Реферат: Грибоедов А.С.
В конце того же 1823 года, сообща с писателем II. А. Вяземским и композитором А. Н. Верстовским, Грибоедов написал музыкальный водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», поставленный в московском театре в январе 1824 года. Спектакль не имел успеха.
Между тем срок отпуска Грибоедова давно истек. Под предлогом необходимости уехать за границу для лечения он просил отсрочки и получил ее.
1 июня 1824 года Грибоедов приехал в Петербург — главным образом для того, чтобы хлопотать о продвижении «Горя от ума» в печать и на сцену. Однако еще по дороге, в почтовой коляске, он снова вернулся к переработке своей комедии. Ему «пришло в голову приделать новую развязку», и «стихи искрами посыпались», так что Грибоедову показалось, что «работе конца не будет». Действительно, рукописи «Горя от ума» свидетельствуют о том, как много творческого труда вложил Грибоедов в свое создание,Когда Грибоедов приехал в Петербург, в литературно-театральных кругах он был уже широко известен как автор замечательной ненапечатанной комедии. Многократно и с неизменным успехом читал ее Грибоедов друзьям писателям и актерам. «Грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет",- извещал он С. Н. Бегичева.
Грибоедов мечтал увидеть «Горе от ума» в печати и на сцене. Однако все его хлопоты были безуспешны: публиковать комедию в полном и неприкосновенном виде цензура не разрешила; не была пропущена она и на сцену. Единственное, чего удалось добиться Грибоедову, это провести через цензуру отрывки из «Горя от ума» {четыре сцены из 1 акта и весь Ш акт), которые и были напечатаны в начале 1825 года в альманахе
"Русская Талия". При этом Грибоедов вынужден был, говоря его же словами, «подделаться к глупости цензуры", изъяв из комедии не только отдельные "неблагонамеренно" звучавшие стихи, но и всё что носило характер указания или намёка на правительственные учреждения, на чиновничество, офицерство и титулованную знать на «монаршее лицо». А когда ученики Петербургской театральной школы попытались было поставить «Горе от ума» у себя в школе, то даже этотзакрытый спектакль был запрещён накануне первого представления.
Грибоедову так и не удалось увидеть свою комедию ни напечатанной целиком, ни поставленной на большой сцене. До нас дошло известие, будто Грибоедов в 1827 году присутствовал на любительском спектакле, в котором силами молодых русских офицеров были разыграны сцены из «Горя от ума».
Между тем комедия, минуя ценз урные рогатки, все же дошла до читателя в 20-х годах XIX века в рукописных копиях, или, как их тогда называли, "списках»
копий снимались новые, и в 1830 году в одном из журналов уже писали, но поводу «Горя от ума»: «Первый списанный экземпляр сей комедии быстро распространился по России, и ныне нет ни одного малого города, нет дома, где любят словесность, где бы не было списка сей комедии..."
Почти год провел Грибоедов в Петербурге. Здесь он вращался по преимуществу в декабристском кругу; в это время сблизился он с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым.
В исходе мая 1825 года Грибоедов выехал обратно в Грузию — кружным путем: через Киев и Крым, где задержался еще на целых три месяца, и за это время вдоль и поперек исколесил весь полуостров. Из Феодосии Грибоедов отправился на Кавказ — через Керчь и Тамань, вдоль Кубани по Кавказской сторожевой линии, до Горячих Вод. В Тифлис, к месту службы, Грибоедов не спешил. Он дожидался Ермолова, объезжавшего кавказские укрепления.
Лишь в январе 1826 года вместе с Ермоловым Грибоедов приехал в крепость Грозную и здесь (22 января) неожиданно был арестован по «высочайшему повелению», доставленному фельдъегерем, спешно прискакавшим из Петербурга.
Грибоедов был арестован по подозрению в принадлежности к тайному политическому обществу. Имя его несколько раз называлось во время следствия по делу декабристов. Царский приказ предписывал «немедленно взять» Грибоедова «со всеми принадлежащими ему бумагами, употребив осторожность, чтобы он не имел времени к истреблению их, и прислать как оные, так и его самого под благонадежным присмотром в Петербург прямо к его императорскому величеству». А. П. Ермолов якобы успел предупредить Грибоедова об аресте, велел ему сжечь всё, что могло послужить к его обвинению, и арестовал его только после того, как бумаги были уничтожены.
