовной красоты, самообнаружение Бога. Ибо результаты деятельности безграничного Творца не могли не оцениваться как впечатляющие, созданные по законам совершенства. И даже средневековые богословы, как, например, Гуго Сен-Викторский, не могли утаить своего восхищения природной гармонией: «Что прекраснее света... Что для взора приятнее, чем небо, когда оно ясно и сияет, словно сапфир... Солнце сверкает словно золото, луна светит матовым блеском, словно электр, одни звезды струят пламенные лучи, другие блистают светом, а иные попеременно являют то розовое, то зеленое, то ярко-белое сияние... Вот земля, украшенная цветами, - какое отрадное зрелище она нам дарует, какое глубокое волнение в нас пробуждает! Мы видим красные розы, белоснежные лилии, фиолетовые фиалки - не только их красота, но и возникновение их чудесно. Каким образом мудрость Божия производит такую красу из земного праха?»

В то же время в христианской эстетике Бог бесконечно возвышался над созданным им конечным миром. Поэтому в новой шкале ценностей красота становилась строго иерархичной, несоизмеримо возрастая от материальной к духовной ипостаси. У дерева эстетический статус считался более высоким, чем у камня, у животного - чем у дерева, у человека - чем у животного. В Боге красота достигала своей наивысшей концентрации, приобретая статус вечного, неугасимого сияния. Восхождение по ступеням красоты - путь интенсивного духовного совершенствования через преодоление земных привязанностей, актуализацию внутренних потенций с целью вхождения в экстатическое состояние, которое ведет к блаженству жизни, абсолютной гармонии как конечной задаче человеческого существования. С этой точки зрения само искусство начинает рассматриваться не просто как умение, техника, но как важнейшее, универсальное средство укрепления нравственности, постижений высшей духовной реальности и индивидуальной сокровенной глубины, как способ демонстрации идеального человека. Но так как религиозная красота представляет собой сферу, чуждую применению каких-либо объективных эмпирических критериев, поскольку ее внутренняя перспектива уходит в глубину сакрального, в тайну невидимого, потаенного, то неотъемлемой частью выявления мистической гармонии становится символизм.

Таким образом, с позиции монотеизма человек был способен обрести мир абсолютной красоты только осознавая присутствие Бога как источника вечного, безграничного совершенства, максимально одухотворенной реальности, предельно насыщенной смыслом. Только приобщаясь к Богу как сокровенному единству бытия, человек, актуализируя личностный духовный опыт, способен преодолеть пеструю многоликость мира, зыбкость внешней привлекательности, тревожащую неопределенность обособленного существования. Ибо, как заметил Г. Зиммель, Бог «выкристаллизовывается в особое существо, становясь той точкой, в которой пересекаются все потоки, нес излучения бытия, точкой, через которую осуществляется обмен всех сил, всех взаимодействий вещей».

С возвышением общества над природой, возрастанием творческой инициативы субъекта происходит абсолютизация значимости индивидуального мироощущения в формировании эстетической реальности. Наиболее зримо эта тенденция проявляется в культуре Нового времени. Представители субъективистского понимания прекрасного доказывали, что главный источник эстетического восприятия заключен в субъекте и красота представляет собой проекцию духовного богатства индивида на эстетически нейтральную действительность. Человек постигает вещи не такими, какими они существуют сами по себе, а воспринимает эманацию собственной души в окружающий мир. Прекрасное объективно не существует, а привносится субъектом. Сами по себе предметы и явления окружающей реальности ни красивы, ни возвышенны, ни уродливы. Все в эстетическом восприятии решается сугубо индивидуально.

В культуре XIX- XX вв. особое значение приобретает общественническая концепция прекрасного, представители которой опирались на марксистский подход в понимании духовных явлений. Феномен красоты с этой точки зрения рассматривался как абсолютно зависимый от способа производства материальных благ. Считалось, что эстетическая ценность природных объектов не отражает их естественные свойства. Природные явления приобретают эстетическую значимость благодаря ассоциациям, возникающим на почве трудовой деятельности, связанных с материальным уровнем развития того или иного общества. Красота есть сугубо социальное и даже классовое порождение.

Так, например, H.Г. Чернышевский обращал внимание на то обстоятельство, что «понятия о красоте у простого народа несходны во многом с понятиями образованных классов общества, ибо простолюдин и член высших классов общества понимают жизнь и счастье жизни неодинаково...» С этой точки зрения Чернышевский выделял три типа женской красоты. Идеал сельской красавицы ассоциировался с крепким телосложением, широкой костью, длинной косой, цветущим здоровьем, густым румянцем на лице, что в народе называют «кровь с молоком». Купеческая красавица олицетворяет собой образ тучной, дородной, пышнотелой девушки. Светская особа воплощает в себе миниатюрность, хрупкость, рафинированность; она должна иметь бледное лицо, обладать выразительными томными глазами, проницательным, быстрым умом.

