Реферат: Изобретение языка: концепции возникновения языка от Демокрита до А.Смита

Идеи Ж.-Ж. Руссо, интересные и разнообразные, имели большое влияние на современников, рассуждавших о проис­хождении языка, и на авторов последующих гипотез. Он первый, кто развил идею этапности происхождения языка, высказал мысль о том, что первые слова имели смысл предложений, т.е. что первыми словами были речения — коммуникативные единицы, и поставил вопрос о способах перехода от жеста к членораздельному звуку; он фактически первый рассмотрел "природный вопль" как источник. материал для будущего, членораздельного языка.

Еще одну оригинальную, но не совсем верную мысль высказал Руссо, на которой хотелось бы остановиться и по существу ее важности, и потому, что она вызвала резонанс у современников, в частности была воспринята А. Смитом, мы имеем в виду мысль о том, что первые слова обозначали индивидуальные предметы, были именами собственными. Один дуб, рассуждал Руссо, получил свое название, а другой — свое, и должно было пройти много времени, прежде чем люди заметили нечто общее между ними. Это и явилось источником одинаковых имен — синонимии.

"Соображения о происхождении и формации языков" А. Смита

Идею Руссо подхватил и развил А. Смит. В своей работе "Соображения о происхождении и формации языков" (1759) он описывает гипотетическую ситуацию, в которой участвуют два дикаря, оторванных от своего племени и вынужденных создать язык для общения друг с другом. Они стали бы со­относить произносимые звуки с окружающими их пред­метами. Но предметы эти единичны: пещера, в которой они прятались от холода; дерево, дававшее им плоды; источник воды и т.д. Поэтому и слова первоначально были именами собственными.

Вопрос, следовательно, состоит в том, какими по степени общности могли быть первые слова? Могли бы они быть собственными именами, т.е. единичными? Будем рассуждать так. В ситуации двух дикарей А. Смита не было необхо­димости в изобретении названий: дикари вполне могли общаться жестами или "воплями". Другое дело, если перед их глазами росло несколько деревьев. Нужно ли было давать каждому свое имя или лучше придумать общее? Здесь мы должны исходить из того, что язык чутко реагирует на потребности общения. Если некоторый объект (предмет, явление, человек) значим для общения, то рано или поздно мышление вырабатывает для него специальное обозначение. В противном случае он либо совсем не обозначается, либо обозначается описательно, т.е. комбина­цией различных слов.

Вполне возможно, что первые имена (вычленившиеся из слов-предложений) были именами собственными, но обозна­чали они не предметы, а людей или их сообщества, поскольку различать и сообщать что-либо им и о них было жизненно необходимо. Названия же предметов, одинаковых с точки зрения потребностей людей, скорее всего, были сразу же обобщенными и определенными чтобы отделять их от других предметов.

Поэтому категорические утверждения Ж.-Ж. Руссо и А. Смита о единичности первых имен нуждаются в определенном уточнении.

Концепция В. Вундта

Выдающийся философ и психолог второй половины XIX в. В. Вундт в своей стройной глубоко увязанной концепции учел передовые веяния и фактические данные языкознания, психологии и этнологии.

По Вундту, язык образуется не произвольно и бессознательно. Слово, как и любое другое инстинктивное действие, возникает из "инстинктивного побуждения". Первоначальное слово – субъективный продукт внутреннего движения, и выражает оно не само представление о предмете, а то, как это представление бессознательно действует на внутренний мир человека.

В. Вундт поставил перед собой задачу сопоставить и увязать три плана человеческого поведения: физические действия (пантомима), психические движения (чувства и мысли) и языковое поведение, поскольку "язык есть всякое выражение чувств, представлений, понятий посредством движений"[3] .

"Мимические движения" могут быть трех видов: рефлекторные, указательные и изобразительные. Рефлекторные движения выражают чувства, и в языке им соответствуют первые слова – междометия; указательные жесты передают представления о наличных предметах; изобразительные действия воспроизводят очертания отсутствующих предметов. Второй и третий типы пантомимы лежат в основе первых словесных корней. С развитием языка роль пантомимических движений в общении уменьшается, оставаясь, однако, значительной в случае указательных жестов, поскольку указательные местоимения, по В. Вундту, появляются в языке в последнюю очередь, и порождающий их психологический закон имеет своеобразную (более произвольную) природу.

Но Вундт далек от понимания того, что язык возник в ответ на потребность в общении, вызванную внешними факторами. Он сосредотачивает свое внимание на психических движениях внутреннего мира индивида.

Истоки языка лежат в ярких, бросающихся в глаза признаках (предикатах) предметов. Такими признаками являются прежде всего качества, воспринимаемые органами чувств. Так, солнце может быть первоначально только теплым и блестящим, и эти "обширные" представления – предикаты – и ложатся в основу его названия – корня. Как только возникает представление – предикат, сразу же инстинктивно появляется звук, его обозначающий. Первые суждения обходились без подлежащих, они представляли собой одни предикаты (это были как бы безличные предложения): "нечто светит", "нечто издает звук" (мысль Вундта о предикатных суждениях в дальнейшем найдет себе уточнение и развитие в трудах многих лингвистов и станет основой той сложившейся концепции изобретения языка людьми, в соответствии с которой первоначально было не имя и не слово, а слово – предложение).

