Реферат: Исследование творчества Ивана Бунина
Бунин прожил долгую жизнь. Он увидел победу Советского Союза над Германией в 1945 году, был счастлив за свое отечество и громко, в печати, сказал об этом. Он с интересом читал книги советских писателей, восторгался «Василием Теркиным» Твардовского. Писатель намеревался возвратиться на родину, но было уже поздно осуществить это.В 1953 году Бунин умер в Париже. Но он вернулся к нам своими книгами, нашел благодарного читателя, который осознал в полной мере место Бунина в русской художественной культуре двадцатого столетия.
Чем же было вызвано внимание современников к Бунину и что поддерживает ныне активный интерес к его книгам? Обращает на себя внимание прежде всего многогранность творчества большого художника. Каждый читатель находит в его творчестве близкие себе мотивы. Есть в книгах Бунина то, что дорого для всех духовно развитых людей во все времена. Они и в будущем найдут дорогу к читателям, не охваченным глухотой к прекрасному, к нравственному, способным радоваться мирозданию и сострадать несчастным.
Бунин, как мы уже знаем, вступил в литературу поэтом. Первые стихотворения не были оригинальными по образному строю, они в основном повторяли темы и интонации Пушкина, Лермонтова, Тютчева, отчасти Некрасова. Но уже в юношеских сочинениях звучали мотивы, которые во многом определят смысл позднейшего зрелого творчества Бунина. Один из них – пушкинский. Здесь, конечно, нет прямой ориентации на Пушкина, а есть неосознанная жажда того, что можно назвать пушкинской гармонией. В чем она состоит?
Ответ найдем почти в каждом пушкинском творении, особенно наглядно – в «Повестях Белкина» и «Маленьких трагедиях». Великий поэт видел нравственный водораздел в человеческих натурах: одни люди естественны, непосредственны, другие ненатуральны, предпочитают искусственную, фальшивую форму бытия. Одних волнует, других не волнует красота, истинное предназначение человека. Первых у Пушкина олицетворяет Моцарт, вторых – Сальери. Трагедия рождает мысль: гибель гения от руки ремесленника есть следствие разорванности мира, где духовный союз труднодостижим. Но в идеале он, по Пушкину, возможен – лишь бы мир был устроен по Моцарту, а не по Сальери.
Так, очевидно, ощущал жизнь и юный Бунин. Пушкинская антитеза – светлая искренность и погибельная фальшь – получает у него конкретную социальную характеристику. Он говорит и о природе как о средоточии желанной гармонии.
Одушевление природы – излюбленный прием в бунинской лирике. В естественности бытия, по Бунину, источник главных ценностей человеческого существования: покой, бодрость, радость. Давно возникшее в мировой, в том числе и русской лирике очеловечивание природы (антропоморфизм) повторяется Буниным настойчиво, обогащаясь новыми метафорами.
По-тютчевски звучащая поэзия грозы как символа обновления мира прямо проецируется на человеческую жизнь: она нехороша без труда и борьбы за счастье («Не пугай меня грозою»). Но тютчевская тема не повторяется, а обретает неожиданный, новый поворот. Поэт слышит в весенней грозе не только гром, но и тишину: «Как ты таинственна, гроза! Как я люблю твое молчанье» («Полями пахнет…»). Бунин – лирик наблюдательный, тонко подмечает неоднозначность явлений.
3. Особенности поэзии автора и его гуманизм
Мышление поэта ассоциативно: наступление весны возбуждает мысль о молодости. Все взаимосвязано: «веяло весенним ароматом» – «понял я, что юной жизни тайна в мир пришла» («Три ночи»). Бунинское искусство олицетворения удивительно. Он был далек от символизма, стиль которого чрезмерно богат иносказаниями, и этим гордились представители данного литературного направления. Однако подобный стиль был вполне доступен поэту, демонстрировавшему свою прочную приверженность пушкинской ясности стиха. Да и какой символист не оценил бы метафору Бунина: «И кто-то синими глазами глядит в мелькающей волне» («В открытом море»).
