Реферат: Кирилл Туровский
"Слово" начинается с краткого приступа в виде похвалы наступившему празднику. Он подобен золотому ожерелью ("пленица златы") с жемчугом и драгоценными камнями. Однако значительно более веселит "верныих сердца" его духовная красота. Далее следует главная и по объему, и по содержанию часть. В этом сюжетно-повествовательном разделе обстоятельно рассказывается о погребении умершего на кресте Иисуса Христа. И затем, провозгласив хвалебствия Иосифу, оратор завершает свою речь обращенной к нему же краткой просительной молитвой о небесной помощи почитающим его память людям.
Вообще для всего написанного Кириллом Туровским характерен цепочный принцип построения текста, воплощающийся в амплификации - стилистической либо сюжетной. Думается, как на образец древнерусский писатель ориентировался не только на классиков византийского красноречия, но и на богослужебное последование. Соответственно, во всех своих произведениях он неизменно чередовал однородные по типу или семантике формы и фрагменты с целью максимально исчерпывающего выражения смысла. Так, отдельные сцены или эпизоды выстроены у него обычно посредством планомерного - взаимно симметричного или пропорционального - сочленения периодов, пассажей или тирад. Последние организованы на основе чередования более мелких, но однородных же, или самоподобных, синтаксических единиц речи: предложений - простых и сложных, утвердительных, отрицательных, вопросительных, восклицательных. Таковые, в свою очередь, разбиваются на морфологические цепочки: на ряды одинаковых именных форм, глагольных форм, предложно-падежных сочетаний. Кроме того, имеет место еще и тропологическое, то есть на уровне образности, чередование: цитат, аллюзий, устойчивых формул, лексических повторов, синонимов, сравнений и т. д.
Что касается рассматриваемого четвертого "Слова" Кирилла, то основным конструктом его главной, сюжетно-повествовательной части является монолог. Содержащаяся в Новом Завете исходная фабульная основа относительно мироносиц и Иосифа: чтения Утрени (Мк. 16: 9-20) и Литургии (Мк. 15: 43-47), информационно весьма краткая, развита здесь преимущественно за счет монологической речи. Иначе говоря, изобразительную часть "Слова" составляют, не считая связующих описательных пассажей, четыре раздела: 1) плач Богоматери у ног распятого на кресте и уже почившего Иисуса Христа; 2) речь Иосифа Аримафейского к Понтию Пилату, представляющая собой просьбу о разрешении снять Спасителя с креста для погребения; 3) плач самого Иосифа над останками Христа перед приданием их земле; 4) речь юноши, или ангела, к женам-мироносицам о воскресении Христа и, соответственно, отсутствии его тела во гробе. Так что посредством этих речей ритору удается поведать о всей истории вочеловечения Сына Божия и попутно преподать основные истины вероучения - о Троице, Богоматери, спасении человечества во Христе.
В силу монологического принципа построения "Слово" по своей природе драматургично, описывает события в живо представимых образах и как бы призывает внимающих живо соучаствовать в воспроизводимом действе. При этом каждый из означенных монологов, является, в сущности, отдельным произведением со своим планом, собственной идеей и повествовательной интонацией, - например, по-человечески скорбной, печальной или же исполненной радостью религиозного переживания; и каждый из этих монологов несет в себе двойную информацию, - обращенную и к чувствам, и к уму человека, предназначенную для того, чтобы вызвать в нем сопереживание, сильный душевный порыв, и чтобы укрепить в нем веру, духовно возвысить его. Кроме того, все четыре речи связаны воедино общей христологической темой, однако раскрывают таковую по-разному. Так, в плаче Богоматери Иисус Христос трактуется как безвинная Жертва: "Увы мне Сыне! Неповинен, ты поруган бысть и на кресте смерти вкуси…", "Вижю тя, милое чадо, на кресте нага висяща, бездушна, безречна, не имуща видения, ни доброты и горько уязвлюся душею…", "Ныне же зрю тебе, акы злодея, межю двема повешена разбойникома и копием прободена в ребра мертвеца. И сего ради горько изнемогаю…", "Слышите, небеса и море с землею, внушайте моих слез рыдание! Се бо Творец ваш от священник страсть приемлеть, един праведен за грешникы и безаконьникы убиен бысть…". В речи Иосифа к Понтию Пилату Иисус Христос представлен как Мессия, в лице которого исполнились все издревле известные по Священному Писанию предсказания: "О том молю ти ся телеси, о нем же прорече Каияфа: "Тому единому за весь мир умрети!" Не просто сего прорече, но жрец бе сего лета. О них же рече Иеремия: "Пастуси посмрадиша виноград мой". И пакы псалом глаголеть о них: "Князи людстии собрашася на Господа и Христа его". Си бо рече Соломон: "Промыслиша и прелстишася, ослепи бо злоба их", рекоша бо: "Уловим праведника, руганием и ранами истяжем его и смертию безлепотною осудим его"". Плач Иосифа есть утверждение догмата об Иисусе Христе как Боге: "Солнце незаходяй, Христе, Творце всех и тварем Господи!…", "Или какы воня възлею на твое святое тело, ему же дары с вонями перстии принесше цесари, яко Богу поклоняхуся?…", "Како ли в моем худем положю Тя гробе, небесный круг утвердившаго словом и на херувимех с Отцем и со Святым почивающаго Духом?". Наконец, речь ангела к мироносицам трактует Иисуса Христа как Спасителя: "Видите, - без телесе есть плащаница! И о плотном Исусове хвалите востании! Будете благовестнице человеческому спасению! Рцыте апостолом: "Днесь спасение миру!""; "…Христос же, на кресте простер, осужения гре-ховнаго и от смерти человекы свободи! Неповинен сы, продан бысть, да проданыя грехом от дьяволя работы да избавит… Кровь с водою из ребр источи, има же телесную всю скверну очистив и душа человеча освятил есть… Солнце помрачи, и землею потрясе, и твари всей плакатися створи, да адская раздрушить скровища, и тамо сущих душа свет видеша, и Евжин плачь на радость преложи…". Отмеченное тематическое единство усиливается, разумеется, общностью сквозных, повторяющихся словесных формул, акцентирующих внимание на определенной семантике.
Любопытен третий раздел "Слова". Как бы забыв о женах-мироносицах, Кирилл Туровский весь талант своего красноречия обращает к подвигу веры, совершенному именно Иосифом Аримафейским. Восхваляя его в возгласах ублажения, оратор утверждает, что он "блажен" более херувимов, более патриархов Авраама, Исаака и Иакова, более пророков Моисея, Давида и Соломона, ибо стал "совершителем Божия таинства и пророчскых гаданий раздрешителем". Замечателен своей риторической экспрессией следующий да-лее пассаж, восхваляющий Иосифа в вопросо-ответной форме: "Кую похвалу створим достойну твоего блаженьства, ли кому уподоблю сего праведника? Како начну или како разложу? Небом ли тя прозову? Но того светлей бысть благочестьем! Ибо во время страсти Христовы небо помрачися и свой свет скры, ты же тогда радуяся на своею руку Бога носяше. Землю ли тя благоцветущую нареку? Но тоя честней ся показа! Тогда бо и та страхом трясашеся, ты же с веселием Божие тело с Никодимом в плащаницу с вонями обив положил еси. Апостолом ли тя именую? Но и тех вернее и кре