Реферат: Формирование фундаментальной тематической структуры русской культуры в период возвышения Московского княжества, ХIV -ХV вв.

Проанализированная в предыдущем параграфе пространственная кон­фигурация составляет исходную структуру формирования ментального пространства русской культуры, развитие которой будет прослежено в настоящем параграфе.

В распавшемся на множество миров-княжеств и разорванном натуралистическими и христианскими ценностями ментальном пространстве культуры Киевской Руси, когда татаро-монгольское иго задавало эмоционально-психологичес­кую атмосферу насилия и страха, наибольшую приспособленность пока­зали московские князья. "Как город новый и окрайный, отмечает В.О.Ключевский, Москва досталась одной из младших линий Всеволодова племени. Поэтому московский князь не мог питать надежды дожить до старшинства и по очереди занять старший великокняжеский стол. ...он должен был обеспечивать свое положение иными средствами, не­зависимо от родословных отношений, от очереди старшинства. Благодаря тому московские князья рано вырабатывают своеобразную политику, с первых шагов начинают действовать не по обычаю, раньше и решительнее других сходят с привычной колеи княжеских отношений, ищут новых путей, не задумываясь над старинными счетами, над политическими преда­ниями и приличиями".

Если другие князья, например, тверские, во взаимоотношениях пытались опереться на право старшинства, нравствен­ные добродетели, сохраняли надежду на успех в освободительной борьбе против татар (тверской князь Александр Михайлович призывал русских князей "друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противитьсяим, оборонять Русскую землю и всех православных христиан”), то московские князья, начиная с Даниила, в борьбе за власть над удельными княжествами отбросили всякие пред­ставления о добродетели и с жестким прагматизмом сделали ставку на силу. Исторические источники до ДмитрияДонского не дают нам свидетельств в какой-то мере добродетельного поступка или хотябы высказывания какого-либо из московских князей. Напротив, сохранилось множество примеров их коварства, хитрости, предательства, нехристианской жестокости, раболепия перед татарами, выступавших как норма поведения, как добродетель. В.О. Ключевский выделяет пять главных способов, которыми пользовались московские князья для расширения своего княже­ства: это были скупка, захват вооруженный, захват дипломатический с помощью Орды, служебный договор с удельным князем и расселение из московских владений за Волгу.

Московский князь и золото-ордынский хан

Взаимоотношения московских князей с Золотой Ордой требуют специального рассмотрения и культурологической оценки. Татары ввели в формирующуюсяся русскую культуру представление о хане как царе, неограниченная власть которого является выражением сконцентрированной в нем абсолютной силы и строится на его произволе. Царь стоит по ту сторону добра и зла, по ту сторону закона. Всякое его деяние есть добродетель, закон для подданных, которые, подобно рабам, в той или иной степени зависят от его волеизъявления. В Киевской Руси великий князь, безусловно, таким статусом не обладал. В письменных источниках второй половины XIII – ХIV в.в. слово "царь" употребляется только применительно к татарскому хану, выступает как синоним слова "хан". Автор "Жития Александра Невского", оправдывая неблаговидный поступок своего героя по отношению к родному брату, пишет: "Решил князь Александр пойти к царю в Орду, и благословил его епископ Кирилл. И увидел его царь Батый, и поразился, и сказал вельможам своим: "Истину мне сказали, что нет князя, подобного ему". Почтив же его достойно, он отпустил Александра. После этого разгневался царь Батый на меньшего брата его Андрея и послал воеводу своего Неврюя разорить землю Суздальскую". В "Повести о нашествии Тохтамыша" читаем: "Когда князь великий услышал весть о том, что идет на него сам царь во множестве сил своих, то начал собирать воинов, и составлять полки свои, и выехал из города Москвы, чтобы пойти против татар". Когда же князья, воеводы и советники не захотели помогать друг другу," то поняв, и уразумев, и рассмотрев, благоверный князь пришел в недоумение и в раздумье великое и побоялся встать против самого царя. И не пошел на бой против него, и не поднял руки на царя, но поехал в город свой Переяславль".