Г.В. Плеханов в одной из своих работ обращал внимание на тот факт, что женщины многих африканских племен носили на руках и ногах железные кольца. Возникает вопрос: почему именно изделия из железа использовались в качестве украшений? Плеханов полагал, что страсть к подобным украшениям существовала у племен, переживающих железный век. И железо считалось не только практически важным, жизненно необходимым металлом, но в силу своей материальной полезности выполняло эстетическую функцию.

Углубляя общественническую концепцию, Ю.Б. Борев утверждал, что «прекрасное есть «одухотворенность» предмета. Эта одухотворенность вызвана не абсолютной идеей, не личностью, а обществом и его производственной деятельностью. Общественное производство превратило природу в «неорганическое тело человека» и наложило печать духовного облика современного человека на предметы внешнего мира.

И, таким образом, уровень развития практики определяет эстетический выбор, - полагали общественники. Действительно, можно вспомнить немало фактов, которые свидетельствуют о социально-исторической обусловленности разнообразных проявлений красоты. Так, в средневековом Китае привлекательность женских ног виделась в их миниатюрности. Для этого ноги девочек зашивали в сырую воловью шкуру и снимали ее, когда девочка взрослела. Ступни получались узкие, крошечные. Женщины цивилизации Майя в передних зубах высверливали отверстия, куда вставлялись драгоценные камни. В целом ряде регионов Африки было принято красить зубы черной, красной, голубой краской. На Малайском архипелаге считается даже позором иметь белые зубы, «как у собаки». Туземцы верхнего Нила выбивают четыре передних зуба, говоря, что не желают походить на скотов. Уже в древнекитайских книгах обращалось внимание на факты формирования противоположных эстетических идеалов в разные исторические периоды. «Ныне считаются красивыми высокие башни и многоярусные беседки, а при Яо были простые неотесанные балки, невыделанные карнизы; считаются прекрасными драгоценные диковинки, невиданные редкости, а при Яо ели простой рис и просо да похлебку из ботвы; считаются приятными узорчатая парча и белый лисий мех, но Яо прикрывал тело холщовой одеждой, спасался от холода оленьей шкурой».

Общественники сумели высветить действительно важный момент в эволюции представлений о красоте.

В то же время нельзя не согласиться с тем, что качества предметов не играют никакой роли в эстетическом восприятии. Так, например, Л. Н. Столович путем некоторого упрощения проблемы пытался свести к отрицанию роль объективных качеств предметов в процессе формирования чувства красоты. В частности, он утверждал: если бы эстетические свойства золота и серебра были бы просто тождественны цветовым, то не было бы вообще необходимости в употреблении термина «эстетическое свойство». Эстетические свойства потому и называются эстетическими, что «адресуются» эстетической потребности человека. Отождествлять эстетическое свойство золота с блеском - значит, вопреки пословице, считать золотом все, что блестит.

Однако эстетические свойства золота, серебра (если брать пока природный аспект) связаны не только с блеском, но и с долговечностью, податливостью для ювелирной обработки и т.д. и, значит, не одно свойство, а совокупность определенных природных качеств золота, серебра может сделать их предметами эстетической ценности. Известно, что объекты живой и неживой природы получали высокий эстетический статус благодаря своим естественным свойствам. Так, уже в древних культурах высокую эстетическую значимость получали золото, серебро, медь, железо. Золото рассматривалось как символ света, солнца. С ним связывались идеи постоянства величия, совершенства, славы, эманации божества. Серебро соотносилось с целомудрием, знанием, силой человеческого духа. Железо символизировало твердость, упорство, терпение, решительность, выносливость. Свинец, наоборот, олицетворял невежество, упрямство, мучение; в различных культурных традициях сакральный смысл приобретали драгоценные и полудрагоценные камни: сапфир, сардоникс, сердолик, хризолит, топаз, гиацинт, аметист, нефрит.

Вот почему нельзя согласиться с утверждением, что естественные качества предметов не играют никакой роли в эстетическом восприятии. Как заметил B.C. Соловьев, красота алмаза зависит и от игры световых лучей в его кристалле. Из этого не следует, что свойство красоты принадлежит не самому алмазу, а преломленному в нем лучу света. Ибо тот же луч, отраженный другим предметом, никакого эстетического впечатления не производит.

Следовательно, уровень развития практики «конструирует» красоту не сам по себе, а всегда опирается на объективные свойства предметов, позволяя глубже проникать в эстетическое разнообразие мира, выявляя в бесконечном потоке бытия те или иные качества. Об этом говорит хотя бы тот факт, что люди разных эпох, существенно отличающихся по уровню научно-технического развития, связаны единой эстетической основой. Восприятие наскальной живописи, скульптур Античности, икон средневековья, картин Ренессанса убедительно свидетельствует, что многие из выдающихся художественных достижений прошлого доставляют эстетическое удовольствие и современному человеку. Поэтому нельзя не согласиться с Й.Г. Гердером, который в одной из своих работ писал: «Разве одинаковы греческий, готический и мавританский вкусы в ваянии и зодчестве, в мифологии и поэзии? И разве не черпает из них каждый свое объяснение в эпохе, нравах и характере своего народа? Но разве любой из этих случаев не подчинен основному принципу, который лишь не до конца понят, не с одинаковой силой прочувствован, недостаточно равномерно применен?

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--