Реферат: Мотивы песенной поэзии И.Талькова

В завершающей части цикла мотив памяти – сквозной для многих лирических песен Талькова – углубляется звучанием покаянных нот в размышлениях героя: "И не могу никак себя простить // За то, что потерял тебя когда-то, // За то, что оборвал святую нить".

Внутренняя же циклизация сопряжена в любовной лирике Талькова со сквозным для многих стихотворений образом дома.

Домашнее пространство в таких произведениях, как "Наш дом", "Когда засыпает город…", "Праздник", "Память", "Летний дождь" и др., хранит воспоминание о живых ликах прошлого, воплощая таинственную, одушевленную стихию бытия, пропитанную любовным чувством: "И старый дом станет словно моложе // В ласковом свете зажженных свечей…". Сами встречи героя с Памятью ("Память") о живущей в глубинах души любви становятся кульминационными моментами в его самопознании. Дом может становиться здесь и чутким "индикатором" личностных отношений любящих ("У твоего окна", "Знали" и др.), отнюдь не немым свидетелем периодов взаимного отдаления: "Дом наш скрипел и вздыхал безнадежно, // Он вместе с нами молчал и грустил…". В стихотворении "Моя любовь" внезапно нахлынувшая страсть воспринимается героем и как "нечаянная радость", и как соблазн, противостояние которому связано с богобоязненным чувством: "Но только, обманув себя, // Мы обмануть не сможем Бога…". Важно при этом, что душевные муки лирического "я" спроецированы на драматичную участь дома, обратившегося в "замок из песка": "Вздрогнул, как от выстрела, мой дом", "ведь простить меня мой дом уже не сможет".

Обобщение смысловых граней образа дома осуществляется у Талькова в песне-притче "Три дома" (1985). "Три разных дома" образуют в своем единстве целостную аксиологию духовного становления личности – дом детства, берегущий воспоминания о начале пути; дом, воплощающий прочность семейного очага ("в нем живет мое сердце"); и, наконец, дом как прообраз вечности, последнего пристанища души: "В этот дом вхожу я не дыша // В нем живет моя душа".

Таким образом, в поэзии Талькова осмысление любовного чувства связано и с тонким психологическим анализом его коллизий, и с онтологической перспективой – раздумьями о вечности, судьбе, нравственных основаниях бытия.

"Пока звенит твоя гитара…": художественная рефлексия о творчестве

Размышления о смысле искусства, заключающемся, по убеждению Талькова, в "возрождении вечных понятий любви, красоты, гармонии, движении вперед к Правде, к Свету, к Истине, к Богу", о вольном духе, изначально присущем бардовской песне, имели существенную значимость в творческом самосознании поэта: "Я – бард. Я пишу и пою песни о том, что меня волнует. Свобода творчества – мой принцип". В освоении этой темы публицистичность, сатирическая заостренность и даже политическая злободневность мысли соединились у Талькова с проникновенным лиризмом, масштабными лирико-философскими обобщениями.

Во многих стихотворениях деятельность поэта-певца неотделима от постоянного противодействия разного рода внешним силам. В известной песне "Сцена" тернистый путь поэта к сцене сопряжен с острейшей социальной борьбой, противостоянием силам зла и преисподней ("А дорогу к тебе преграждала нечистая сила"), которое порождало внутреннюю дисгармонию в душе творца ("в душе затаилась на долгие годы тоска"), преодолеваемую лишь духовным упованием на Высшую силу: "Да поможет нам Сила Господня!". Образ "антиидеала" в творчестве вырисовывается в таких сатирических стихотворениях, как "Этот путь" (1988), "Конкурс" (1982), "Правда" (1985), впитавших в себя традиции русской гражданской поэзии. В "Этом пути" в качестве такого антиидеала явлен "успокоенный талант" поэта-певца, "приструнившего свою струну" в угоду сиюминутной конъюнктуре. А в стихотворной инвективе "Конкурс" в горьких раздумьях поэта о торжестве "парада бездарностей" на конкурсе эстрадной песни возникают неслучайные реминисценции из известного монолога грибоедовского героя:

А судьи кто! А судьи кто! А судьи кто?!!

Как некогда сказал один поэт:

"Сужденья черпают из забытых газет",

И всем им по сто с лишним лет…".

Сам поэт несет в своем личностном облике черты борца-правдоискателя, осознающего собственную обреченность на гибель, но идущего, подобно "камикадзе", на решительную борьбу с Системой, "не боясь совсем порвать остатки связок, душу выворачивая…".

Рефлексия о собственном жизненном и творческом пути порой приобретает в песенной поэзии Талькова характер обобщения судьбы поколения, сформировавшегося в атмосфере общественной лжи и лицемерия. В исповедальном, проникнутом самоиронией, стихотворении "Примерный мальчик" в истории взросления и внутреннего становления лирического "я" преломилась участь значительной части его современников, сознание которых, деформированное в условиях советской педагогики, оказалось сбитым, лишенным бытийных ориентиров. А потому и духовный поиск героя, его стремление к личностной свободе, самоидентификации, формы социального протеста имели, как показано в стихотворении, весьма противоречивое выражение:

Читая книги не такие

Тайком от всех по вечерам,

На дискотеках лихо прыгая

И посещая Божий храм.

В раздумьях о подлинной творческой свободе как о непременном условии бытия художника у Талькова различимы отголоски известного пушкинского сонета "Поэту" 1830 г. ("Дорогою свободной // Иди, куда влечет тебя свободный ум…"):

Иду себе своей дорогой

И, как за флаг, держусь за мысль,

Что нет мудрее педагога,

Чем наша собственная жизнь.

Образ поэта, "крамольного" в отношении к официальной идеологии и усредненных стандартов творческого поведения, раскрывается и в таких стихотворениях, как "Друзья-товарищи" (1988), "Спасательный круг" (1989), "Призвание" (1986). В стихотворной притче "Бубен-тамбурин" (1984) в иносказательной форме – через антитезу кричащей музыки бубна и "самозабвенного", тихого "звучанья чудных арф" – выявляется драма одиночества лирического "я", чуждости его эстетического вкуса нормам массовой культуры, неглубоким запросам "забубенной публики".

Особую значимость в русле рассматриваемой темы приобретали для Талькова размышления о трагических судьбах "властителей чувств и дум" современности – В.Высоцкого и В.Цоя, безвременная гибель которых была насыщена для него глубинным мистическим смыслом. В песне-реквиеме "Памяти Виктора Цоя" (1990) на первый план выступают онтологическая, религиозная трактовка земной жизни и "последних сроков" "целителей уставших наших душ", интуитивное прозрение собственного раннего ухода ("А может быть, сегодня или завтра // Уйду и я таинственным гонцом"):

Глаза таких Божественных посланцев

Всегда печальны и верны мечте,

И в хаосе проблем их души вечно светят

Мирам, что заблудились в темноте.

Они уходят, не допев куплета,