Реферат: Историческая личность Федора Федоровича Раскольникова

«Вы блестяще справились с возложенной на Вас боевой задачей»,—телеграфировал В. И. Ленин 21 мая 1920 г. командующему Каспийской военной флотили­ей Ф. Ф. Раскольникову. Боевая задача, которую упоми­нал в этой телеграмме Ленин, состояла в том, чтобы вне­запным набегом с моря на порт Энзели вернуть захвачен­ные на Каспийском море белогвардейцами и находившиеся там под охраной интервентов корабли, вооружение и во­енное имущество.

Выполнив эту операцию, Раскольников телеграфировал Ленину: «Захватом в плен всего белогвардейского флота, в течение двух лет имевшего господство на Каспийском море, боевые задачи, стоящие перед Советской властью на Каспии, всецело закончены. Отныне Российский и Азер­байджанский советские флоты являются единым и полно­властным хозяином Каспийского моря... Красный флот, завоевавший для Советской республики Каспийское море, приветствует с его южных берегов любимого вождя проле­тариата товарища Ленина». Ответом на это и была высо­кая оценка действий красной флотилии, которую дал Ле­нин. Флотилия была награждена Почетным революцион­ным Красным знаменем, а Ф. Ф. Раскольников — уже во второй раз — орденом Красного Знамени.

Первое же его награждение запечатлено в скупых стро­ках приказа Реввоенсовета Республики от 16 января 1920 г.: «Награждается орденом Красного Знамени коман­дующий Волжско-Камской флотилией тов. Раскольников за отличное боевое руководство флотилией в кампанию 1918 г., когда наша слабая Волжская флотилия остановила двигавшуюся с юга сильнейшую флотилию противника, за действия при взятии 10 сентября 1918 г. красными войска­ми Казани, за отбитие под Сарапулом 17 октября 1918 г. отрядом из трех миноносцев под личным его командованием баржи с 432 арестованными противником советскими работниками и за активную оборону низовьев и дельты Волги в кампанию 1919 г.».

Ко времени совершения этих подвигов мичману Раскольников было 26 лет. Но уже тогда он имел за плечами богатую революционную судьбу. Вступив 19-летним юно­шей в большевистскую партию (в 1910 г.), он прошел в ее рядах путь борца против самодержавия, узнал, что та­кое царская тюрьма и ссылка; направленный партией в Кронштадт, участвовал в подготовке Октябрьской револю­ции, а потом в защите с оружием в руках ее завоеваний. Ему не раз довелось выполнять важные, связанные с рис­ком для жизни поручения Ленина.

В 20—30-е годы Раскольников был полпредом Совет­ского Союза в Афганистане, Эстонии, Дании и Болгарии.

Находясь за границей, он с тревогой наблюдал за тем, что происходило на Родине. Набирал силу культ Сталина, царили произвол и беззаконие. Бессмысленно гибли лучшие кадры партии и Советского государства, соратники Лени­на, военачальники, вынесшие на своих плечах граждан­скую войну, дипломатические работники. Уничтожался интеллектуальный потенциал страны. Репрессии обруши­лись на широкую массу крестьян, рабочих, рядовых ком­мунистов. Происходившее в стране все больше убеждало Раскольникова в том, что сталинское руководство отходит от ленинизма, переродилось в преступную клику авантю­ристов, использующую любые средства для утверждения и закрепления авторитарного режима — личной диктатуры Сталина.

Подходила очередь и Раскольникова. Он замечал уста­новленную за собой слежку агентов Ежова, затем Берии;

его усиленно, под разными предлогами, а по дошедшим до него сведениям — по нетерпеливым требованиям из Кремля, стали вызывать в Москву. Будучи послом в Бол­гарии, Раскольников получал рассылаемые советским биб­лиотекам списки книг, подлежащих уничтожению, против фамилий авторов которых значилось: «Уничтожить все книги, брошюры и портреты». В 1937 г. он нашел в таком списке и свою книгу «Кронштадт и Питер в 1917 году». Не желая становиться добровольной жертвой произвола, как это уже произошло к тому времени со многими советскими дипломатами, вернувшимися по вызову в Москву, Рас­кольников решает остаться за границей и вступает в борьбу со Сталиным и его режимом, используя единственный возможный канал гласности — зарубежную прессу. Так в ответ на обрушившиеся на него репрессии — увольнение со службы, объявление «вне закона», лишение советского гражданства — появились в печати — в июле и октябре 1939 года — его знаменитые заявление «Как меня сделали «врагом народа» и «Открытое письмо Сталину».

