Реферат: Гитлер и тоталитарная Германия
1.2. Основные черты тоталитарного общества.
1.2.1. Контроль за свободой мысли и подавление инакомыслия.
Дж. Оруэлл по этому поводу писал: "тоталитаризм посягнул на свободу личности так, как никогда прежде не могли и вообразить. Важно отдавать себе отчёт в том, что его контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать — даже допускать — определённые, но диктуется, что именно надлежит думать. Личность изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуть её в искусственной среде, лишив возможности сопоставлений. Тоталитарное государство обязательно старается контролировать мысли и чувства по меньшей мере столь же действенно, сколь контролирует их поступки."
1.2.2. Разделение населения на "наших" и "не наших".
Людям свойственно — и это почти закон человеческой природы — быстрее и легче сходятся на негативной почве, на ненависти к врагам, зависти к тем, кому лучше живется, чем на конструктивной задаче. Враг (и внутренний и внешний) является неотъемлемой частью арсенала тоталитарного лидера. В тоталитарном государстве террор и страх используются не только как инструмент уничтожения и запугивания действительных и воображаемых врагов, но и как нормальный повседневно используемый инструмент управления массами. С этой целью постоянно культивируется и воспроизводится атмосфера гражданской войны.
Также тоталитаризм должен постоянно демонстрировать гражданам свои успехи, доказывать реалистичность провозглашаемых планов или находить убедительные для населения доказательства, почему данные авансы не реализованы. И сюда очень хорошо вписывается поиск внутренних врагов. Здесь действует старый, давно известный принцип: "Разделяй и властвуй". Те, кто "не с нами, а значит, против нас" должны подвергнуться репрессиям. Террор развязывался без какой-либо видимой причины и предварительной провокации. В нацистской Германии он был развязан против евреев. В Советском Союзе террор не ограничивался расовыми признаками, и его объектом мог стать любой человек.
1.2.3. Тоталитаризм создаёт особый тип человека.
Стремление тоталитаризма к переделке человеческой природы — одна из основных отличительных особенностей его от всех других форм традиционного деспотизма, абсолютизма и авторитаризма. С этой точки зрения тоталитаризм является феноменом исключительно двадцатого века. Он ставит задачу полной переделки и трансформации человека в соответствии с идеологическими установками, конструирования нового типа личности с особым психическим складом, особыми ментальностью, мыслительными и поведенческими характеристиками, путём стандартизации, унификации индивидуального начала, его растворения в массе, сведения всех индивидов к какому-то среднестатистическому знаменателю, подавлению личностного начала в человеке.
Таким образом, конечная цель создания "нового человека" — формирование индивида, полностью лишённого всякой автономии. Таким человеком не нужно даже управлять, он будет самоуправляться, руководствуясь теми догмами, которые на данный момент выдвигаются правящей верхушкой. Однако на практике проведение этой политики породило доносительство, писание анонимок и привело к моральному разложению общества.
2. АВТОРИТАРИЗМ
Авторитарный режим — одна из форм политического режима, характеризующаяся открыто антидемократическими методами осуществления диктатуры эксплуататорских классов. Для него типичны ограничение или полное отсутствие буржуазно-демократических прав и свобод, запрещение деятельности прогрессивных партий и организаций трудящихся, ограничение принципа выборности и полномочий представительных учреждений, концентрация власти в руках главы государства или правительства, бюрократический централизм, прямая опора на военно-карательный аппарат и т.п.
Крайней формой авторитарного политического режима являются тоталитарные фашистские диктатуры нацистской Германии (1933 — 1945), фашистской Италии (1922 — 1944), франкистской Испании (1939 — 1975), салазаровской Португалии (1926 — 1974). Профашистские и военные разновидности авторитарного режима (военные диктатуры) существуют сегодня в ряде стран Азии, Африки и Латинской Америки.
2.1. Типология фашизма
Вычленение фашизма из тоталитарной связки открыло возможности для сравнительного анализа его вариантов и в конечном счете для его типологии. В своей книге “Фашизм в его эпоху” Эрнст Нольте строит своеобразную типологическую шкалу или лестницу из четырех ступеней: низшая — авторитаризм, верхняя — тоталитаризм, и две промежуточных. Низшая ступень или, как говорит Нольте, низший полюс, это еще не фашизм. Верхнего же, тоталитарного полюса достигают только радикальные формы фашизма. Между двумя полюсами располагаются “ранний” и “нормальный” фашизм. Все это конкретизируется следующим образом: “Между полюсами авторитаризма и тоталитаризма протягивается дуга от режима Пилсудского через политический тоталитаризм фалангистской Испании до всеобъемлющего в тенденции тоталитаризма Муссолини и Гитлера”. Однако ступени радикального фашизма в полной мере достиг только германский национал-социализм, тогда как итальянский фашизм застрял на средней или “нормальной” фашистской позиции.
Судить о фашизме в целом можно только с учетом нацистского опыта: “после того, как национал-социализму удалось добиться господства, в нем самым наглядным образом олицетворялись и радикализировались почти все существенные черты фашизма, и все оценки должны в первую очередь соотноситься с ним”.
Почвой же для возникновения фашизма явилась либеральная система или, иными словами, европейское буржуазное общество, сформировавшееся после 1815 года. Фашизм возникает вследствие кризиса либеральной системы, но “без вызова большевизма нет никакого фашизма”. Первоначально фашизм как будто бы берет либеральное общество под защиту от большевистской угрозы, используя при этом “методы и силы, чуждые буржуазному мышлению и жизненным традициям”[1] .
