Реферат: Герцен А.И.

Важной вехой в истории России, в частности «Колокола», было польское восстание 1863 года. Для Герцена бы­ло несомменым право Польши на независимость, он всегда возмущался притеснениями национальныхменьшинств. С уважением относился он к лучшим представителям польской революционной эмиграции, в частности к Ворцелю, о котором писал с добрым чувством.

Герцен предостерегал поляков от преждевременного восстания, предвидел, что восстание будет потоплено в крови,а это вызовет обострение национальной ненави­сти и затормозит русское освободительное движение, сы­грав тем самым на руку царизму.

Правительсьво стремясь дискредитировать Герцена в глазах русского общества, не останавливается перед кле­ветой, обвиняя «лондонского заговорщика» во всех бедах, происходящих в России. Чего только не наговарива­ли на него, даже обвиняли (как и нигилистов) в поджо­гах и в печатании фальшивых денег. Так, одна русская барышня всерьез спрашивала Герцена, не по его ли при­казу возникли летом 1862 года грандиозные пожары в Петербурге (такой слух усиленно распространяла поли­ция). На это он резонно ответил: «Ведь мы не сумасшед­шие, чтоб рекомендоваться русскому народу поджогом Толкучего рынка!» Правительство же утверждало, что пожары устроили студенты, якобы протестующие против отмены крепостного права. Тем самым настраивалась против передовых людей России темная обывательская масса.

Преследования правительства напугали либералов, в частности Тургенева, который вместо задуманной серии статей в «Колоколе» ограничился спором в частных пись­мах. •

Бескомпромиссная и решительная позиция Герцена в польском вопросе и другие его революционные выступле­ния в период реакции отшатнули от «Колокола» значи­тельную часть читателей. 10 апреля 18G4 года Герцен пи­сал: «Мы испытываем отлив людей с 1863—так, как испытали его прилив от 1856 до. 1862... Придет вре­мя — не «отцы», так «дети» оценят тех трезвых, тех честных русских, которые одни протестовали и будут протестовать против гнусного умиротворения (Поль­ши.—Л.R.). Наше дело, может, кончено. Но память того, что не вся Россия стояла в разношерстном стаде Каткова, останется».

Теперь «Колокол» уже окончательно ориентируется на русскую разночинную молодежь: после шовинисти­ческого верноподданнического угара 1863 года дворяне для Герцена только «родовое потомство Ноздрева, дети Собакевича, внучата Фамусова».

Но дело у Герцена не ладилось не только с «отцами», а и с «детьми». Усилившаяся в стране реакция, поли­цейский террор (за чтение «Колокола» и тайный привоз 'в империю запрещенных книг теперь угрожала каторга) также способствовали уменьшению популярности герце-невских изданий. В 1862 году в России запретили да^е

85

книгу сына Герцена «Общепонятное изложение сравни­тельной анатомии и зоологии».

К концу 1863 года тираж «Колокола» упал с 2500 до 500 и никогда больше не переходил за тысячу. Но не­смотря на потерю немалой части читателей, Герцен не оставляет своей пропаганды. Активно включается «Коло­кол» в земскую кампанию (1864), видя в. земстве воз­можности для развертывания революционной деятельно­сти. Герцен переезжает в Швейцарию/в Женеву, где со­средоточена новая, «молодая» эмиграция — разночинная по характеру, появившаяся в Европе после арестов 1862—1863 годов. Переводя «Колокол» в Швейцарию (там он начал выходить с конца мая 1865 года), Герцен хотел избавиться от хозяйственных забот по типографии н целиком посвятить себя идеологической стороне га­зеты. f

^

В снижении популярности «Колокола» сыграли свою роль и расхождения Герцена с революционерами-шести-' десятниками.

Под влиянием идей Чернышевского молодежь стреми­лась к практическим революционным делам. Она не хотела ограничиться, как Герцен, чисто литературной, .публицистической деятельностью, создавала революцион­ные организации для борьбы с царизмом. Герцен же не мог стать главой такой организации, не чувствуя к этому ии призвания, ни способностей.

Герцен горячо приветствовал революционную моло­дежь 60-х годов, видел в ней «молодых штурманов буду-п^еа бури», ценил ее молодую отвагу, искреннюю и бес" корыстную готовность все отдать для блага народа. Оч писал Огареву: «Есть молодежь, столь глубоко, беспово-ротпо предаппая социализму, столь преисполненная бес­страшной логики, столь сильная реализмом в науке в отрицанием во всех областях клерикального и правитель­ственного фетишизма, что можно не бояться — идея не т/^гибнет».