10 июля 1963 г. пленум Верховного суда СССР «за от­сутствием в его действиях состава преступления» отменил приговор 1939 г., которым Раскольников объявлялся «вне закона», т. е. приговаривался к высшей мере наказания для человека, не попавшего в руки сталинской опрични­ны. Было установлено, что, находясь в изгнании, Рас­кольников до конца своих дней оставался большевиком, ленинцем, гражданином Советского Союза и ничем себя не скомпрометировал, его слава героя Октября и граж­данской войны осталась незапятнанной.

Когда наметился поворот от курса XX и XXII съез­дов партии вспять, то, конечно, обеление Сталина, его «ре­абилитация» в общественном мнении стали для могиль­щиков той оттепели первостепенной задачей. А между тем после гражданской реабилитации Раскольникова по­лучили довольно широкое распространение, правда, тог­да еще только в списках, его заявление «Как меня сде­лали «врагом народа» и «Открытое письмо Сталину». В печати, в статьях, посвященных Раскольникову, они рас­ценивались как его гражданский подвиг, как голос боль­шевика-ленинца, свидетельствовавшего о преступлениях сталинского режима личной власти, об извращении Ста­линым облика социализма, о громадном вреде, нанесенном им Советской стране, о поистине национальной трагедии, постигшей революцию, партию, народ.

Другого такого свидетельства тогда еще не было из­вестно. Понятно, что из всех реабилитированных полити­ческих деятелей новая волна клеветы и дискредитации обрушилась на одного Раскольникова. Для этого не нуж­но было изобретать какие-либо новые средства, они уже были тысячекратно опробованы. Давно был в ходу жупел троцкизма как контрреволюционного, преступного дея­ния, влекущего за собой самую суровую кару. Но был ли раскольников «всегда активным троцкистом», как утвер­ждал, например, Трапезников? Сам Раскольников в пись­ме Сталину от 17 августа 1939 г. писал: «Как Вам извест­но, я никогда не был троцкистом. Я идейно боролся со всеми оппозициями в печати на широких собраниях. Я и сейчас не согласен с политической позицией Троцкого, с его программой и тактикой». Можно отметить, что во время дискуссии о профсоюзах Раскольников разделял взгляды оппозиционеров, однако быстро порвал с ними. Но этот факт не может служить хоть в какой-то мере оп­равданием для клеветнических обвинений. Также давно было в ходу обвинение в сговоре того или иного полити­ческого деятеля с фашистами и, конечно, в «невозвра­щенчестве» как прямой улике в предательстве Родины, в «дезертирстве» и т. п. Ко всему этому теперь добавлялось «оплевывание» и «очернительство» всего того, «что было добыто и утверждено потом и кровью советских людей», и даже «великого знамени ленинизма». Все это брежневский администратор от идеологии и науки С. Трапезни­ков вылил на прах Раскольникова, давая установки заве­дующим кафедрами общественных наук московских ву­зов в сентябре 1965 г.

Было время: Сталин своими распоряжениями отменял одни законы, навязывал другие, выносил смертные при­говоры. В 1965 и последующие годы, после того уже, как XX и XXII съездами партии были заклеймены извраще­ния социалистической законности, стало достаточно ин­синуации чиновника, покровительствуемого свыше, что­бы фактически аннулировать решение высшего в стране органа правосудия, реабилитировавшего безвинно осуж­денного. При этом вновь возводимые обвинения не тре­бовалось даже доказывать: пусть посмеют какие-нибудь обществоведы или писатели, находящиеся в бесконтроль­ном ведении этого диктатора над наукой и идеологией, усомниться в них — в таком случае самих можно было обвинить в троцкизме.

Наверно, только на некотором удалении от только что минувшего можно будет в полной мере оценить, какой решительный сдвиг в общественном сознании нашей стра­ны произошел в год 70-летия Октября. И едва ли не самой заметной фигурой, привлекшей к себе общее внимание — как сторонников, так и противников перестройки нашего общества — и сыгравшей немалую роль в борьбе за выс­вобождение духовной жизни из-под гнета мертвящего на­следия сталинизма, явилась — для кого-нибудь, может, и неожиданно — фигура Ф. Ф. Раскольникова. Потом, поз­же и большей частью уже на 71-м году существования Советской власти, будут вырваны из забвения другие яркие личности того же ленинского поколения борцов. Но без преувеличения можно, пожалуй, сказать, что Раскольников — почти через полвека своей и их ги­бели _ открыл ворота в пантеон чести и славы ленинской гвардии революции.