В ментальном пространстве русской культуры слово “царь” византийского происхождения содержательное наполнение получило под татарским влиянием. В строящейся на насилии, а не на законе, как в западноевропейской культуре, системе управления Золотой Орды, в орбиту влияния которой входила и северо-восточная Русь, установились отношения рабской зависимости низших этажей власти по отношению к высшим. В отличие от западноевропейской средневековой культуры, складывающейся преимущественно на правовых отношениях, когда с одной стороны постепенно очерчива­ются границы компетенции властных структур, а с другой обеспечиваются определенные гарантии безопасности зависимых субъектов правовых отношений, в государстве золото-ордынских ханов имела место лишь иерархия отношений подчинения, в которую вынуждено было встраиваться и древнерусское население. На вершине этой пирамиды насилия стоял хан (царь). Частое употребление в литературных памятниках этого перио­да выражения "сам царь", авторами которых большей частью были отстраненные от общественной жизни монахи, свидетельствует о глубоком внедрении в русское общественное сознание идеи абсолютной Власти-Силы татаро-монгольского царя.

Русские князья оказались включенными в территориальную систему управления Золотой Орды не в качестве вассалов, поскольку вассальные отношения предполагают законодательно закрепленные взаимные обязательства, в явном виде фиксирующие права и обязанности, суверинитет каждой из сторон, а слуг, поскольку служебные отношения не предполагают ни гарантий прав личности и собственности, ни наличия каких-либо обязательств с ханской стороны. ''…княжества тогдашней Северной Руси, – пишет В.О. Ключевский, были не самостоятельные владения, а даннические “улусы” татар, их князья звались холопами “вольного царя”, как величали у нас ордынского хана''. Жизнь и владения князя целиком и полностью зависели от ханского произвола.Так, когда тверской князь Димитрий, надеясь на благоволение хана, убил московского князя Юрия, хан Узбек, однако, сильно рассердился на это самоуправство, долго думал, наконец велел убить Димитрия (1325 г.), но великое княжение отдал его брату Александру. Когда тверскому князю Михаилу в Орде нало­жили на шею тяжелую колоду, то татарин Кавгадый сказал ему: "Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь. Как известно, князь Михаил вскоре был убит в Орде. Подтверждением зависимого положения русских князей от золото-ордынского хана также является поездка их всех в Орду после смерти Ивана Калиты.

Московские князья, начиная с Даниила, стали инициаторами движения укрепления связей с Золотой Ордой, стремясь использовать силу татаро-монгольского хана для расширения своего влияния в междуусобной борьбе. Уже Юрий Данилович сумел сблизиться с семейством хана и женился на его сестре, Кончаке, которую при крещении назвали Агафьей. Ханский зять возвратился на Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый. Завоевав доверие хана Узбека, Иван Данилович Калита еще более укрепил отношения с Ордой. "Они пока не думали, замечает В.О. Ключевский, о борьбе с татарами... Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он был всегда желанным гостем, потому что приезжал туда не с пустыми руками.

Возвышение Московского княжества было обусловлено не стечением благоприятных социально-экономических, политических и других обстоятельств, а, напротив, как убедительно показал А.А.Зимин, вопреки им. Москва не обладала удобным географическим положением, поскольку никаких "удобных" путей в районе Москвы не существовало. Москов­ское княжество сложилось на территории, обладавшей сравнительно скудными природными ресурсами. Здесь относительно мало было хлебородной земли. Не был Московский край и сосредоточием каких-либо промыслов. В районах, прилегающих к Москве, не было никаких богатств - ни иско­паемых, ни соляных колодязей, ни дремучих лесов. Дорогостоящий пушной зверь был выбит. Это обстоятельство отмечает С. Герберштейн: ''Область Московская не отличается ни пространностью ни плодородием; плодоносности препятствует главным образом ее нежная повсюду почва, в которой посевы погибают при незначительном избытке сухости или влаги''. Поэтому в эпоху произвола и насилия московские князья и бояре для достижения своих целей сделали ставку на Силу. Заручившись поддержкой золото-ордынского царя, и, таким образом, умножив свои силы, они значительно расширили свои владения.

Два мифа в русской истории

Обращаясь к анализу периода возникновения русской культуры, сталкиваешься с двумя мифами, которые препятствуют выявлению ценностно-мыслительных детерминант ментального простран­ства культуры, это миф о "собирании русских земель вокруг Москвы" и миф о "тишине", установившейся в Русской земле в результате их объединения. Выражение "собирание русских земель вокруг Москвы" предполагает по меньшей мере две неявные смысловые посылки: во-первых, наличие глубоко патриотических конечных целей освобождения от татаро-монгольского ига, и, во-вторых, бережное отношение московских правителей к субъектам объединения, всеобщую поддержку этого процесса.

