Реферат: Менталитет англичан

Читая очерки Джейн Браун, понимаешь, что жизнь у нас - и не только у выдающихся садоводов - переходит в житие исключительно тогда, когда англичанин отчаивается в возможности обрести счастье и целиком отдает себя воссозданию миниатюрного Эдема около собственного дома.

Вода и англичане

Англичане - островитяне, и на нашем острове нельзя находиться от моря дальше, чем на сто километров. Морская вода течет у нас в крови; англичане до того любят море, что первыми затеяли одиночное кругосветное плавание. Англичанин доверчиво ест все, что приносит море, - от морских прыщей до печени палтуса. На сто лет раньше, чем другие европейцы, англичане купались в своем отвратительно холодном Ла-Манше. Когда в Биаррице жили только баскские рыбаки, а в Ялте - крымские татары, в Брайтоне н Богноре уже купались под медицинским надзором министры и принцессы из королевской семьи. Холодное море, считалось, унимает страсти и развивает мужественные добродетели. До сих пор половина населения ездит на побережье купаться, несмотря на то что врачи теперь признают, что купаться в наших загрязненных морях менее заманчиво, чем спускаться в ванну с дерьмом.

Странно, что пресная вода издавна находится в опале. Англичане в реках не купаются; в Кембриджском университете в шестнадцатом веке за купание в реке секли студентов, а на аспирантов надевали колодки. Как будто русалки могли соблазнить купающихся. В английских реках водится почти такое же обилие съедобной рыбы, как в русских, а разница в том, что англичане удят, но не едят.

Форелей покупают только на фермах, а вкусных карасей, лещей и судаков снимают с крючка и пускают обратно в воду.

Немцы и американцы приезжают в Англию и удивляются странным табу, связанным с водопроводной системой в английских домах. У нас даже законом запрещается вводить нормальную европейскую систему водопровода. Поэтому, если принимаешь душ в английском доме, можно или простудиться, или обжечься, смеситель в ванной сделает все что хотите, но не смешает горячую воду с холодной. Хотя англичане полтора века назад (раньше всех) ввели современную канализацию и водопровод в крупных городах и тем спасли народ от холеры и брюшного тифа, дальше они не пошли. Что касается водопроводов, мы одержимы какой-то манией преследования. Во время наполеоновских войн нам казалось, что французы могут отравить наши водопроводы. Мы изобрели такую систему кранов, клапанов и цистерн, которая изолирует каждый жилой дом от магистрального водопровода, в результате чего современному иностранному туристу мерещится, что он попал куда-то в район Тибета, где моют тело как следует только два раза: после рождения и после смерти. В самом деле, французские послы всегда докладывали, что английская королева Елизавета ужасно воняет. Современные туристы замечают, что до сих пор англичане неохотно принимают душ, а предпочитают лежать в полной, но не очень теплой ванне, как гиппопотамы в собственной грязи.

Всю хорошо отфильтрованную городскую воду мы тратим не на себя, а на наши сады.

Хотя в любом месяце на любой английский сад падает пять сантиметров дождя, все жалуются на засуху и строят удивительные системы орошения, которые сделали бы даже из Сахары зеленую зону. Летом опорожняются водоемы, и горсоветы запрещают орошение садов; ночью полиция ловит граждан, которые выливают последние капли городской воды на свои газоны и розы. А если и моются в такое время, то потом тщательно переливают грязную воду из ванны на клумбы.

Как англичане умирали

Фармазонов до сих пор отправляют в мир иной под музыку Моцарта. Обыкновенного англичанина, однако, хоронят неинтересно, анонимно. Даже смертного одра нет. При первых признаках конца упекают в больницу, усыпляют снотворными, обвешивают проводами и трубками и, когда электроника объявляет, что мозг перестал мыслить, звонят сначала в похоронное бюро, а потом уже родственникам. Закрытый фанерный гроб стоит пятнадцать минут на конвейере у алтаря в крематории; священник мямлит короткую молитву, из громкоговорителя льется такая же успокаивающая музыка, как в супермаркетах. Все, что остается - пепел, - хоронят под одинаковыми плитами на кладбище, которое не отличишь от площадки для гольфа.

