Реферат: О "Ложных друзьях переводчика"
§ 1. В современном языкознании все более широкое распространение получает синхронно-сопоставительный метод. Зародившись еще в XIX веке, он приобретает все большую популярность прежде всего среди лингвистов женевской и пражской школ, в советском языкознании, во Франции, США и в других странах начиная с 30-х годов XX в. и, главным образом, в последние десятилетия. Роль сопоставительного изучения (англ, contrastive study или comparative descriptive study, чешек, konfrontacn't stadium и т. д.) языков особенно возрастает, в частности, в связи с широкими возможностями приложения его выводов в таких областях, как общий и машинный перевод, обучение иностранным языкам и др. Данное направление лингвистических исследований стимулируется и его связями с другими важными теоретическими проблемами языкознания, включая вопросы двуязычия и многоязычия и языковых контактов.
Синхронно-сопоставительный метод направлен на установление совпадений и различий в языковых структурах, рассматриваемых с позиций не развития, а функционирования, то есть в плане синхронии, причем сопоставляться могут языки, относящиеся к любым языковым семьям и любым историческим периодам. Фактически внимание исследователей привлекают почти исключительно новые языки в связи с прикладными задачами. Сопоставление, проводимое отдельно для каждого уровня языковой структуры, может опираться на описательную или структуральную методику. Но в любом случае конечной целью его обычно является установление возможностей преобразования языковых систем в процессе перевода или установление степени близости отдельных элементов и целых систем в изучаемом втором и родном языках как основы при подготовке учебных материалов для преподавания иностранного языка.
§ 2. В частности, слова любых двух синхронически сопоставляемых языков с точки зрения их предметно-логической отнесенности могут находиться в отношениях либо эквивалентности (чаще — относительной, в пределах специальных областей лексики — также абсолютной), либо безэквивалентности. Учитывая, кроме того, соотношение звуковой (или графической) стороны эквивалентных слов и соотношение их синтагматических, речевых характеристик, можно далее разграничить синхронические межъязыковые категории абсолютной и относительной синонимии, омонимии и паронимии. Роль межъязыковых синонимов играют слова обоих языков, полностью или частично совпадающие по значению и употреблению (и, соответственно, являющиеся эквивалентами при переводе). Межъязыковыми омонимами можно назвать слова обоих языков, сходные до степени отождествления по звуковой (или графической) форме, но имеющие разные значения. Наконец, к межъязыковым паронимам следует отнести слова сопоставляемых языков, не вполне сходные по форме, но могущие вызвать у большего или меньшего числа лиц ложные ассоциации и отождествляться друг с другом, несмотря на фактическое расхождение их значений. В свою очередь межъязыковые синонимы можно разделить на внешне сходные (до степени отождествления в процессах соприкосновения и сопоставления языков) и внешне различные. Безэквивалентная лексика, как правило, имеет специфическую внешнюю форму, хотя и здесь возможны случаи межъязыковой омонимии и паронимии.
В практике переводческой и лексикографической работы, а также преподавания иностранных языков особые трудности представляют межъязыковые относительные синонимы сходного вида, а также межъязыковые омонимы и паронимы. Все эти семантически несколько разнородные случаи объединяет то практическое обстоятельство, что слова, ассоциируемые и отождествляемые (благодаря сходству в плане выражения) в двух языках, в плане содержания или по употреблению не полностью соответствуют или даже полностью не соответствуют друг другу. Именно поэтому слова такого типа получили во французском языкознании название faux amis du traducteur — „ложных друзей переводчика".) Данный термин, закрепившийся щ французской, а отсюда и в русской лингвистической терминологии, имеет то преимущество перед параллельно употребляемыми немецким и английским описательными оборотами (irrefuhrende Fremdworter, misleading words of foreign origin), что он может быть отнесен к любым словам соответствующего типа, не сводя их к более частному случаю — иностранным словам, выступающим в данной роли. Совершенно не-точным представляется наименование данной категории слов только „межъязычными о.юнимами", изредка встречающееся в литературе. Наконец, менее удачно и предложенное лингвистами Мичиганской школы название deceptive cognates) („обманывающие когнаты"), тан как термин „когната" традиционно ассоциируется в языкознании с общим происхождением слов в родственных языках, в то время кан рассматриваемая группа слов определяется чисто синхронически, независимо от их происхождения.
