Реферат: Князь Святослав Ярославич и некоторые аспекты его политики

В рецензируемой работе рассматривается статья «Князь Святослав Ярославич и некоторые аспекты его политики», автором которой является Короленков Антон Викторович, кандидат историчечких наук. В статье на первый план выдвигается вопрос о личности Святослава Ярославича и его политике, а также о событиях, произошедших во времена его правления страной. Центральным вопросом работы, где автор добился наиболее существенных результатов, являются некоторые спор­ные аспекты деятельности Святослава, в особенности на те, которые связаны с его приходом к власти в Киеве и с княжением там.

Фигура Святослава Ярославича, третьего сына Ярослава Мудрого, князя черниговского, а затем и киевского, давно привлекает внимание исследователей. Один из самых выдающихся деятелей своей эпохи, победитель половцев, покровитель культуры, но в то же время — зачин­щик первой распри среди потомков Ярослава, положивший начало «выгнанью братню». Ученые анализировали как политику Святослава в целом, так и отдельные ее стороны.

Прежде всего автор статьи рассматривает одну из самых дискуссионных тем — переворот 1073 г., приведший Святослава на вершину власти. «В лето 6581. В лето 6581. Въздвиже дьявол котору в братьи сей Ярославичих. Бывши распри межи чеми, быста с собе Святослав со Всеволодомь на Изяслава. Изиде Изяслав ис Кыева. Святослав же и Всеволод внидоста в Кыев, месяца марта 22. И седоста на столе на Берестовомь, преступивше заповедь отню». Летописец так объясняет причины случившегося: Святослав, «желая болшее власти, Всеволода бо прелсти, глаголя, яко Изяслав сватится со Всеславом, мысля на наю, да аще его не вариве, имать нас прогнати. И тако взостри Всеволода на Изяслава».

А.В. Короленков размышляет: как расценивать обвинения, которые Святослав выдвигал против старшего брата? Одни ис­следователи отрицают их обоснованность (требовалось оправдать изгнание Изяслава); другие, напротив, признают их истинность (Изяслав хотел вернуть себе Новгород, где во время его бег­ства в Польшу в 1068-1069 гг. сел сын Святослава Глеб). Однако здесь необходимо верно рас­ставить акценты. Кто был обороняющейся, а кто наступающей стороной? Со второй половины 1060-х гг. позиции Святослава неуклонно усиливались: после смерти Ростислава Владимировича в 1066 г. он вернул себе Тмутаракань, а не позднее 1069 г., как упоминалось, в Новгороде вокняжился его сын Глеб. Авторитет Святослава, по-видимому, вырос и в глазах киевлян: он про­славился громкой победой над половцами под Сновском и вместе со Всеволодом заступился за них перед Изяславом, когда тот возвращался из Польши, собираясь сурово покарать мятежных подданных. Весьма правдоподобно выглядит гипотеза А.В. Назаренко о том, что уже в 1069 или 1070 г. Святослав начал переговоры о браке с Одой, племянницей германского короля Ген­риха IV, противника короля Польши Болеслава, который, в свою очередь, был союзником Изя­слава. Именно это обстоятельство, как полагает исследователь, заставило киевского князя пре­кратить борьбу с Всеславом, отбившим у него Полоцк, но затем потерпевшим поражение под Голотическом. Изяслав Ярославич предпочел не развивать успех, а пойти на союз с полоцким правителем в противовес коалиции Чернигова и Германии (а заодно, добавим, и Переяславля). Этот союз мог заметно усилить позиции Изяслава, и его братьям пришлось поторопиться с вы­ступлением против него.

Таким образом, обвинения, выдвигавшиеся Святославом в адрес Изяслава, по-видимому, со­ответствовали истине, по крайней мере в той части, касавшейся переговоров Изяслава и Всеслава. Но речь шла лишь об оборонительной мере со стороны киевского князя, который не мог не чувствовать нависшей над ним угрозы. Вообще содержащиеся в Повести временных лет обвинения Святослава в адрес Изяслава имеют целью выгородить Всеволода, а потому вполне возможно, что они соответствующим образом подкорректированы. Сам же переяслав­ский князь поддержал Святослава, очевидно, в расчете на приращение владений и усиление своего влияния — ведь в случае успеха он становился уже не третьим, а вторым среди русских князей.