На следующий день фельдъегерь увез Грибоедова и 11 февраля 1826 года доставил его в Петербург на гауптвахту Главного штаба. Грибоедов написал по этому поводу остроумное стихотворение:
- По духу времени и вкусу
Он ненавидел слово «раб»...
- За то попался в Главный штаб
И был притянут к Иисусу...
В Главном штабе Грибоедов просидел четыре месяца в обществе других лиц, привлеченных к следствию по делу декабристов. За это время с него сняли несколько допросов. Сам он решительно отрицал свою принадлежность к тайному обществу, хотя и не скрывал, что «брал участие в смелых суждениях насчет правительства». Показания декабристов, в общем, были благоприятны для Грибоедова, так что еще 25 февраля Следственная комиссия решила освободить его, но в силу некоторых привходящих обстоятельств это решение было отменено Николаем I (главную роль при этом сыграла близость Грибоедова к А. П. Ермолову, которого царь подозревал в организации военного заговора в Закавказье). Только 2 июня 1826 года Грибоедов был освобожден, с выдачей аттестата, свидетельствующего о его непричастности к тайному обществу.
Вопрос об участии Грибоедова в декабристском движении и в деле подготовки вооруженного восстания против самодержавия до сих пор не выяснен окончательно. Есть, однако, основания предполагать, что он был связан с революционным подпольем. Сохранилось свидетельство, будто в середине декабря 1825 года, то есть как раз в то время, когда вспыхнуло восстание (и когда известие об этом еще не могло дойти до Кавказа), Грибоедов сказал: «В настоящую минуту идет в Петербурге страшная поножовщина». Это дает основание предполагать, что он был посвящен в планы декабристов. После освобождения Грибоедов не сразу уехал обратно на Кавказ. Два с половиной месяца провел он на даче под Петербургом и в Москве. Царскую расправу над декабристами, казнь их вождей, каторгу и ссылку многих близких друзей Грибоедов переживал чрезвычайно тяжело. Впоследствии он старался облегчить судьбу сосланных друзей. До нас дошло известие, что при встрече с Николаем I он дерзнул ходатайствовать за них: этот эпизод в высшей степени характерен для Грибоедова — человека на редкость смелого и неподкупного в своих убеждениях.
Тем временем в Закавказье развернулись серьезные события. Началась война с Ираном. В начале сентября 1826 года Грибоедов вернулся в Тифлис и принял в свое ведение дела по дипломатическим сношениям с Турцией и Ираном. В мае 1827 года он примкнул к армии, выступившей в боевой поход, был при осаде Эривани, в сражениях под крепостью Аббас-Абад и в других сражениях и стычках, выказав при этом завидную храбрость. Вскоре иранцы вступили в мирные переговоры. С русской стороны переговоры вел Грибоедов, отправившийся с этой целью в иранский лагерь. Переговоры, однако, ни к чему не привели, и только после падения Эривани иранцы пошли на уступки. При ближайшем участии Грибоедова сперва было заключено перемирие, а в феврале 1828 года в Туркманчае был подписан мирный договор.
Грибоедову было поручено доставить в Петербург текст Туркманчайского договора. 14 марта он приехал в столицу. Пушечный салют, аудиенция у царя, награждение чином и четырьмя тысячами червонцев и, наконец, назначение на высокий пост полномочного министра-резидента (посланника) в Иране — таковы были почести, выпавшие на долю Грибоедова. Но Грибоедова это не радовало. Ему не хотелось ехать в Иран. Он мечтал о том, чтобы вовсе, оставить службу и всецело посвятить себя литературе. «Всё, чем я до сих пор занимался, для меня дела посторонние,— говорил он С. Н. Бегичеву.— Призвание мое — кабинетная жизнь, голова моя полна, и я чувствую необходимую потребность писать».