Анализ письменных источников показывает, что, с одной стороны, именно антипатриотическая деятельность московских князей до Дмитрия Донского явилась важнейшим условием достижения успеха возвышения Московского княжества. Это обстоятельство четко фиксируют и сторонники мифа "собирания", например, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский и др. С другой строны, отслеживание процесса присоединения удельных княжеств к Москве по­казывает, что он представляет собой череду разбойных захватов, завое­ваний, сопровождавшихся разрушениями, кровопролитием, насилиями. Поэтому, представляется, более уместным было бы здесь говорить о за­хвате, завоевании, подчинении. "Первый московский князь Александрова племени, Даниил, по рассказу летописца… врасплох напал на своего рязанского соседа князя Константина, победил его "некоей хитростью", т.е. обманом, взял его в плен и отнял у него Коломну". "...Юрий московский начал стремиться к усилению своей волости, не разбирая средств: он убил рязанского князя, плененного отцом его Даниилом, и удержал за собою Коломну". "В 1368 году великий князь Димитрий и митрополит Алексей зазвали ласкою к себе в Москву князя Михаила на третейский суд; после этого суда тверского князя схватили вместе со всеми боярами и посадили в заключение, но вдруг узнали о неожиданном приезде трех князей ордынских. Этот приезд напугал врагов Михаила, и они выпустили его на свободу... в августе 1370 года... сам великий князь Димитрий явился в тверских владениях с большою си­лою, взял и пожег города Зубцов, Микулин, пожег также все волости и села, а людей многое множество вывел в свою землю со всем их богатством и скотом". Подобные примеры можно было бы без труда продолжить.

Безусловно, установление и постепенное укрепление единовластия московских князей имело благоприятные последствия избавление от внутренних усобиц и внешней угрозы татарских походов, которые несли большие разрушения и людские потери. Однако, утверждение о нормали­зации внутренней жизни, установлении правового порядка, представля­ется, было бы неоправданным, явной модернизацией, представлением желаемого за действительное. "Тишина" была весьма относительной. Установление "тишины" не означало прекращение насилия. Насилие не только не ослабевало, но получило дальнейшее своеобразное развитие как развертывание московского насилия.

Московское насилие

На смену татарскому насилию пришло московское насилие. "Начало княжения Калиты было, по выражению летописца, началом насилия для других княжеств, где московский собственник распоряжался своевольно. Горькая участь, восклицает С.М. Соловьев, постигла знаменитый Ростов Великий...". Реалистическую картину бедствий ростовчан, в том числе родителей Сергия Радонежского, мы находим в "Житии Сергия Радонежс­кого": "Этот ранее названный раб божий Кирилл прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, одним из славных и известных бояр, владел большим богатством, но к концу жизни в старос­ти обнищал и впал в бедность. Скажем и о том, как и почему он обни­щал: из-за частых хождений с князем в Орду, из-за частых набегов татарских на Русь, из-за частых посольств татарских, из-за многих даней тяжких и сборов ордынских, из-за частого недостатка в хлебе. Но хуже всех этих бед было в то время великое нашествие татар во главе с Федорчуком Туралыком, и после него год продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю великому Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское также отошло к Москве. Увы, плохо тогда было городу Ростову, а особенно князьям ростовским, так как отнята была у них власть, и княжество, и имущество, и честь, и слава, и все прочее отошло к Москве.

Тогда по повелению великого князя был послан и выехал из Москвы в Ростов воеводой один из вельмож по имени Василий, по прозвищу Кочева и с ним Мина. И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бед­ствия, так как не только имущества лишились, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского по имени Аверкий повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, не только в Ростове, но и во всех окрестностях его".