Шутка ли сказать, стране (и за ее пределами) вдруг дано было услышать заглушенный было (повторно, уже после первой «оттепели», связанной с именем Н. С. Хру­щева) репрессиями, тюрьмами, лагерями, идеологически­ми распятиями голос не то чтобы из подземелья, а еще страшнее — из-за кордона, зафиксированный на страни­цах единственно доступных для этого изданий — эмиг­рантских! — с оценкой коих давно было покончено и од­но только упоминание которых должно было вызывать у честного народа внушенный десятилетиями страх. «Пре­датель социализма и революции, главный вредитель, под­линный враг народа, организатор голода и судебных подлогов» — такая квалификация кумира «наследников» должна была, конечно, привести их в бешенство, и на Раскольникова стала накатываться новая, уже третья, волна «разоблачений» — все теми же способами, испы­танными в 30—40-е, а потом и в 60—70-е гг., сила кото­рых была подновлена в брежневскую пору статьей 190' Уголовного кодекса РСФСР, заменившей старую 58-ю.

Не откладывая дела в долгий ящик, ринулся в атаку впитавший в себя и в свою недавнюю практику «правоведческие» наставления Вышинского отставной проку­рор Шеховцов. По формуле статьи 190' он 17 июля 1987 г. предъявил Раскольникову обвинение: в Открытом письме от 17 августа 1939 г. тот «под видом критики культа личности Сталина» привел «сознательно искажен­ные и препарированные факты нашей истории» с единственной-де целью «дискредитации советского государст­венного и общественного строя». В заявлении, направлен­ном прокурору г. Москвы, и в копии — «для сведения и использования» «по большому счету» — в Академию на­ук СССР, бывший харьковский прокурор ходатайствовал о привлечении «к уголовной ответственности» лиц, при­частных к публикации в «Огоньке» и распространению полуторамиллионным тиражом» тех самых «заведомо ложных измышлений» Раскольникова, представляющих «главные «доказательства» всех наших врагов, которые и сегодня клевещут на наш государственный и общест­венный строй».

Может быть, здесь — преувеличение смысла и значе­ния подобной позиции как именно антиперестроечной? Этого не понять, если оставить без внимания сами мето­ды борьбы, проповедь беззакония и политических наве­тов. Посмертная судьба Раскольникова как раз и скла­дывалась под воздействием таких методов Сталина, его приверженцев и «наследников». И уже в условиях перестройки, начавшейся в апреле 1985 г., развернулась но­вая баталия вокруг имени Раскольникова. На третьей волне «наследники» отстаивают оценки Трапезникова — и все теми же способами, унаследованными от сталинских времен.

Ничего не стоило возвести на него новый поклеп: он-де «пренебрег советскими законами, бросил доверенный ему Советским правительством пост посла, бежал под защиту родственника-миллионера во Францию, где стал сотрудничать в белогвардейской и правой французской прессе». Написавший эти строки человек, подобно его предшественнику, нисколько не задумался над дока­зательствами, достаточными для опровержения акта о гражданской реабилитации Раскольникова. Как мини­мум, хоть назвал бы, какой это существовал в природе «родственник-миллионер» и каким образом ему удалось взять «под защиту» Раскольникова. Другой, знакомый уже нам экс-прокурор, пекущийся о предъявлении ему доказательств вины сталинских палачей, «уличал» Раскольникова на суде 20 сентября 1988 г. в том, что тот по­лучил от фашистов какой-то куш за «Открытое письмо Сталину».