Принципиально следует различать „ложные друзья переводчика", в устной и письменной формах речи. Это требование обязательно в случае сопоставления языков с совершенно различными письменностями или, напротив, в случае языков с общей письменностью, но фонематически несходной лексикой. Для русского и английского языков с их сходными видами письма, находящимися в закономерных соответствиях, данное разграничение фактически может не проводиться, хотя степень, до которой сопоставляемые лексемы отождествляются двуязычными лицами, и здесь оказывается несколько различной в каждой из форм речи, а в определенных случаях отождествление разноязычных слов вообще имеет место только в одной из форм речи (например, русск. гейзер и англ, geyser ['gi:za] „газовая колонка для ванны" сходны только в написании).
§ 3. Исторически „ложные друзья переводчика" являются результатом взаимовлияний языков, в ограниченном числе случаев могут возникать в результате случайных совпадений, а в родственных, особенно близкородственных, языках основываются на родственных словах, восходящих к общим прототипам в языке-основе. Их общее количество и роль каждого из возможных источников в их образовании оказываются различными для каждой конкретной пары языков, определяясь генетическими и историческими связями языков.
В английском и русском языках слова этого рода в подавляющем большинстве случаев представляют собой прямые или опосредствованные заимствования из общего третьего источника (часто это интернациональная или псевдоинтернациональная лексика или параллельные производные от таких заимствований. Значительно меньше представлены результаты собственно англо-русских языковых контактов: слова английского происхождения в русском языке и русского происхождения в английском, хотя среди заимствованных слов этой группы иногда наблюдаются существенные расхождения со словами-образцами, затрудняющие носителям языка-источника понимание, казалось бы, „своего" слова в другом языке.
§ 4. С первого взгляда может показаться, что „ложные друзья переводчика" способны вводить, в заблуждение только людей, начинающих изучение языка и плохо владеющих им. В действительности, как отмечают исследователи этой лексической категории, дело обстоит наоборот: основная масса „ложных друзей" (за исключением немногих, наиболее наглядных случаев, преимущественно относящихся к омонимии) оказывается опасной именно для лиц, уверенно и практически удовлетворительно пользующихся языком, хотя и не достигающих степени адекватного несмешанного двуязычия и поэтому допускающих ложные отождествления отдельных элементов систем иностранного и родного языков. Так возникают многочисленные семантические кальки и случаи нарушений лексической сочетаемости или стилистического согласования не только в процессах пользования иностранной речью, но и при переводах на родной язык и даже в оригинальном словоупотреблении в родном языке.
При этом нельзя считать, что любые ошибки этого рода свидетельствуют о недостаточном владении чужим языком или о небрежности говорящего, тогда как совершенное владение языком специалист (преподавателя, переводчика) гарантирует его от ошибок. Как признается в современной теоретической лингвистике, владение вторым языком в большинстве случаев не бывает вполне безукоризне ным, а равно свободное абсолютно правильное параллельное исполь зование двух языков является лишь теоретически допустимой абстракцией. Отсюда следует, что подавляющее большинство людей, знающих языки, может, хотя и в очень различной степени, допускать ошибки в словоупотреблении и переводе. Основными источниками таких ошибок являются отношения сходства или кажущейся идентичности (similarity and near-identity) материала обоих языков по звучанию или по функции. В частности, в области лексики именно „ложные друзья переводчика" не только особенно часто дезориентируют массового переводчика, но порой могут вводить в заблуждение и специалиста-филолога (в том числе лексикографа, переводчика-профессионала преподавателя), что, в случае исключительности таких фактов, не дает оснований относить его к лицам, недостаточно знающим язык в целом.