Наступление Святослава и Всеволода на старшего брата началось уже в конце 1060-х гг. Но автор задается вопросом: почему же переворот совершился лишь в 1073 г.? Однозначного ответа на этот вопрос источники не дают, но некоторые предположения на сей счет вполне возможны.

По-видимому, черниговский и переяславский князья старались как можно тщательнее под­готовиться к свержению Изяслава, что, в свою очередь, давало возможность последнему при­нять определенные контрмеры. В начале 1070-х гг. он женил своего сына Ярополка на Кунигунде, падчерице Деди, маркграфа Саксонской (Лужицкой) восточной марки. Его отношения с ко­ролем Генрихом IV были весьма натянутыми. «Деди как нельзя лучше подходил для роли политического противовеса» Экберту II и Удону II, маркграфам Майсенской и Саксонской се­верной марок и родственникам жены Святослава Оды, которые при необходимости могли ней­трализовать Болеслава II. Однако противники Изяслава предприняли еще один шаг: примерно в 1072 г. начинаются переговоры о браке между сыном Всеволода Владимиром и Гидой (Гитой), дочерью англо-саксонского короля Харальда. Гида пользовалась покровительством датского короля Свена Эстридсена, начавшего в это время сближение с Генрихом IV, союзником Свято­слава Ярославича. Таким образом, к черниговско-переяславско-германской коалиции присоеди­нялась еще и Дания. Однако все это требовало времени, и в 1073 г. переговоры еще могли про­должаться. Вполне возможно, что сведения о союзе Киева и Полоцка заставили Святослава и Всеволода поторопиться, а брак состоялся уже после свержения Изяслава.

Подготовка, по-видимому, велась и в пределах Руси, однако о ней известно совсем немного. Когда Изяслав разгневался на старца Киево-Печерского монастыря Антония «из Всеслава» (Антоний осуждал вероломный захват Всеслава), Святослав «в ночь поя Антонья Чернигову», что, несомненно, подняло его авторитет. Настроения киевской верхушки, вероятно, он прощу­пал во время пребывания в Киеве в мае 1072 г., когда участвовал в перенесении мощей св. Бо­риса и Глеба, и убедился в ее поддержке — об этом говорит отсутствие всякого сопротивления Святославу и Всеволоду во время переворота 1073 г., считает А. Короленко.

М.Б. Свердлов, опираясь на западноевропейские источники, предположил, что первоначаль­но Святослав действовал один, поскольку Изяслав при обращении за помощью к европейским монархам жаловался лишь на того из братьев, который выгнал его из Киева (т.е. на Святосла­ва). Но что значит «первоначально»? В Киев черниговский и переяславский князья вступили вместе, поэтому очевидно, что еще до того, как Изяслав покинул Русь, они действовали заодно. Другое дело, что Изяслав не считал нужным информировать об этом западноевропейских пра­вителей: во-первых, его потенциальным союзникам вряд ли понравилась бы перспектива войны не с одним, а с двумя сильнейшими князьями Руси, во-вторых, он, возможно, надеялся в случае конфликта нейтрализовать Всеволода и потому не видел необходимости раньше времени во все­услышание объявлять его своим врагом.

Итак, Святослав стал киевским князем. Теперь предстоял раздел волостей. Уже прежде вла­девший Черниговом, Новгородом, Тмутараканью, Муромо-Рязанской землей, частью Верх­него Поволжья, возможно, третью Смоленска, теперь он, помимо Киева, захватил, очевидно, и Волынь, которая ранее принадлежала Изяславу. После смерти Святослава и Владимира Во­лынского был выведен его сын Олег, который сел там, скорее всего, еще при жизни отца. В.А. Кучкин полагает при этом, что с конца 1060-х гг. до 1076 г. во Владимире Волынском кня­жил Владимир Мономах, а Олег там сел лишь после похода в Польшу. Исследователь исходит из того, что сын Всеволода Ярославича вокняжился в этом городе еще во время первого изгна­ния Изяслава (после восстания в Киеве в 1068 г.), ибо Мономах мог участвовать в заключении мира с поляками («на Сутейску мира творить с ляхы») только в 1069 г., когда Болеслав и Изяслав вступили в пределы Руси, чтобы вернуть последнему киевский стол. Сразу после цитирован­ных слов в «Поучении» Мономаха говорится: «Оттуда пакы на лето Володимерю опять. Та по­сла мя Святослав в Ляхы». Стало быть, до 1075 г. Мономах княжил во Владимире Волынском и лишь после возвращения из похода против чехов уступил его Олегу.