Клевету, во времена сталинского произвола достаточ­ную для казни невинного человека, попрание любых за­конов, политические обвинения по формулам статей, до­бавленных в Уголовный кодекс уже в брежневские годы, спекуляцию на дорогих каждому человеку представлени­ях — все это продолжают держать в руках как орудия борьбы против перестройки нынешние апологеты и адво­каты сталинизма. Точь-в-точь как Трапезников и другие «идеологи» той же формации, они снова вводят в антиперестроечный лексикон заклинания об «идеалах, которые сейчас оплевываются», о вымазывании «30—40-х гг. толь­ко черной краской» и т. д. Их не смущает своеобразная логика: не троньте Сталина, потому что он в могиле и не может защищаться, но ату Раскольникова именно пото­му, что он не может защищаться. Они запрещают крити­ковать «умершего коммуниста и ученого» (имеется в ви­ду Трапезников). При жизни да еще при должностях его и критиковали и не раз обращались в высшие партий­ные инстанции с требованием о привлечении его к пар­тийной ответственности за клевету на честного коммуни­ста, товарища по партии (Раскольникова) и за дис­кредитацию постановления пленума Верховного суда о реабилитации того же Раскольникова. Кончались эти обращения каждый раз приглашением автора в аппарат Трапезникова и разъяснением ему, что он нарушает пар­тийную дисциплину (подрыв авторитета руководящего лица).

Итак, три полосы клеветы: сначала — в сталинские го­ды, затем — в брежневские, наконец, во время новой пе­рестройки. И вот что показывает история уже самой пе­рестройки: противостоящие ей силы так просто с дороги не уйдут.

Не был никому известен до 1988 г. ярчайший доку­мент борьбы против сталинизма — написанный больше­виком-ленинцем М. Н. Рютиным в 1932 г. в виде обраще­ния «Ко всем членам ВКП(б)» манифест образовавшейся тогда группы «Союз марксистов-ленинцев», поставив­шей перед собой задачу объединить все антисталинские силы для спасения страны и партии от катастрофы. «То­варищи! — начинался этот манифест.— Партия и проле­тарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и тер­рора, под флагом борьбы за чистоту принципов больше­визма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантю­ризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти».

Организаторы «Союза марксистов-ленинцев» рассмат­ривали его как союз защиты ленинизма, являющийся частью ВКП(б), не противопоставляющий себя партии, а противостоящий лишь Сталину и его клике и имеющий целью устранение Сталина и его клики от руководства партией и страной. Характеризуя эту клику, манифест заявлял с полной определенностью: «Ложью и клеветой, расстрелами и арестами, пушками и пулеметами, всеми способами и средствами они (Сталин и его клика.— В. П.) будут защищать свое господство в партии и стра­не, ибо они смотрят на них, как на свою вотчину... Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

Публикуя этот документ, А. Ваксберг сообщает, что «все те немногие, кто знал о его существовании, своевре­менно были истреблены... И лишь теперь, с опозданием более чем на полвека, Обращение приходит к потомкам... как реквием по несбывшимся возможностям».

Уже первые шаги в раскрытии сопротивления ста­линской деспотии пополнили галерею героев многими именами, в ряду которых крупные партийные работники С. И. Сырцов, В. В. Ломинадзе, А. П. Смирнов, Н. Б. Эйсмонт, В. Н. Толмачев, Г. Я. Сокольников, И. А. Пятниц­кий и другие, отстаивавшие честь партии и павшие от рук сталинских палачей.

Это было самое начало 30-х годов, еще до XVII съез­да партии, до рокового 1 декабря 1934 г. и до 1937— 1938 гг. Раскольников выступил против Сталина позже, когда разгул сталинского произвола поглотил новые, мно­гочисленные жертвы и уже можно было подвести пред­варительный итог тем преступлениям сталинщины, тем деформациям социализма, от которых считали необходи­мым предостеречь партию и народ Раковский, Рютин и их единомышленники. Раскольников не знал их теорети­ческих разработок, не слышал их голоса, ему пришлось самостоятельно осмысливать трагедию, в которую вверг партию и страну сталинизм, но замечательно то, что их голоса, хотя и на разных исторических этапах, в разных условиях, звучали в унисон ленинскому пониманию социализма и это понимание объединяло их помыслы и само­отверженное служение своему народу.

Появившиеся в печати материалы, которые разобла­чают преступления сталинизма, служат ярчайшим подтвер­ждением правильности и глубины сделанного Раковским, Рютиным и Раскольниковым анализа уроков извращения ленинизма в строительстве социализма и в функциониро­вании государственной власти в годы культа Сталина.