Ограничимся единичными иллюстрациями ошибочных переводов с английского языка на русский, проникающих в художественную и научную литературу и периодическую печать. Так, ammunition „заряды, боеприпасы" нередко передается как „амуниция", что в русском языке значит „снаряжение военнослужащего (кроме оружия и одежды)", несмотря на полную неуместность данного русского слова в контексте, относящемся к жизни Робинзона Крузо на необитаемом острове или к торговой деятельности лавочки огнестрельного оружия, обслуживающей американских пионеров-поселенцев (см. Д. Дефо, • Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, т. I, "Acade-mia", At.—Л., 1934, стр. 442; Дж. Шульц, Ошибка Одинокого Бизона и другие повести, Госиздат Карельской АССР, Петрозаводск, 1961, стр. 111, 118). Expert „специалист" часто переводится как эксперт в контекстах, где речь идет просто об инженере или враче, не имеющих никакого отношения к экспертизам (Г. Уэллс, Избранное, т. I, Гослитиздат, М., 1958, стр. 567; О. Пинто, Охотник за шпионами, Воениздат, М., 1959, стр. 142 и мн. др.). Читатель с недоумением узнает о крайней бедности семьи английского ректора, не подозревая, что в подлиннике речь идет не о руководителе университета, а о приходском священнике — англ, rector (Дж. Голсуорси, „Беглая", Собрание сочинений в 16 томах, т. 14, изд. „Правда", М., 1962, стр. 344). Замечание об установленном режиме, порядке работы (routine), сделанное героем рассказа Р. Бредбери, космонавтом по профессии, с целью погасить интерес сына к космическим полетам, превращается в переводе в приписывание этим полетам консерватизма и косности:
— Скажи, как там, в космосе?
...Полминуты отец стоял молча, подыскивая ответ, потом пожал плечами.
— Там... это лучше всего самого лучшего в жизни. — Он осекся. — Да нет, ничего особенного. Рутина. Тебе бы не понравилось". (Фантастика Рея Бредбери, изд. „Знание", М., 1964, стр. 183). Аналогичные случаи широко наблюдаются в языке прессы. В переводах с английского и в корреспонденциях из стран английского языка нередки такие кальки, вызванные к жизни „ложными друзьями переводчика", как вагон — о конном дилижансе, англ, waggon („Правда" за 13 сентября 1964 г., стр. 6), ассистент профессора из англ, assistant professor, т. е. „доцент" („Литературная газета" за 21 января 1965 г., стр. 4) и др. Особенно показательны случаи такого словоупотребления в оригинальных текстах авторов, часто работающих с английской литературой, например: „И как бы ни резервировало (резервировать „оставлять про запас" — ср. англ, reserve „оговаривать" — В. А.) ныне английское правительство свое отношение к „смешанным силам", очевидно, что оно благословило их создание..." („Правда" за 29 декабря 1964 г., стр. 3).
Влияние „ложных друзей переводчика" в переводах научных или деловых текстов нередко ведет к серьезным недоразумениям. Например, русский редактор книги английского историка А. Робертсона "The Origins of Christianity", указывая, что „неточное или слишком широкое употребление.., терминов может привести к методологическим, а значит, по существу, и к фактическим ошибкам", ставит в вину автору неправильное употребление слова и понятия революция, используемого в книге применительно к возникновению городов на Среднем Востоке, к радикальной религиозной реформе Эхнатона в Египте и к политическому перевороту в древнем Израиле (см. вводную статью проф. С. И. Ковалева к кн.: А. Робертсон, Происхождение христианства, Изд. иностр. лит., М., 1956). Между тем, замечания редактора должны быть адресованы не автору, а переводчику, который систематически переводил английское слово revolution во всех его своеобразных значениях (см. ниже, § 8) русским словом революция.