"По смерти Александра, пишет С.М. Соловьев, и Тверь не избе­жала насилий московских: Калита велел снять от св. Спаса колокол и привезти в Москву насилие очень чувствительное по тогдашним по­нятиям о колоколе вообще, и особенно о колоколе главной церкви в городе". Симеон, рассматривая город Торжок как свою собственность, послал туда за сбором дани, причем сборщики стали притеснять жите­лей. Новоторжцы возмутились и послали просить помощи у новгородцев, между тем последние послали в Москву сказать Симеону: ” Ты еще не сел у нас на княжении, а уже бояре твои насильничают".

Москва стала эпицентром распространения насилия. По мере присоединения, а точнее, захвата новых земель расширялось пространство московского насилия, прежде всего наместников, московских бояр, кото­рые разбойничали подобно татарским баскакам. В целом система москов­ского управления складывалась по аналогии с татарской на основе жесткого подчинения. Новая "московская администрация" навязывалась сверху из Москвы. Она подчинялась только великому князю. Местное население фактически было лишено права голоса. Происходило как бы замещение власти татарского хана властью московского великого князя. По мере усиления последнего влияние Орды становилось все более опо­средованным. Эта замена татарского насилия московским для немосков­ского населения существенного улучшения не принесла. На­против, поскольку в отличие от татарских баскаков, занимавшихся только сбором дани, московские бояре-наместники сконцентрировали в своих руках всю полноту власти на местах, и насилие приняло еще более систематический, всесторонний, неотвратимый характер. Расска­зывая о возвращении Калиты от хана в 1328 г. с пожалованием, лето­писец прибавляет: “... оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и пересташе татарове воевати землю Русскую". Эта ретро­спективная оценка летописца свидетельствует о том, что внутреннее московское насилие во второй половине ХIУ века стало незаметным, превратилось в норму русской обыденной жизни.

Таким образом, разрушение мифов о "собирательстве" и "тишине" открывает существенную особенность становления ментального простран­ства русской культуры, остающуюся, как правило, за пределами внима­ния исследователей: возвышение Москвы положило начало раскручиванию маховика насилия, которое наполнило все ценностно-мыслительное про­странство формирующейся русской культуры.

Куликовская битва

Примечательным событием в развитии ментального пространства русской культуры стала подготовка и сама Куликовская битва. Этот непродолжительный период можно было бы назвать бытием в пограничной ситуации, временем очищения, подъема, предельной мобилизации форми­рующегося национального духа. Для освобождения от татаро-монгольского ига были собраны все силы, которые включали не только людские ресурсы, северо-восточной Руси. "От начала мира не бывало такой силы русской, пишет летописец, князей русских, как при этом князе.Сознание правоты своего дела, непосредственной поддержки божественных сил составляли главную опору русских людей. Князь Дмитрий Ивановичперед битвой воззрев на небо с мольбою и преисполнивший скорби сказал словами псалма: “Братья, бог нам прибежище и сила". Автор "Сказания о Мамаевом побоище" пишет: "Это мы слышали от верного очевидца, которыйнаходился в полку Владимира Андреевича; он поведал великому князю, говоря: “в шестой час этого дня видел я, как над вами разверзлось небо, из которого вышло облако, будто багряная заря над войском великого князя, скользя низко. Облако же то было наполнено руками человеческими, и те руки распростерлись над великим полком как бы проведенчески или пророчески. В седьмой час дня облако то много венцов держало и опустило их на войско, на головы христиан”. Вступая в битву из засады. Дмитрий Боброк Волынец сказал: “Братья моя, друзья, смелее: сила святого духа помогает нам” .

Русским полкам противостояла огромная мощь татарского войска. Обращаясь к послам Ольгерда Литовского и Олега Рязанского, Мамай сказал: “Мне ведь ваша помощь не очень нужна: если бы я теперь поже­лал, то своею силою великою я бы и древний Иерусалим покорил, как прежде халдеи”. В "силовом" мышлении той эпохи невиданная ранее концентрация сил на Куликовом поле выступала как апофеоз Силы, при­нявший впервые за период возвышения Московского княжества патриоти­ческий, общенациональный характер. “И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, пишет летописец, и покрыли полки поле верст на десять такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было та­кой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. Когда бились они, от шестого часа до девятого, словно дождь из тучи, лилась кровь и русских сынов, и поганых, и бесчисленное множество пало мертвыми с обеих сторон. И много руси было побито татарами, и татар русью. И падал труп на труп, падало тело татар­ское на тело христианское".