Звук, которым выражалось на первом этапе появления языка предикативное представление, мог быть и эмоциональным выкриком (междометием), вызванным этим представлением и подражанием звучанию соответствующего предмета. Конечно, первоначально естественно звучавшие корни радикального языка в процессе стихийного его развития значительно изменяются – и Вундт пытается доказать это на большом языковом материале.

Первые корни были связаны с указательной и изобразительной пантомимой и соответственно делились на указательные (здесь, который, этот, там) и предикативные (солнце, человек, любовь). Разница между ними состоит в том, что если указательная пантомима и корень имеют одно и то же назначение, благодаря чему корень просто "обращает" пантомиму в звук, то изобразительная пантомима и предикативный корень только "переводит" пантомиму в звук.

В результате взаимодействия чувственных признаков, предикатов и звуков образуется радикальный язык, в котором нет грамматики и предложения строятся как свободная последовательность корней, соответствующая ходу мыслей говорящего. Примером такого языка Вундт считает китайский, который развивался за счет богатства корней: чтобы сказать "в доме", китаец употребит два корня – дом и внутренность.

По мере того как "обширные", общие, целостные (сознания совпадают с индивидуальным объектом) представления начинают расчленяться на составляющие их признаки, образуются агрегаты признаков, состоящие из совокупностей отдельных признаков. Этим совокупностям соответствуют наборы корней, из которых один становится основным, а остальные – уточняющими. На этой ступени формируются агглютинативные языки, в которых слова "склеиваются" из нескольких корней. Вундт приводит пример: в делаварском языке есть слово nadholineen, образованное из корней naten "достать", hol (от amohol "лодка") и ineen "нас"и означающее "достать-на-лодке-нас" (угроза неприятеля переплыть к нам на лодке.

И наконец, когда развиваются и выделяются в мышлении общие представления и абстрактные признаки, слово превращается в символ, и значения его составных элементов уже не принимаются во внимание. Из таких слов–символов и образуются инфлекционные языки со сложной грамматикой.

Поскольку первые этапы языка сильно зависят от условий жизни народа, постольку число первоначальных языков было бесконечным. Дальнейшее же их развитие и застывание связано со свойствами их народов.

Корни языка в физических действиях

XIX в. — век бурного развития промышленной революции капитализма с его индивидуализмом и прагматизмом, может быть, косвенно, но оказал влияние на характер рассуждений философов и филологов о происхождении языка. Если В. Гумбольд, В. Вундт и А.А. Потебня опирались в своих гипотезах на внутренние способности индивида, его духа или инстинктов, то другая серия гипотез, в которой выделяется концепция Л. Нуаре, обращена к внешней, физической деятельности людей, притом совместной.

Одним из основоположников этой линии явился известный немецкий филолог Л. Гейгер (1829—1870). Его большой интерес к возникновению и развитию языка выразился в двух работах: "Происхождение языка" и "Происхождение и развитие человеческого языка и разума"[4] .

В основе формирования языка лежат не чувства, связы­вающие образ предмета и исторгаемый человеком звук (теория междометий), и не звуковые впечатления от предметов (ономатопоэтическая теория), а зрительные вос­приятия, как полагает Л. Гейгер. Из всех зрительных восприятий наиболее сильными были восприятия человеческих движений. С другой стороны, произнесение человеком какого-либо звука обязательно связано с мимикой лица, по крайней мере с "жестом" рта, и легко наблюдается собеседником. Этот "жест" изображает звук, а звук — свой жест. Этот двуединый объект языка связывается с впечат­лением от действий (немимических) и начинает их обозначать. Постепенно звук освобождается от мимики и уже самос­тоятельно обозначает действие.

Этот первоначально мимический язык был достаточно выразительным, чтобы люди могли без предварительного соглашения понимать друг друга.

Конечно, скажем мы, глухие могут "читать" звучащую речь по движениям губ говорящего, но для этого они должны пройти большую школу обучения. Мимика — достаточно выразительное средство для эмоциональных состояний, но недостаточное для описания внешних явлений, в том числе и действий.

Постольку исходные впечатления вызывались действиями людей, постольку первыми корнями явились глагольные, полагал Л. Гейгер. Так, в основу названий цвета легли не впечатления от разных красок, а "действие намазывания крас­кой предмета". Гейгер пытается, но малоуспешно, показать, что названия предметов производны от названий действий. Так, дерево, происходит от лишенный коры, земля — от растертое, зерно — от растущее и т. д.

Сама по себе идея действия, лежащего в основе происхождения языка, звучит вполне современно, но развер­тывается она у Гейгера односторонне и прямолинейно.

Однако представление об определенной роли ротового "жеста" живо и в наше время. Так, в журнале "Тетради по ми­ровой истории" в 1956 г. была опубликована статья Р. Пэджета "Происхождение языка и эпоха палеолита”[5] , в которой автор утверждал, что язык возникает из пантоми­мических движений рук, которым бессознательно подражает рот, а движения последнего коррелируют с горловыми звуками. Думается, что "техника" движений рук и рта настолько разнородна, что проведение между ними ана­логии — слишком смелая гипотеза.