§ 5. С точки зрения теории языковых контактов в калькировании под влиянием „ложных друзей переводчика" можно видеть частный случай интерференции, переустройства моделей, т. е. отклонения от структуры или нормы данного языка под влиянием образцов второго языка, — отклонения, имеющего вначале временный характер, но могущего повлечь за собой и перестройку структурно более организованных областей данного языка.1) Потенциальные направления такого переустройства под влиянием активного соприкосновения языков можно заранее предвидеть, имея синхронно-сопоставительные описания языков, в частности, описания „ложных друзей переводчика" для конкретных пар языков.
Некоторые случаи „ложных друзей переводчика", представленных в настоящем словаре, фактически уже легли в основу не случайных, речевых, а постоянных языковых интерференции. Впрочем, ввиду нормативного характера словаря такие новые значения, не признанные еще в толковых словарях соответствующих языков, здесь не фиксируются. Примерами могут служить русские слова типа администрация, альтернатива, практически, которые приобрели новые значения под влиянием своих английских аналогов. В частности, на пути к приобретению нового значения находится слово администрация (ср. англ.-амер. administration „правительство"), которое систематически употребляется в печати в значении „правительство" применительно к США и некоторым другим странам (см., например, „Правду" За 12 августа 1964 г., стр. 4, за 30 ноября 1964 г., стр. 4, за 28 января 1965 г., стр. 3 и т. д.). Слово практически, наряду с прежним значением „с точки зрения практики, а не теории" развило новое значение „по сути, фактически" под влиянием англ, practically; значение это, широко встречающееся в современной литературной речи, еще не апробировано словарями. Также почти не признаны пока словарями, хотя вошли в широкое употребление не только в переводах, но и в оригинальном словоупотреблении, новые значения слова альтернатива. В нарушение рекомендаций толковых словарей это слово передает сейчас почти все значения своего английского аналога и значит не только „необходимость выбора между двумя возможностями", но и „выбор, вариант" и также „противоположный выбор, иной исход" (см. „Правду" за 3 сентября 1963 г., стр. 3, за 27 января 1963 г., стр. 5, за 11 июля 1964 г., стр. 3, за 1 ноября 1964 г., стр. 3 и т. д.).
§ 6. Хотя вопрос о „ложных друзьях переводчика" привлекает внимание многих специалистов по переводу и по преподаванию иностранного (и вообще второго) языка, детальное обследование этой категории слов для подавляющего большинства языков отсутствует. Если не касаться кратких, более или менее случайных списков в отдельных статьях и учебных изданиях, здесь можно назвать, по сути, только двуязычные словари на материале французского и английского, испанского и французского, немецкого и французского, русского и польского языков.
Многие словари этого рода объединяет та особенность, что они не заменяют — для рассматриваемых слов — обычных двуязычных словарей, а являются сборниками своеобразных, нередко весьма ценных, но порой случайных комментариев к ним. Такие комментарии направлены на предупреждение ошибок при пользовании иностранным языком, иногда — на повышение качества переводов на родной язык и даже просто на повышение культуры родной речи. В теоретическом и практическом отношениях более полезны словари „ложных друзей переводчика", дающие описание всех значений, свойственных каждому слову, и отражающие его стилистические, эмоционально-экспрессивные, важнейшие грамматические характеристики и лексическую сочетаемость.
В зависимости от конкретной цели применения двуязычного словаря, методика описания слов в нем может быть различной. Описание лексики может быть произведено в собственных терминах описываемого языка (с позиций его собственной системы), как это имеет место и в одноязычных толковых словарях. Устанавливаемые в этом случае значения можно назвать абсолютными. Каждое из них устанавливается в противопоставлении другим, связанным с ним, значениям данного языка. Это и отражается в словаре, где значение слова описывается в противопоставлении смежным значениям более общего, родового, а затем более частного, видового порядка. Так, основное значение английского слова fruit определяется как „часть растения или дерева, содержащая семя и пригодная в пищу (включая, например, яблоки, груши, персики, бананы, сливы, вишни и пр.)": здесь лексикограф основывается на многочисленных противопоставлениях, свойственных конкретной лексическо-семантической подсистеме (словарному полю) английского языка. Данного рода значения лежат в основе практического овладения языком как средством общения.