Понятно, что главное достоинство бунинской поэзии состояло не в метафоре как таковой. Самый выдающийся русский символист – Блок (шедший, впрочем, стремительно к реализму) считал Бунина «настоящим поэтом… целомудренным, строгим к себе»; «строгость» Бунина – в отчетливости поэтической мысли, в конкретном, «земном» характере его мировосприятия. И потому природа ему видится не в туманной, призрачной дымке, как некая абстракция, рожденная одним воображением (что свойственно символистам), а как нечто сопричастное человеку и будто бы даже сотворенное им: «Ветви кедра – вышивки зеленым темным плюшем, свежим и густым» («Из окна»).
Что роднит человека и природу? Вечная жизнедеятельная, жизнетворящая сила: за гибелью неостановимо идет возрождение. «Страсть буйной мощи» человека – высшее проявление этой силы. Воин может погибнуть в битвах, но там, где он пал «восстал курган» («Любил он ночи темные в шатре»). «Восстал» – поэтическая формула возрождения.
Поначалу может показаться, что тема слияния людей с естественным миром у Бунина все же несколько отвлеченна, в отношении человека к природе не выделяется момент деятельного начала. Но это не совсем так. Конечно, воспеваемая русская природа и сама по себе прекрасна. Бунинские пейзажи, где полевые цветы удивляют «красотою стыдливою» («Полевые цветы»), где «крепко пахнет в оврагах сыростью грибной» («Не видно птиц…»), очаровали очень требовательных читателей, например Л. Толстого. Но ведь сама ассоциация природы с человеческими свойствами возникла у Бунина от убеждения: источник прекрасного на земле – прежде всего труд человека. «Так хорошо разутыми ногами ступать на бархат теплой борозды» – прелесть этих строк не в одной сочной метафоре, а в поэзии труда хлебопашца («Пахарь»).
Не идеализирует ли Бунин крестьянский труд? Тут две стороны вопроса. Труд по своей созидательной сути заслуживает восторженного утверждения. Но есть еще социальная сторона деятельности, в ее оценке нужна иная интонация. Понимал это Бунин? Конечно. Его называли поэтом дворянской усадьбы, оплакивающим уходящую помещичью Русь. Здесь не вся правда. В прозе, как увидим, отчетливо проявляет себя противоречивая позиция писателя, но и в стихах она не однозначна.
Грусть по старине и уютным барским гостиным есть. Но почитайте стихотворение «Пустошь». Память о прошлом подсказывает поэту горестные, полные трагизма строки, обращенные к почившим на деревенском погосте: «Мир вам, давно забытые! – Кто знает их имена простые? Жили – в страхе, в безвестности – почили. Иногда в селе ковали цепи, засекали, на поселенье гнали… Мир вам, неотомщенные!» Нет, Букин не зовет к отмщению, но сказанное слово передает силу сострадательного чувства поэта.
Бунин был свободен от иллюзий, связанных с прошлым, он хорошо видел тяжкие следы крепостничества в крестьянских судьбах. Страдания людей – не просто повод для сентиментальной «картинки с натуры», они предстают у поэта в своих социальных истоках. Вот бредет по селам старый нищий, и поэту больно, что тяжкая доля страдающего от бедности и унижений выпала человеку, который «в долгий век свой немало… силы за тяжелой работой убил». В этом первом опубликованном стихотворении Бунина – «Деревенский нищий» – виден художник-реалист, для него мольба старого бедняка – символ общих бед: «Грустно видеть, как много страданья и тоски и нужды на Руси».
Гуманизм – драгоценное свойство многих стихотворений Бунина. Им наполнен, например, печальный рассказ о старой покинутой няне, честно исполняющей свой нравственный долг («Няня»), стихотворение-гимн погибшему герою («Мудрым»). Гуманизм звучит в воспевании дерзкого подвига человека, разрушавшего одряхлевшие верования во имя созидания новых истин («Джордано Бруно»), в восхищении мужеством, трудом большого художника (Чехова), чувствующего свою скорую кончину («Художник»).