3. Адольф Гитлер и фашизм
До сих пор, несмотря на обилие произведений биографического жанра, при том, что многие факты жизни и деятельности тоталитарных диктаторов довольно широко известны, остается немало белых пятен, фактических и психологических загадок, требующих решения. Поэтому любая биография, скажем, Гитлера или Сталина оставляет у читателя чувство неудовлетворенности, ощущения недосказанности, незавершенности.
Тоталитарная диктатура немыслима без культа вождя. Пьедесталом культа всегда служат мифы и легенды. Тем более, что подлинное прошлое диктаторов, часто бесцветное или преступное, не годится для закладки фундамента культа.
Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс, необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всего возникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательно оберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники, связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до “явления народу”, физически уничтожались люди, которые слишком многое знали. Особенно рьяно такую стратегию “выжженной земли” вокруг себя проводил Гитлер. Это создает благодатную почву для всякого рода домыслов и измышлений. Ситуация усугубляется тем, что в условиях тоталитарных режимов и процесс принятия решений, и личная жизнь диктаторов окутаны еще более плотной пеленой секретности.
“История Гитлера — это история недооценки”[2] — отмечал известный германский историк Файт Валентин, имея в виду историю его прихода к власти. Как подчеркивает один из наиболее авторитетных исследователей нацизма К. Д. Брахер, недооценкой грешили все: и правые, и левые, в самой Германии и за ее пределами, что и облегчило Гитлеру путь в рейхсканцелярию, помогло ему стать вершителем судеб Европы.
Чудовищные преступления Гитлера и титанические усилия, которые потребовались, чтобы сокрушить его империю, не оставляли места для недооценки. Но ей на смену приходит другая крайность: из карикатурного персонажа Гитлер превращается в воплощение некой сверхчеловеческой сатанинской силы, не подвластной объяснению с позиций здравого смысла, не поддающейся научного анализу.
Гитлер явился порождением эпохи, которая оказалась антрактом между двумя мировыми войнами и была неразрывно связана с ними. За исключением короткой передышки в 1924 — 1925 гг. мир содрогался в конвульсиях политических, социальных, экономических потрясений и глобальных войн. “Век мировых войн и революций”, “эра тоталитаризма”, “время диктаторов”, “эпоха европейской гражданской войны” — таков весьма неполный перечень определений эпохи, охватывавшей почти всю первую половину нашего столетия.
Тяжелой мрачной тенью лег на межвоенное время тяжелый опыт первой мировой войны. “Уникальным новшеством, привнесенным войной на всю Европу, — пишет видный исследователь фашизма, американский историк Дж. Моссе, — стало ужесточение жизни”[3] . Эту тенденцию подхватили и усугубили радикальные движения правого и левого толка. “Великий страх” был порожден приходом к власти большевиков.
В атмосфере всеобщего ожесточения, экстремизации социально-политической и духовной жизни на авансцену выходят вожди нового типа. Перед их агрессивным напором, пренебрежением к общепринятым нормам, возведенной в принцип аморальностью часто пасуют представители традиционной элиты, потерявшие привычные ориентиры. Они оказались зажаты между коммунистическим дьяволом и фашистским Вельзевулом. В фашизме многие из них склонны были видеть меньшее зло, что в значительной степени объясняет успехи Гитлера, Муссолини и некоторых фюреров меньшего калибра.
Растерянность одних, агрессивный динамизм других создавали непредсказуемую, не поддающуюся контролю ситуацию в мире. Британский историк А. Дж. П. Тейлор писал однажды, что “период между войнами был как будто специально создан для правления сумасшедших”. Речь идет не столько о ненормальности в обыденном смысле, сколько об отклонении от традиционных норм политической жизни. Но именно это обеспечивало нередко такие преимущества Гитлеру, Муссолини и Сталину, что многим современникам казалось: наступил “век диктаторов”.
Еще теснее генетическая связь между феноменом Гитлера и психологическим состоянием германского общества. Сама по себе тяжелейшая травма поражения 1918 годя вскрыла глубинные и застарелые его болезни. Трудно переоценить катастрофические последствия инфляционного кризиса 1923 года, когда один американский доллар был эквивалентен 40 миллиардам марок, а кружка пива, за которую в 1913 году платили 13 пфеннигов, стоила 150 миллионов марок. И не успела Германия кое-как оправиться от этого стресса, как последовал грандиозный кризис 1929-1933 годов. Не будь его, возможно, нацизм и его фюрер так и остались бы “всего лишь воспоминанием времен инфляции”[4] .
Для страны, привыкшей к упорядоченному существованию, послевоенные потрясения были особенно мучительны, она стала колоссальным резервуаром недовольства и страхов. “Гитлер, — отмечает Фест, — придает этим чувствам недовольства как среди гражданского населения, так и среди военных, единение, руководство и направляющую силу”. “Его явление, — по словам Феста, —и впрямь кажется синтезированным продуктом всех этих страхов, пессимистических настроений, чувств расставания и защитных реакций, и для него война была мощным избавителем и учителем, и если есть некий “фашистский тип”, то именно в нем он и нашел свое олицетворение”.
В роль “фюрера” Гитлер вошел довольно быстро и стал не только фигурой, интегрирующей разнообразные эмоции, страхи или интересы. По сравнению с прочими родственными системами национал-социализм стал самой радикальной и безоговорочной формой проявления фашизма. И именно эта принципиальная заостренность, выявившаяся как на интеллектуальном уровне, так и на уровне исполнительной власти, была собственно гитлеровским вкладом в суть национал-социализма. Его дерзкое бесстрашие перед лицом действительности не было лишено признаков маниакальности. Только в крайнем радикализме он казался тем, кем он был. В этом смысле национал-социализм без него немыслим.