С другой стороны, для использования при переводе более удобны двуязычные словари, дающие сопоставление лексики иностранного и родного языков. Здесь описание семантики слов языка производится с позиции какого-то другого языка. Методика такого описания может быть двоякой. Во-первых, оба языка „сополагаются", т. е. описываются параллельно, причем основанием сравнения служит какой-то третий язык (в том числе метаязык соответствующей науки, система графических изображений и т. д.). Примером могут служить иллюстрированные двуязычные словари серии Bildwcrterbucher, издаваемой лейп-цигским издательством "Enzyklopadie" (ГДР). Во-вторых, значения слов исходного языка могут описываться сквозь призму системы значений второго языка, что более или менее последовательно и делается в двуязычных переводных словарях. Получаемые при таком описании лексические значения можно назвать относительными. Они устанавливаются путем проецирования систем абсолютных значений исходного языка на системы абсолютных же значений переводящего языка, причем результаты описания (т. е. переводные эквиваленты) являются действительными только для данной пары языков, односторонними и необратимыми. Так, значение английского слова fruit отражается в англо-русском словаре в виде двух относительных значений:„фрукт" (например, о яблоках и т. п.) и „ягода" (например, о вишнях и черешнях). Но, естественно, отсюда нельзя еще сделать вывод о передаче абсолютных русских значений „фрукт" и „ягода" в английском языке: для этого требуется детальное рассмотрение отражения этих значений в соответствующей лексико-семантической подсистеме английского языка.
§ 7. Количество, степень расхождения и распределение по частям речи „ложных друзей переводчика" различны для различных пар языков. Но, в любом случае, их состав является в общем одним и тем же для носителя каждого из двух сопоставляемых языков, несколько различаясь лишь в плане межъязыковой паронимии.
В английском и русском языках „ложные друзья переводчика", насчитывающие несколько тысяч слов, встречаются в пределах четырех частей речи: существительных, прилагательных, наречий и глаголов. В большом числе случаев в данной роли выступают не единичные слова, а все представители соответствующих словообразовательных гнезд. Естественно, для лиц, владеющих основами второго из языков, ложные отождествления имеют место лишь в сфере одинаковых частей речи: так, существительные ассоциируются с существительными и т. д., омонимия же частей речи, как правило, не вызывает затруднений. С семантической точки зрения вводящими в заблуждение оказываются слова, принадлежащие к аналогичным или смежным семантическим сферам или, во всяком случае, могущие оказаться в сходных контекстах; явно случайно совпадающие лексемы, по сути не встречающиеся в одинаковых контекстах (типа англ, rock „скала" — русск. рок), не вызывают ложных ассоциаций. Расхождения в парах „ложных друзей переводчика" могут намечаться в понятийном содержании, реалиях, стилистических характеристиках и лексической сочетаемости; на практике все эти типы расхождений нередко переплетаются.
§ 8. В расхождениях понятийного, предметно-логического содержания ложно, отождествляемых английских и русских слов сказывается своеобразие классификаций явлений, свойств и отношений объективного мира, характерных для семантики каждого языка. Так, например, англ, agony выражает широкое понятие о душевных и физических страданиях и их проявлениях, что отражается в англо-русском словаре как 1) предсмертные муки, агония (напр., agony of death, mortal agony); 2) сильнейшая физическая боль, мука; как в примере из Дж. Голсуорси: "...Dartle seized his wife's arm, and... twisted it. Winifred endured the agony with tears in her eyes, but no murmur..."; 3) внезапное проявление, взрыв, приступ чувств(а), как в agony of fear „приступ страха"; 4) сильная душевная борьба, отчаяние, горе, как в "Не is in agony because of this conflict of ideas". Русское же слово агония означает лишь предсмертные физические муки (англ, throes of death, death-struggle, тж. agony. Англ. artist передает понятие о представителе искусства в широком смысле слова и, в частности, о представителях некоторых конкретных видов искусства: 1) представитель искусства, артист, художник вообще, как в a creative artist, a literary artist и т. д.; ср. у О. Уайльда: "Last night she was a great artist. This evening she is merely a commonplace mediocre actress", 2) живописец, график, как в illustrations by the best artists; переносный характер имеет значение 3) мастер своего дела, как в an artist in words „мастер писать". Русское слово артист передает понятие прежде всего о профессиональном (отсюда — и о самодеятельном) актере, что соответствует английским словам actor (о драматическом артисте, артисте кино), artiste (о профессиональном музыканте, танцовщике, артисте комедии, эстрады); особо передаются сочетания артист балета — ballet-dancer, артист оперы — opera-singer. На втором месте стоят значения: „художник вообще, представитель искусства" (ср. artist) и переносное, разговорное „мастер своего дела" (ср. artist и выражение a good hand in (at) something).