В этой битве проявилось непосредственное участие в событиях божественной реальности, которая, как полагали, и явилась решающей си­лой в победе русского оружия. "Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименных Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов архистратиг Михаил. Двое воевод видели полки поганых, и три солнечный полк, и огненные стрелы, летящие на них; безбожные же татары падали, объятые страхом божьим от оружия христианского. И воздвиг бог десницу нашего князя на одоление иноплеменников”. При­мечательно, что в битве были задействованы все небесные силы: ангелы во главе с архангелом Михаилом, мученики, святые, в том числе Борис и Глеб. С распадом ментального пространства культуры Киевской Руси северо-восточная Русь осталась без главных святынь, которые питали преимущественно Киевскую землю. Поэтому становление русской культуры, центром которой стала Москва, не имеющая больших религиозных тради­ций, сопровождалось формированием пантеона святых, мучеников, имею­щих местные корни. Киевские святыни как бы отошли на второй план. В отличие от киевских святых, обязанных поклонением прежде всего своим личным достоинствам, безупречному поведению и силе ду­ха (Борис и Глеб, святые Антоний и Феодосий, печерские монахи и др.), московские святые возвышаются главным образом своими державными добродетелями, "работе" на Московское государство (московские митропо­литы, Александр Невский, Дмитрий Донской и др.).

Куликовские события всколыхнули ментальное пространство русской культуры, подняв из глубин образы культуры Киевской Руси. "Вспомним давние времена, читаем в “Задонщине” восхвалим вещего Бояна, искусного гусляра в Киеве. Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую – великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью великому князю Ярославу Владимировичу”.

В этом стремительном духовном порыве люди ощутили неизвестное ранее единство духовного подъема, общность судеб. Впервые со времен образования Киевского государства великий князь, обращаясь к своему войску, называет своих воинов братьями. Окончив молитву и сев на коня своего, Дмитрий Иванович стал по полкам ездить с князьями и воеводами и каждому полку говорил: "Братья мои милые, сыны русские, все от мала до великого! Уже, братья, ночь наступила, и день грозный приблизился в эту ночь бдите и молитесь, мужайтесь и крепитесь, господь с нами, сильный в битвах". Перед самой битвой великий князь Дмитрий Иванович поехал по полкам и говорил в великой печали сердца своего, и слезы потоками текли из очей его:”Отцы и братья мои, гос­пода ради сражайтесь и святых ради церквей и веры ради христианской, ибо эта смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная”.

Куликовская битва явилась военным выражением противоборства двух культур: русской и татарской, и показала равновесие их противостояния. У русских, победителей, из более чем четырехсот ты­сяч человек осталось в живых сорок тысяч. "Страшно и горестно, братья, пишет автор ”Задонщины”, было в то время смотреть: лежат трупы христианские, словно сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла”. После Куликовской битвы был поход Тохтамыша на Москву и татарское влияние было восстановлено. "Не только же одна Москва взята была, но и прочие города и земли пленены были... И кто из нас, братья, восклицает автор "Повести о нашествии Тохтамыша” не устрашится, видя такое смятение Русской земли!”.

Эволюция темы ''Русская земля''

Примечательна эволюция содержания понятия "Русская земля". С образованием государства Киевская Русь словосочетание "Русская земля" в XI веке употребляется в трех основных значениях: во-первых, как некое множество земель, находящихся в коллективном владении рода княжеского, который сних собирает дань: во-вторых, как синоним понятия "Киевская Русь", древнерусское государство; в-третьих, как одна из основных абстракций, обозначающая совокупность людей христиан, проживающих на этой территории, городов, церквей, лесов, рек и т.п., тоесть всего того, что имеет место на контролируемом князьями пространстве. По мере нарастания феодальной раздробленности в XII – первой половине XIII века объем понятия “Русская земля” сужается до территории первоначального ядра Киевской Руси – Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств. Во второй половине XIII века вследствие дальнейшего дробления Руси на уделы термин “Русская земля” почти выходит из употребления.

По мере возвышения Московского княжества , начиная с Ивана Калиты, московские великие князья и их сторонники начали активно использовать словосочетание “Русская земля” для обозначения, с одной стороны, совокупности уже присоединенных к Москве земель, составляющих их собственность, а с другой всех земель северо-восточной Руси.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--