Не следует преувеличивать «удельный вес» подобных мотивов в стихотворениях Бунина. Лучшие его стихотворные произведения, в том числе посвященная Горькому поэма «Листопад», представляют собой высокую пейзажную лирику. Они встали в один ряд с лучшими пейзажами в мировой поэзии. Но недаром Блок, как помним, в высшей мере лестно отозвавшийся о стихах Бунина, сетовал на отсутствие в них «мятежных исканий». Однако и достигнутое Буниным в стихотворных жанрах – вклад в отечественную лирику. Они хороши тем, что в мятежные и для поэзии времена говорили о жизненности ясных классических форм; они обогащены фольклорной стилистикой, их изобразительные средства прекрасны, о них – поэтический культ русского слова. Бунин заслужил право на следующие замечательные назидательные строки: «Умейте же беречь хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, наш дар бессмертный – речь» («Слово»).
Бунин – хороший поэт, но славу ему принесла проза. Впрочем, вряд ли могут быть вполне объяснимы его рассказы и повести без сопоставления с его лирикой. Многое в наследии Бунина-прозаика можно отнести – по аналогии с тургеневским примером – к жанру «стихотворений в прозе». Для его прозы характерны важные свойства стихотворной речи: эмоциональная напряженность, ритмический строй. Почти в той же мере, что и в стихах, автор присутствует во многих рассказах как очевидец и участник происходящего. Это не открытие Бунина – вспомним опять-таки Тургенева, прежде всего его «Записки охотника». Органичная авторская сопричастность тому, что изображается, придает бунинской прозе неповторимый лиризм.
4. Сопоставление прозы и поэзии Бунина
Нагляднее всего родство стихотворений и прозы Бунина в схожести мыслей, в пафосе утверждения и отрицания, в единстве тона. Обратимся, например, к рассказу «Антоновские яблоки». Внешняя организация его текста прозаическая, по сути же это произведение близко к стихотворному искусству. В известной степени рассказ – символ бунинского поэтического отношения к миру, радостный гимн природе.
Самое любимое Буниным слово, можно сказать, опорное в его стилистике, – «свежесть». В рассказе заметим: «свежее утро», «свежие озимые», «свежий лес». Слово «свежесть» соединено здесь с другим, родственным ему по смысловой наполненности: «осенняя свежесть». Обычное словосочетание, но для Бунина оно многозначно: осень – время полного созревания, свежесть – физическое здоровье. Плодоносящая, здоровая жизнь – вот высшее земное благо, – такова эстетическая и, по сути, философская программа писателя. Для Бунина «праздник осени» – праздник всей жизни.
Бунин грустит по ушедшему великолепию дворянского усадебного быта. В этом смысле прав Горький, заметив: «Хорошо пахнут «Антоновские яблоки» – да! – но они– пахнут отнюдь не демократично». Но у талантливого художника повествование редко ограничивается одной целью. За пределами бунинского сочувствия уходящему миру усадеб звучит торжествующая песнь в честь природы. Она для нас современна. Некоторые, правда, говорят: нужна «информация», в литературе пейзажи неинтересны. Жаль таких людей, они, очевидно, не читали «Антоновские яблоки», глухи и слепы к магии словесной живописи.
Бунин не скрывает «великой грусти» по поводу исчезновения старого уклада жизни. Симптоматично название рассказа, содержащего эти слова, – «Эпитафия». Опустела деревня. Стала мертвой лежащая вокруг степь. Перестала «говорить» природа. Но чувство автора столь же печально, сколь и возвышенно. Потому естествен сказочно-фольклорный слог: «Ни души! – сказал ветер, облетев деревню… Но береза не ответила ему, как отвечала! прежде… Она уже знала…» Трудно представить еще молодого, тридцатилетнего писателя, не желающего перемен. Однако названный рассказ не говорит о консервативности автора. Нет, признаваясь в грусти, он столь же прямо приветствует изменения: «…не тем ли и хороша жизнь, что она пребывает в неустанном обновлении?»