Творческая мысль Грибоедова после «Горя от ума» была устремлена на создание героической трагедии. Уцелели только незначительные по объему отрывки и планы задуманных Грибоедовым трагедий, которые, в случае, если бы дошли до нас в полном и законченном виде, составили бы, несомненно, эпоху в истории русской литературы. Это трагедия «Родамист и Зенобия», тема которой была взята Грибоедовым из древней истории Грузии и Армении, патриотическая драма об Отечественной войне 1812 года (главным героем ее должен был стать ополченец из крепостных) и трагедия «Грузинская ночь» — по-видимому, последнее произведение Грибоедова. Из сохранившихся набросков и планов видно, что в этих трагедиях должна была найти художественное выражение передовая общественная мысль эпохи: в частности, драма о 1812 годе и «Грузинская ночь» замечательны смелым разоблачением крепостничества.
Несмотря па блестящие успехи Грибоедова-дипломата, царское правительство — Николай I, его министры и вся его придворная клика — относилось к своему посланнику в Иране в высшей степени настороженно, справедливо подозревая в нем нераскаявшегося и непримирившегося союзника декабристов. Более того, дипломатическая служба в далеком Иране рассматривалась в правительственных кругах как наиболее удобный способ упрятать подальше политически неблагонадежного человека. Сам Грибоедов отлично понимал это; недаром в 1828 году он назвал свое новое назначение «политической ссылкой». Известно также, что Николай I приказывал следить за «поведением» Грибоедова, «беречься» его и «собрать о нем сведения».
6 июня 1828 года Грибоедов с тяжелым чувством навсегда покинул Петербург. «Прощай, брат Степан, вряд ли мы с тобой более увидимся!» — сказал он С. Н. Бегичеву, к которому заехал по пути на Кавказ. Через месяц Грибоедов прибыл в Тифлис и здесь женился на княжне Нине Чавчавадзе, дочери известного грузинского поэта. С молодой женой, со свитой и с большим караваном 9 сентября выехал он в Иран. По пути — в Эривани, в Тавризе — полномочному министру устраивались торжественные встречи.
Два месяца провел Грибоедов в Тавризе, ведя переговоры с Аббас-Мирзой. Ему надлежало отправиться дальше, в Тегеран, чтобы нанести официальный визит шаху.
9 декабря, оставив жену в Тавризе, Грибоедов прибыл в столицу Ирана, Он был встречен с большим почетом, но вскоре же на почве переговоров о контрибуции, которую Иран обязался выплатить России по условиям Туркманчайского договора, у русского посла возникли недоразумения и споры с иранскими сановниками. Фанатическое духовенство Ирана открыто призывало к убийству русского посла. Грибоедов, его спутники и малочисленный казачий конвой оказались в Тегеране в атмосфере всеобщей враждебности. Грибоедов знал, что население настроено по отношению к нему враждебно; он мог уехать обратно в Тавриз, но не в его правилах было отступать перед опасностью.
30 января (11 февраля по новому стилю) 1829 года огромная толпа фанатиков, вооруженных чем попало, при явном попустительстве шаха и его министров, напала на дом, занятый русским посольством. Конвойные казаки, чиновники посольства и сам Грибоедов героически защищались. Но силы были слишком неравны. Всё русское посольство — тридцать семь человек—были растерзаны. Лишь одному чиновнику (Мальцеву) случайно удалось спастись, и из его рассказа стали известны обстоятельства и подробности убийства. Тело Грибоедова толпа в течение трех дней таскала по улицами базарам Тегерана. Потом его бросили в какой-то ров. Когда русское правительство потребовало выдачи тела Грибоедова, его якобы удалось опознать только по руке, простреленной в свое время Якубовичем.
Грибоедова решили похоронить в Тифлисе, в монастыре, расположенном на склоне горы Мтацминда, господствующей над городом. Грибоедов любил это живописное место, назвал его «пиитической принадлежностью Тифлиса» и незадолго до отъезда в Иран говорил жене: «Не оставляй костей моих в Персии: если умру там, то похорони меня в Тифлисе, в монастыре св. Давида».
По распоряжению русских властей тело А. С. Грибоедова вывезли на родину на простой крестьянской арбе. 11 июня 1829 года А, С. Пушкин, направлявшийся в армию, действовавшую против турок, по дороге из Тифлиса в Каре, на перевале через Безобдальский хребет, возле крепости Гергеры, встретил арбу, запряженную двумя волами. Несколько грузин сопровождали ее. «Откуда вы?» — спросил Пушкин, «Из Тегерана».— «Что везете?» — «Грибоеда».