Даже в терминах типа англ, revolution — русск. революция, представляющих классический образец международных слов с одинаковым во многих языках значением, намечается специфика как в основных, так и в производных значениях. Английское слово (оставляя в стороне его омоним со значениями „вращение", „оборот") означает любое полное изменение строя общества, системы управления обществом, перемену правительства, а также полную перестройку, коренное преобразование чего бы то ни было. В англо-русском словаре первое из этих значений отражается как 1) революция (о прогрессивных коренных переворотах в общественно-экономических отношениях), например, в the Revolution — „английская революция XVII в.", the French Revolution — „французская революция XVIII в.", the October Revolution — об Октябрьской социалистической революции; 2) государственный переворот, захват власти, как в a palace revolution „дворцовый переворот"; 3) политическое или (переносно) иное восстание, бунт; например, у А. Кронина так названо выступление группы младших врачей против поборов их начальника: "But listen, darling, we're going to start a revolution". Второе значение отражается в англо-русском словаре в виде двух эквивалентов: 4) перестройка, ломка, переворот, революция в каком-либо деле, как a revolution in science „переворот в науке", the industrial revolution „промышленная революция"; и 5) перемена, изменение, как в примерах из У. Теккерея ("...the whole course of events underwent a peaceful and happy revolution") и Р. Стивенсона ("I hope that our sympathy shall survive these little revolutions undiminished"). Значения же русского слова революция соответствуют лишь в первом и четвертом случаях значениям слова английского.
Исключительное значение для правильного понимания значения слов имеет учет их системных связей. Так, если значение русского слова роман можно понять лишь в противопоставлении словам повесть, рассказ, новелла и пр. (где основой противопоставления служит степень охвата отражаемых жизненных явлений, а отсюда — большая или меньшая форма прозаического произведения), то англ, romance как термин литературоведения означает прозаическое или поэтическое повествование героически-приключенческого или романтически-любовного плана в противоположность novel — прозаическому реалистическому бытовому произведению (основа противопоставления здесь — степень реалистичности, „приземленности" сюжета). Значение англ. medicine проявляется лишь в свойственном английской традиции противопоставлении терапии, хирургии, акушерства, стоматологии, санитарии и гигиены (в частности, ученые степени отдельно присваиваются в этих областях, имея при этом различную ценность; ср., напр. Bachelor of Medicine, сокр. М. В. и Bachelor of Surgery, сокр. Ch. В. и т. д.); medicine, кроме общего значения „медицина", в английском языке означает именно терапию, поэтому первая из вышеназванных степеней переводится как „бакалавр терапии". Слово же медицина означает только совокупность наук о болезнях человека, их лечении и предупреждении (в отличие от ветеринарии) и не может быть механически уподоблено его английскому аналогу.