Однако приведенная реконструкция представляется не единственной за возможных. Прежде всего следует автор отмечает, что переговоры в Сутейске с участием Владимира могли проходить не обязательно в 1069 г. Ведь заключение договора в Сутейске, если его относить к 1069 г., долж­но было состояться во второй половине апреля, а Мономах приехал во Владимир, судя по «По­учению», лишь летом. Сомнительно, что почти полтора месяца после подписания мира он оста­вался в захолустном Сутейске; думается, договор был заключен не в апреле, а самое раннее —в мае, и не в 1069, а 1075 г. Равным образом и столкновения между русскими и поляками могли происходить не только в 1068-1069 гг., но и в 1073-1075 гг. Молчание источников на сей счет ни­чего не доказывает. Оно вполне объяснимо, если учесть, что король явно не участвовал в этих столкновениях. Внимание же хронистов было сосредоточено прежде всего на деяниях монарха.

Что же касается поездки Владимира Мономаха в Берестье, то ее также не обязательно отно­сить к 1068-1069 гг. То, что приказ о ней отдали оба князя, Святослав и Всеволод, а приказ о по­ходе в Чехию — только Святослав, ни о чем еще не говорит. Удивляться приходится скорее тому, что в 1075 г. последний действовал через голову брата. Вряд ли это было правилом. Сожжение Берестья, таким образом, вполне могло иметь место в 1073-1075 гг. и стать одним из проявлений русско-польского «розмирья», которое и пришлось урегулировать в Сутейске.

Но как быть с троекратным упоминанием «Поучения» о пребывании Мономаха во Владими­ре? В первый раз он был там накануне поездки в Берестье, затем — перед заключением мира в Сутейске, в третий раз — между пребыванием в Сутейске и походом в Чехию. А.Короленко ставит вопрос: княжил ли он там?

Относительно первого упоминания Мономаха на Волыни возможны два толкования: 1) он правил там, но затем ввиду неясности ситуации на западной границе Святослав прибрал эту об­ласть к рукам; 2) княжич приехал во Владимир в «командировку» для поддержки Олега в слу­чае вражеского вторжения. Второе упоминание объясняется просто: Мономах прибыл туда для ведения переговоров в Сутейске. Третье упоминание о его присутствии во Владимире свя­зано с подготовкой похода против чехов. Согласно «Поучению», он прибыл во Владимир ле­том («оттуда пакы на лето Володимерю опять»), а чешская кампания, по расчетам В.А. Кучкина, началась не позднее сентября 1075 г., что хронологически увязывает оба события.

И еще одно обстоятельство, которое нужно иметь в виду. Как следует из «Поучения», поход против Чехии начался с Волыни. Было бы странно, если бы во время подготовки похода эти стратегически важные земли контролировал Всеволод, а Святослав озаботился их приобретени­ем лишь после окончания экспедиции.

Сказанное позволяет сделать вывод, что Волынь в 1073-1076 гг. принадлежала Святославу.

Что же получил в результате переворота Всеволод? Вне всякого сомнения — Туров: о своем пребывании в нем в 1076 г. Владимир пишет в «Поучении». Гораздо более сложен вопрос о Смо­ленске. Автор «Поучения» сообщает, что в юности ходил к Смоленску (еще при Изяславе), по­сле чего отправился во Владимир Волынский для переговоров в Сутейске. Следует оговориться, что Смоленск (точнее, видимо, доходы с него) был поделен между Ярославичами. Представ­ляются возможными два объяснения: 1) Всеволод захватил Смоленск еще во время пребывания Изяслава в «Ляхах» в 1068-1069 гг. и при молчаливом согласии вернувшегося оттуда киевского князя владел им и далее, выплачивая тому (до его вторичного изгнания) и Святославу их доли доходов; 2) Изяслав отправил Владимира в Смоленск и инспекционными задачами незадолго до переворота в марте 1072 г., после которого Мономах вокняжился там, но спустя некоторое время уехал на Волынь. После же смерти Святослава Всеволод отправил сына в Смоленск, чтобы тот охранял город от возможного наступления со стороны Изяслава и его польских союзников.