Говоря о тургеневском Базарове, Герцен полагал, что писатель неоправданно суров к своему герою. Появление Базарова он связывал с дорогим для него именем Белин­ского: «Белинский был нигилистом в 1838 г., он имел на это все права»,

86

лет назад, по-прежнему были страшпы правящим кругам. Даже много лет спустя, в последние годы XIX века, по­пытка издать в россии его сочинения встретила при дво­ре, по выражению цензора, «мистический ужас».

15 марта 1865 года Герцен навсегда покинул Лондон и Англию. Разделавшись с издательскими делами, ои много ездит по Европе, встречается с людьми, приехав­шими за границу из России ^"деятелями европейского об--щестаенвого движения — Гарибальди, В. Гюго. Несколь­ко раз в эти годы Герцен приезжает в Париж, Лион, Ниц­цу и решает остановиться окончательно в Париже, чув­ствуя приближение во Франции революционных собы­тий. Он полон мыслей о продолжении пропаганды в Рос­сии, живо интересуется происходящим на родине.

Хотя в России в эти годы царит реакция) Герцен верит в революцию, надеется вернуться в родную страну, когда она станет свободной, «не частным проходом, а общей дверью». Ов думает о .возобновлении «Полярной звезды», об участии в русских газетах. Передовая Россия не за­бывает Герцена. Вышедшее в 1866 году в Петербурге новое издание романа «Кто виноват?» раскуплено на­расхват. К 1868—1869 годам относится последнее печат­ное выступление Герцена в России: в журнале «Неделя» (под псевдонимом) было напечатано несколько его очер­ков.

По-прежнему резко враждебно относится Герцен к ев­ропейской буржуазии. В повести «Доктору 'умирающий и мертвые» (1869) он показывает вырождение буржуазии в контрреволюционную силу.

Герцен все больше следит ва рабочим движением, за деятельностью возглавляемого Марксом и Энгельсом 1 Интернационала. Именно к яему обращается Герцен, окончательно порвав о Бакуниным, в письмах «К старо­му товарищу» и не случайно замечает: «Вся вражда моя с марксидами ^ — из-за Бакунина». Интересно, что и Маркс, в свою очередь, исключил из второго издания пер­вого тома «Капитала» резкое вамечание о Герцене, Гер-

' Заслуживает внимания его встреча с русским художником Н. Н. Ге, результатом которой явился прекрасный портрет писа-теля-револкщиовера, хранящийся ныне в третьяковской галерее. ' Так Герцен называл сторонников учения Маркса, Поаддее это слово вытеснено словом марксист,

92

цен в письме к Огареву (сентябрь 1869 года) аселал успе* ia переводу «Манифеста Коммунистической партии».

Ленин особенно высоко ценил то, что Герцен «обра­тил свои взоры не к либерализму, а к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс, — к то­му Интернационалу, который начал «собирать полки» пролетариата, объединять «мир рабочий»,.. ^

Герцен уже не молод, ему 57 лет, прежде хорошее здо­ровье начинает сдавать. Герцен серьезно никогда не бо< лед, а потому не умел в не хотел стеснять свои вкусы, привык жить, ни в чем себя не ограничивая. Поатому он пренебрегает лечением и диетой, на которых вследствие развивающейся с 1864 года сахарной болезни (диабета) все более настаивают известные врачи — русский терапевт Сергей Петрович Боткин и француз Шарко,

Однако роковым оказался не диабет, а воспаление легких) которое началось 15 января 1870 года. Череа шесть дней, 21 января, Герцена не стало. Одной из его последних мыслей была мысль о родине: «Отчего бы не поехать нам в Россию?»

Проводить в последний путь пнсатеЛя-рвНимЦМфВовора пришел один из немногих оставшихся к тому времени в экивых .декабристов— Николай Иванович Тургенев, жив" шнЙ с 1824 года в Париже. Представитель славного по­коления революционеров, чье дело свято чтил Герцен всю жизнь, отдавал последнюю дань своему преемнику в революционной борьбе.

За гробом шла огромная толпа людей, у каждого был на груди букет красных иммортелей.