Раньше англичане не хуже других народов уважали своих мертвецов. Войди в любой из готических соборов и увидишь средневековые саркофаги с горизонтальными статуями покойников - он в мраморном панцире, рука об руку с женой, облаченной в свадебное платье; можно бродить по старым кладбищам и изумляться откровенности старинных надписей на гробовых плитах: "Здесь покоятся кости Элизабет Шарлотт, рожденной девицей, умершей потаскухой. Но она была девицей до семнадцати лет, что неслыханно в городе Абердин". А сегодня такие надписи запрещены и ни саркофагов, ни посмертных масок не делают.

Страшная жестокость палачей шестнадцатого века показывает, до какой степени участь тела по тогдашним понятиям решала участь души. Вспарывали повешенных, пока те еще были живы, и сжигали кишки; сдирали кожу с разбойников; делали из вскрытия анатомический театр для учащихся хирургов и публики. Тогда еще была сильна языческая вера в то, что цельность тела обеспечивает загробную жизнь души. Даже великий свободный мыслитель и экономист Иеремия Бентам завещал свой труп Лондонскому университету на вечное хранение. Его автоикона до сих пор шокирует публику прямо при входе в главный колледж университета. Иеремия Бентам сидит гораздо более живой, чем Ленин. Его автоикона состоит из скелета, искусственной кожи и праздничного костюма. Голова, к сожалению, дала усадку: на тело поставили желтоватую восковую копию. Настоящая голова, пугающая стеклянными глазами и лопнувшими красными жилами, щерится у его ног под стеклянным колоколом.

Смерть была обрядом: к нему люди готовились, как к свадьбе. Дарили друг другу гробы, пробовали на вкус разные бальзамирующие жидкости. Великий хирург Уильям Хантер не мог гарантировать живущим исцеление, но обреченным умереть - особенно красавицам - он обещал нетленные останки. Анонимный поэт восемнадцатого века писал, что усопшая госпожа Ван Бутчел благодаря бальзаму Хантера "стала еще красивее, слаще и сочнее, чем когда она была жива". Поэт поздравил вдовца с тем, что ему досталось "редкое сокровище: жена с ровным нравом". Тогда и гробовщик не стыдился показывать свой товар тяжело больным клиентам. Художников тоже приглашали к смертному одру, они не только снимали маску покойника, но и малевали портрет целого семейства у постели усопшей матери или умершего ребенка.

Мы видим дворянина семнадцатого века Томаса Эстона, сидящего со своими детьми у постели жены, умирающей от родов. Слез нет, его дочери даже позируют. В левой руке Томас Эстон держит череп, у его ног стоит гробик для новорожденного, обитый черным бархатом: торжественное, но отнюдь не трагическое зрелище. Английский протестант был абсолютно убежден в том, что при покаянии и соблюдении всех правил умирающий христианин уплывает в лучшую жизнь, поэтому показывать неуместное горе - обидеть Бога.

Массовые смерти первой мировой войны до того затопили наше общество похоронными обрядами, что смерть навсегда утратила свою поэзию. Люди, увидевшие ад в окопах, уже не верили в Страшный суд. Сегодня после смерти близкого родственника обращаются к адвокатам, а не к священникам: их волнует судьба имущества, но не души.

Английские пауки

Маленькая мисс Мэффит сидела на тумбочке / И ела свой творог с пенками. / Подошел большой паук, сел рядом с ней / И испугал маленькую мисс Мэффит". Каждый английский ребенок знает эту старинную песенку: она внушает детям, что пауков надо уважать и нельзя убивать. Если бы Свидригайлов из романа Достоевского вдруг очутился в Англии, он поверил бы, что очутился в аду: в бане с пауками.

Англичанин, прежде чем принять ванну, вместо того чтобы открыть краны и смыть все живое из ванны, всегда становится на колени и мылом помогает пауку, застрявшему в ванне, выкарабкаться и спастись. (Англичанка выбегает из ванной и зовет первого попавшегося мужчину на помощь). Не только детские песни, но и история говорит нам, что паук - тварь назидательная. Средневековый шотландский король Робер?