И, наконец, главная проблема: за кем остался Чернигов? Определенную путаницу в вопрос о разделе владений внесло сообщение В.Н. Татищева, будто Святослав, сев в Киеве, передал Все­володу Чернигов, Борису (то ли Вячеславичу, то ли неизвестному по другим источникам Свято­славичу) Вышгород, а сыновьям — Глебу Переяславль, Давыду Новгород, Олегу Ростов. О.М. Рапов, принимая эти сведения, полагал, что был произведен крупномасштабный размен: Всеволод обменял Переяславль и Ростов на Чернигов, Муромо-Рязанскую землю и Тмутара­кань; неуверенность у исследователя вызвало лишь сообщение о передаче Новгорода Давыду. Другие ученые придерживаются более умеренной точки зрения, полагая, что к Всеволоду пере­шел только Чернигов.

Точка зрения О.М. Рапова, почти полностью принявшего указания В.Н. Татищева, в ряде пунктов противоречит источникам. О том, что Переяславль остался за Всеволодом, можно за­ключить из «Поучения» Мономаха, автор которого наведался туда накануне отъезда к Сутейску и после похода в Чехию. Если датировка первого визита спорна, то второго очевидна: 1076 г. Было бы странно, если бы после экспедиции в Чехию Владимир прибыл в город, принадлежащий Святославу, но вполне логично, что он навестил в Переяславле отца и сообщил ему об обстоятельствах, связанных с походом. Крайне сомнительно и утвержде­ние В.Н. Татищева о передаче Ростова Олегу. В 1096 г. тот заявил сыну Мономаха Изяславу, княжившему в Муроме: «Иди в волость отца своего к Ростову, а то (Муром. — А. К. )есть волость отца моего». Таким образом, Олег четко отделяет Ростов от владений своего отца, что он вряд ли стал бы делать, если бы, как сообщает В.Н. Татищев, получил его в 1073 г.

Автор думает, что куда сложнее обстоит дело с Черниговом и разбирает аргументы proetcontra пребывания его под властью Всеволода в 1073-1076 гг.

Еще Н.М. Карамзин указывал со ссылкой на «Житие Феодосия Печерского», что после из­гнания Изяслава Всеволод вернулся «в область свою»⁴⁹ , т.е. в Переяславль, а не Чернигов. Од­нако названный источник не летопись и поэтому в нем нет четкой фиксации смены княжений. Под «своей областью» мог иметься в виду и Чернигов, который также становился для Всеволода «своим», если он получил его от Святослава. Не совсем убедителен и другой аргумент: Святослав вряд ли оставил бы брату одновременно и Чернигов, и Переяславль. Но ведь справедлива и об­ратная логика: разве допустил бы Всеволод, чтобы Святослав владел и Киевом, и Черниговом? А пренебрегать мнением Всеволода Святослав не посмел бы, без его поддержки он не решился бы на переворот.

Говоря об окончании усобицы за Чернигов в 1094 г., автор Повести временных лет отмечает: «Володимер же (Мономах. — А.К.) створи мир с Олегом и иде из града на стол отень Переяславлю; а Олег вниде в град отца своего». Летописец, замечает А.Е. Пресняков, «ничего не знает о "праве" Всеволода перейти в Чернигов, раз Святослав занял Киев». Однако отправной точкой цитированных пассажей, по-видимому, является тот факт, что у Олега больше прав на Чернигов, ибо его отец Святослав получил город от самого Ярослава Мудрого, а отец Владимира Всеволод — лишь от одного из своих старших братьев.

В.А. Кучкин обращает внимание на то, что Мономах, говоря о своей поездке в Переяславль в 1076 г., не упоминает, что ехал к отцу, тогда как отметил это обстоятельство при сообщении о предыдущем прибытии туда. «Напрашивается естественный вывод, что в промежутке между первым и вторым приездами Мономаха в Переяславль на Руси произошло перераспределение княжеских столов», в результате которого Всеволод получил Чернигов, а его сын Владимир — Переяславль. «События 1078 г.⁵⁵ застают Всеволода Ярославича в Чернигове... Едва ли Всево­лод мог получить или захватить Чернигов после смерти брата Святослава. Не видно ни­какой борьбы сыновей Святослава за отцовское наследие вплоть до того момента, когда Олег Святославич был лишен своего княжения. Скорее всего, Чернигов был отдан Всеволоду по со­глашению с самим Святославом». Отдавая Чернигов Всеволоду, Святослав, в сущности, ни­чем не рисковал, ибо при необходимости мог отнять город у брата.