На примере последней пары слов можно легко проиллюстрировать также то общее правило, что расхождения особенно увеличиваются в сфере переносных значений: так, английское слово medicine в своих переносных значениях означает 1) жидкое лекарство, принимаемое внутрь, микстуру (в отличие от injection, lotion, medical preparation, pill, ointment и пр.), 2) колдовство, магию (у отсталых народов), 3) талисман, амулет; русское же слово медицина имеет совершенно иное переносное просторечное значение „медик, врач, врачи (собирательно)", что переводится на английский язык как physician, разговорное doctor или фамильярное doc в единственном или множественном числе.
Степень семантических расхождений оказывается неодинаковой в различных частях речи: наиболее специфичны значения прилагательных и, нередко еще более, наречий. Часто невозможно вывести семантические расхождения в словах данного гнезда, относящихся к одной части речи, зная расхождения в словах, относящихся к другой части речи. Например, прилагательные absolute и абсолютный полностью или почти полностью совпадают в большинстве значений и взаимозаменимы при переводе, но отсюда не следует, что такое же соотношение существует между наречиями absolutely и абсолютно: английское слово даже в основном значении, сближающимся с русским абсолютно, не всегда соответствует русскому аналогу по соображениям лексической сочетаемости (так, to absolutely agree „без возражений согласиться", to vanish absolutely „полностью исчезнуть" и т. п.) и имеет три специфических значения („безусловно, несомненно", в грамматике — „независимо", разговорное — „да, конечно"); русское же слово в объединяющем оба аналога значении может переводиться английским лишь в меньшинстве случаев (нередко передаваясь словами entirely, perfectly, totally, utterly), с оттенком „вообще" при отрицании передается как at all, а с оттенком „вполне" — как quite, помимо чего значит „безотносительно" (irrespectively; in absolute terms и пр.). В случаях же типа really — реально семантическая близость, наблюдающаяся в прилагательных (real — реальный), полностью исчезает.
Следует возразить против распространенного мнения о том, что якобы семантика русских слов, сходных с английскими, в том числе и интернационализмов, как правило, является более бедной сравнительно с их английскими аналогами. Такое соотношение характерно только для некоторых случаев, когда русский специальный термин сопоставляется с английским словом, сочетающим терминологические и нетерминологические значения. Но наряду с этим встречается немало иных, в том числе противоположных случаев. Между тем, данное убеждение, наряду с некоторыми другими причинами, приводит к существенному обеднению описания русских слов в русско-английских словарях, нередко рекомендующих переводить весьма сложное по семантике русское слово только одним, внешне сходным, но семантически лишь относительно пригодным аналогом.
Значительное место среди „ложных друзей переводчика" занимают случаи межъязыковой омонимии и паронкмии. При этом межъязыковая омонимия всегда обратима, т. е. воспринимается как таковая носителями обоих языков. Она может возникать непосредственное ходе соприкосновения и сопоставления языков (например, англ, mark — русск. марка или англ, family — русск. фамилия, полностью омонимичные в современном употреблении), нередко в межъязыковые омонимические отношения вовлекаются и внутриязыковые омонимы: так, если англ, crab I „краб и др." и русск. краб являются межъязыковыми относительными синонимами сходного вида, то англ, crab II „дикая яблоня" и crab III „уклон, крен" омонимичны по отношению к первому английскому слову, а отсюда и к его русскому аналогу. Межъязыковые паронимы также могут быть двусторонними и обратимыми, т. е. вводящими в заблуждение носителей обоих языков; это особенно часто имеет место в случаях, когда межъязыковая паронимия основывается на парони-мии внутриязыковой: например, английские слова specially — especially или, в меньшей мере, concert — concerto вызывают затруднения у самих англичан, а отсюда, естественно, и у русских, ассоциируясь в русском языке со словами специально и концерт. Как правило, однако, межъязыковая паронимия является односторонней. Так, смешение слов типа intelligence — intelligentsia, history — story, mayor — major, principled — principal возможно для русского, устанавливающего аналогии со словами интеллигенция, история, майор, принципиальный, но не для англичанина. И наоборот, только англичанин может смешать русские пары слов типа стандарт — штандарт, фарс — фарш, пенсия — пансион по аналогии к словам standard, farce, pension.
--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--