Они вместе вернулись теперь в строй ленинской пар­тийной гвардии. Восстановив их честь и достоинство, пар­тия отвергла грязные инсинуации адвокатов сталинщи­ны, и это служит сегодня известным завершением идеоло­гической борьбы на этом ее участке в пользу перестройки, служит хоть и запоздалым, но посильным пока воз­даянием памяти этих людей за их великие заслуги в спасении чести партии в невероятно трудных условиях 30-х гг. Их теоретическое наследство — не только рекви­ем по несбывшимся надеждам, но и завет новым поколе­ниям строителей социализма, источник исторического опыта и урок на будущее.

Ценность их теоретического наследства тем более вы­сока, что оно принадлежит людям, выросшим в горниле революционной борьбы, прошедшим потом трудной до­рогой поисков путей общественного развития при отсут­ствии необходимого опыта, в условиях политической и идейной борьбы, внутрипартийных дискуссий по корен­ным вопросам социалистической перспективы,— и все это осложнялось соперничеством партийных лидеров, дви­жимых в борьбе за власть разными моральными сти­мулами и личными пристрастиями. Раскольников, так же как Раковский, Рютин и другие представители правя­щей партии, пережившие полосу становления коммунис­тических основ руководства массами в новых условиях, не избежали ошибок и заблуждений, которыми восполь­зовались лица, преследовавшие групповые интересы, во имя которых поступились партийными и нравственными общечеловеческими нормами.

Прозрение пришло к Раскольникову лишь тогда, ког­да гримасы сталинизма обернулись бедами для партии и общества. Ни с Раскольникова, ни с ленинской партийной гвардии в целом нельзя снять ответственность за та­кой ход событий. Честное признание этой вины и дол­жно быть тем главным уроком нашей истории, который запечатлен в идейном наследстве борцов сопротивления сталинизму.

На встрече с молодежью Москвы и Подмосковья в день 70-летия ВЛКСМ Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, отвечая на вопрос: как понимать разда­ющиеся иногда рекомендации в том духе, что хватит, мол, «копаться в прошлом, надо думать о завтрашнем дне», изложил партийную позицию в отношении изуче­ния исторического прошлого. «Нам не безразлично прош­лое. Мы будем относиться очень внимательно к нему, изучать его. Думаю, что мы еще только развернули по-настоящему эту работу и она нас выведет на очень важ­ные открытия, исследования. Это будет нас вооружать, делать более сильными при решении новых задач, кото­рые выдвинула перестройка». Коль скоро мы хотим при­дать новое качество нашему обществу, то значит, нужно, как сказал М. С. Горбачев, «вобрать в себя все ценное, что достигнуто предшествующим опытом, избавиться от всего того, что держит нас, отягощает наше общество, ме­шает раскрыться социализму как подлинно народному строю». При этом очень важно и поучительно «изучать прошлое, знать нашу историю, даже уже и историю пе­рестройки» .

В литературном наследстве Ф. Ф. Раскольникова за­метное место принадлежит изъятой в свое время из обра­щения книге «Кронштадт и Питер в 1917 году», лишь отдельные экземпляры которой были запрятаны в спецхран, откуда ее уже однажды пришлось извлекать в пору «хрущевской» оттепели, чтобы переиздать и вернуть чи­тателю. Но, как теперь стало ясно, взрывной силы XX съезда партии не хватило тогда на то, чтобы разрушить до основания или хотя бы обнажить до корней, до исто­ков сталинскую систему и выработать иммунитет против разлагающего влияния ее останков, прежде всего на ду­ховный мир нашего общества. Оставались в силе многие запреты, наложенные на богатства искусства, культуры, науки, политической мысли. Неприступной для народа стояла крепость спецхрана, куда были заключены и луч­шие произведения человеческого ума.

Не хватило заряда той «оттепели» и для того, чтобы переиздать в подлинном виде произведения многих со­ратников Ленина, героев Октября, гражданской войны и социалистического строительства. Со многих из них не были сняты политические обвинения — как с авторов,

так и с упоминаемых в тех произведениях лиц. Сборник воспоминаний Ф. Ф. Расколышкова под названием «На боевых постах», включавший ранее изданные книги «Кронштадт и Питер в 1917 году» и «Рассказы мичмана Ильина», в 1964 г. вышел в Воениздате. Но многие вы­рубленные сталинскими репрессиями из жизни и из ис­тории революционные деятели ленинского поколения — а они-то и составляли ту среду, в которой жил и действовал Раскольников,— не были реабилитированы, на них оста­валось клеймо «врагов народа». Не могли они предстать перед советским читателем в своем подлинном виде и со страниц его оживших мемуаров.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--