Описываются вполне конкретные перемены. В пустынную степь приходят люди, буравят ее. А в стилевых деталях рассказа слышится авторская опасливая настороженность: развороченная, сложенная кучами земля напоминает могильные холмы… И все же рассказчик надеется, что люди ищут «источники нового счастья». Он не знает точно, придет ли оно, однако нет^и неверия в словах о «бодром и шумном труде» ищущих руду.
С надеждой ждать грядущее, но не исключать из памяти ушедшее, помнить о связи времен, – эта мысль Бунина, в разных вариантах, прошла через всю русскую литературу двадцатого века. Одно из ярких подтверждений тому – наша так называемая «деревенская проза» последних лет. Ну разве не актуален Бунин?
Что несет людям индустриальный век, будет ли счастлив народ в эру новой цивилизации? Эти вопросы всегда волновали крупных художников, особенно тех, кто был близок деревне. Вспомним С. Есенина с его «смешным дуралеем» – жеребенком, пытающимся обогнать бегущего по стальным рельсам «железного коня». Неодолимую силу машины поэт признает, но свою любовь, окрашенную доброй печалью, отдает жеребенку.
В рассказе Бунина «Новая дорога» грохочущий по рельсам поезд представлен «гигантским драконом», который воюет с вечной природой, неохотно уступающей ему свое пространство. Две силы, два начала в мире, как живые существа, ведут символический диалог. Невнятному, торопливому «разговору» колес вторят столетние сосны: «Болтайте, болтайте!. Мы расступаемся, но что-то несете вы в наш тихий край?» Композиция рассказа передает и бунинскую позицию в споре, его сочувствие. Внимание читателя часто как бы переключается с природы на автора, думающего о своем месте в новом движении жизни, о судьбе «бесконечно великой» страны. Самое сокровенное и тревожное он как бы вкладывает в уста природы. Мрачные леса обступили дорогу и говорят ей: «Иди, иди, мы расступаемся перед тобою. Но неужели ты снова только и сделаешь, что к нищете людей прибавишь нищету природы?»
Такова философия рассказа. Но его достоинство этим не ограничено. Сколько в нем впечатляющих предметных и иных деталей! Каждая в отдельности вроде бы интереса не представляет: переругивание кондукторов, тяжелые позы, в которых спят пассажиры, шум говора и споров, неистовый крик ребенка, звуки солдатской гармоники, молодой вор с бегающими глазами, хромой разносчик лимонов, монашенки, жалобно просящие на обитель. Но, соединенные вместе, они образуют запоминающуюся картину вагонного и станционного быта на старой железной дороге, по которой бежит «захолустный» поезд с «бочкообразным паровозом». Крестьянская Россия осваивала машинный способ передвижения.
И так почти всегда у Бунина. Содержание его самых небольших рассказов многослойно: природа, лирическое «я», быт, психология действующих лиц и – глубокая философия. Вот «Сосны», написанные одновременно с «Новой дорогой». «Свежестью» пронизанная природа – «свежий запах январской метели, сильный, как запах разрезанного арбуза». Рассказ – о жизни вечной, о смерти крестьянина-охотника Митрофана. Всего-то на одной странице читатель видит живым лесного следопыта и «батрака у жизни», но все в нем – и его коричневое лицо с бирюзовыми глазами, и то, как он входит в комнату, наполняя ее «свежестью лесного воздуха», его мудрый рассказ об исполнении человеческого долга, снисходительная улыбка, с какой он говорит перед смертью в ответ на предложение съездить в больницу: «За траву не удержишься», – все рождает ощущение душевного здоровья.