Автор производит разбор аргументов в пользу противоположной точки зрения. Прежде всего он отме­чает, что в источниках не зафиксирован факт перехода Чернигова под власть Всеволода. Самые ранние данные о его правлении там появляются в летописи лишь под 1077 г. Очень странно, что столь важное событие, как смена княжения в Чернигове, втором городе Южной Руси («Рус­ской земли»), и трехлетнее правление там Всеволода, не упомянуты ни одним источником, тог­да как восьмидневное пребывание у власти в том же городе Бориса Вячеславича в мае 1077 г. аккуратно зафиксировано в летописи. Нельзя не отметить, что не только в Повести временных лет, но и в «Поучении» Мономаха Всеволод начинает фигурировать в Чернигове лишь в 1077 г.

Не совсем верно утверждение об отсутствии данных о борьбе сыновей Святослава за Черни­гов после смерти отца до лишения Олега владимирского княжения. Олег был выведен из Влади­мира и оказался в Чернигове под арестом вскоре после возвращения в Киев Изяслава, что мог­ло быть как раз проявлением такой борьбы (возможно, превентивным ударом со стороны Ярославичей). Прочие же Святославичи могли просто не счесть свои силы достаточными для схватки за «стол отень». Нельзя считать доказанным и то, будто Всеволод «едва ли» мог завла­деть Черниговом после смерти брата. Летопись вообще в этой части излагает события крайне лаконично, и остается только гадать, о чем она недоговаривает.

Как видим, едва ли не любой аргумент каждой из сторон можно парировать контраргумен­том, и в принципе приходится признать что окончательное решение вопроса о том, кому принад­лежал Чернигов в 1073-1076 гг., из-за недостатка источников вряд ли возможно. Но именно не­достаток содержащейся в источниках информации, позволяет, как представляется, кое-что про­яснить.

При любом решении вопроса о судьбе Чернигова в 1073-1076 гг. ясно, что Святослав обладал солидным перевесом над Всеволодом. Новый киевский князь стал явно могущественнее по срав­нению с предшественником. К тому же Изяславу приходилось считаться с двумя братьями, Свя­тославу же лишь с одним. Но это еще не значит, что он имел на младшего брата «неограничен­ное влияние»⁶⁹ . Доказывая подобное утверждение, М.С. Грушевский приводил слова Мономаха из «Поучения»: «Посла мя Святослав в Ляхы»⁷⁰ . Случай, действительно, чрезвычайный, но мы не знаем, какими обстоятельствами он был вызван. Нельзя исключить, например, болезнь Все­волода, помешавшую ему соблюсти формальности при отправке сына в Польшу. К тому же по­следний в «Поучении» передавал суть происшедшего, а в таком случае было достаточно указать, от кого исходил приказ defacto, а не dejure.

Немалое значение для киевского князя имела и поддержка киевлян. Несомненно, во многом именно благодаря ей быстро и бескровно совершился переворот в 1073 г. — Изяслав покинул стольный град явно без боя и до прибытия братьев⁷¹ . Даже западноевропейский хронист Сигеберт из Жамблу писал, что Изяслав был изгнан «всей страной». Но сохранились ли симпатии киевлян к Святославу в дальнейшем? П.В. Голубовский пишет, что новый великий князь окру­жил себя черниговскими боярами, для которых Киевская земля была чужой. Это не могло не вы­звать недовольства киевлян и в итоге породило длительную борьбу между «матерью городов русских» и Черниговом. Высказывалось также предположение, что и сам Святослав чувство­вал себя в Киеве чужаком, более тяготея к Чернигову, где его и похоронили, когда он умер. П.П. Толочко отмечает, что при сообщении о кончине князя в 1076 г. в летописи ничего не го­ворится о сочувствии киевлян покойному.

Между тем эти соображения представляются неубедительными. Мы не знаем, по чьей воле, своей или Всеволода, Святослав был погребен в Чернигове. Молчание летописи о реакции киев­лян на его смерть и вовсе ничего не доказывает. Повесть временных лет вообще крайне скупо освещает киевское княжение Святослава, причем конкретная информация о событиях 1073-1076 гг. носит либо нейтральный, либо неблагоприятный для него характер. Отсутствует и заключительная характеристика Святослава — «некролог», очевидно, по принципу demortuisautbene, autnihil.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--