Реферат: Об одном стихотворении Бродского и его переводе, выполненном автором
We are parting for good, little friend, that's that.
Draw an empty circle on your yellow pad.
This will be me: no insides in thrall.
Stare at it a while, then erase the scrawl.
Анализируемое стихотворение естественно распадается на четверостишия (стансы), причем каждое из них - это семантически и эмоционально завершенный сегмент произведения, композиционно подготавливающий читателя к восприятию следующей за ним части. Внимательное ознакомление с содержательной стороной русского и английского текстов свидетельствует о том, что перед нами страстный монолог поэта по типу "скорбной элегии", тремя главными темами которого являются: а) горькие мысли автора относительно переживаемого им творческого кризиса (строфы 1 и 2), связанного в сознании поэта с б) утратой любимой женщины (строфы 3 и 4), и в) сетования по поводу ушедшей юности (строфа 5). В эмоциональном отношении все стихотворение построено на стремительной смене контрастирующих друг с другом настроений и переживаний героя.
По-видимому, не будет ошибкой, если за исходный, оригинальный текст нами будет принят русский вариант, а за его перевод - английский.
Соответственно языком-источником будем считать русский, а языком перевода - английский. При разборе лингвистических особенностей обоих вариантов будем обращать особое внимание на те фрагменты, которые представляются наиболее важными с точки зрения семантики и стилистики произведения. Вначале остановимся на рассмотрении формальных соответствий между двумя текстами. Русское стихотворение написано четырехстопным анапестом с применением смежных мужских рифм. В целом, эти черты выдержаны и в автопереводе.
Особо следует оговорить рифмовку перевода. Если в русском варианте мы видим точные и полные в фонетическом отношении рифмы, то несколько иную картину наблюдаем в переводе. Уже первая пара строк демонстрирует неточную рифму, довольно широко представленную в современной англоязычной поэзии и именуемую в ней "pararhyme" (up - nap). Помимо этого, последующий английский текст также заключает в себе ряд неточных рифм, обнаруживающих несовпадения конечных согласных по признаку звонкости-глухости (rod - rot; pond - won't; that - pad), несоответствие начальных согласных букв/звуков (veils - wails), а также сближение сходных по звучанию, но не идентичных друг другу краткого гласного и дифтонга (pond - won't). Об отношении поэта к явлению рифмы говорит следующее высказывание одного из переводчиков и исследователей его творчества: "Бродский и по-английски всегда говорил по-своему, не "comme il faut", как он язвительно отозвался о теперешнем английском поэтическом говоре … Он был убежден в необходимости …, в той или иной форме, рифмы, гарантирующей большую обязательность текста, и чрезвычайно редко обращался к верлибру - и по-русски, и по-английски" [8]. Разумеется, мы не допускаем мысли о том, что Бродский, несомненный знаток классической и современной англоязычной поэзии, мог применить неточные рифмы в автопереводе по небрежности. Скорее всего, это сделано намеренно, с целью внести большую "раскованность" в английский текст, "демократизировать" фонетически строгую, "консервативную" по сравнению с русской поэзией английскую рифмовку.
Косвенным доказательством этой гипотезы может быть очевидная "типология
ошибок" использованных в стихотворении английских рифм. Дело в том, что
показанные особенности - неразличение на слух ряда английских гласных и
согласных звуков из числа показанных, оглушение звонких согласных на
концах слов - характерны как раз для лиц, говорящих на русском языке как
на родном. Поэтому для русского поэта, пишущего по-английски и
тем более переводящего стихотворение с русского языка, они
представляют собой как бы "несущественную вольность", "допустимое
отклонение" от утвердившегося канона.
Теперь проанализируем исходный текст и перевод построфно и
построчно, задерживая внимание на передаче в переводе не только содержания
исходного текста, но и заключенной в нем эмоционально-оценочной
информации.
Первое, что бросается в глаза, - это наличие заглавия в автопереводе при его отсутствии в оригинале. Дело в том, что стихотворение Бродского стилизовано в жанре устного народного произведения, что явствует из начальных строк русского варианта. Так, строфа 1 напоминает классический запев (зачин), о чем свидетельствуют средства, примененные в строке 2 (крепкий сон ... берет; молодец - типичная лексика народной словесности). Передать "народный" характер адекватными средствами английского языка едва ли возможно, хотя такие попытки и предпринимаются поэтом (слова lad и lass вызывают ассоциацию с полуустойчивым выражением "lads and lasses" - "парни и девушки"). По этой причине в английском варианте стихотворения автор решает снять посвящение, ни о чем не говорящее западному читателю, и ввести название FOLK TUNE ("народная мелодия"), которое сразу же настраивает читателя на необходимый поэтический лад.
Другая важная особенность строфы 1 заключена в ее первой строке. Несомненно, она представляет собой аллюзию античного эпического зачина с традиционным обращением к Музе, каким является, скажем, начальный эпизод поэмы Гомера "Одиссея" (ср.: "Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который...", перевод В.А.Жуковского - [9]; ср. также: "Tell me, Muse, of temanofmanyways, wowasdriven... ", перевод Ричмонда Латтимора - [10]. Однако этот стилистический прием здесь употребляется иронически. Русское устойчивое выражение с оттенком просторечности и значением пейоративности "набрать в рот воды" удачно передано стилистически адекватным английским фразовым глаголом "to clam up" - "проглотить язык". В третьей строке впервые возникает мотив расставания (И махнувшая вслед голубым платком...), сохраненный и в переводе (And te scarf-waving lass wowishedhimthebest...).
Рассуждая о строфе 1, следует отметить следующий факт, представляющий особый интерес для настоящего исследования. В английском варианте стихотворения читатель находит такие значения, которые отсутствуют или же скрыты в русском оригинале. Так, английское определение last ("последний") при существительном nap ("сон, дрема") конкретизирует, какой именно "сон" одолевает "молодца" (в русском варианте - крепкий). Совершенно очевидно, что это намек на последний, смертельный сон, метафорическая передача идеи творческого бессилия, воспринимаемого поэтом как собственная смерть (разумеется, при условии, что "молодцем" автор иронически именует себя самого).
Строки 3 и 4 русского стихотворения представляют собой простое предложение со сложным подлежащим, синтаксическим центром которого является действительное причастие женского рода махнувшая. Употребление причастного оборота в качестве подлежащего может существенно затруднить понимание данного фрагмента русскоязычным читателем, делая рассматриваемые строки "темным местом" стихотворения. Тем более неясным смысл строки останется, скажем, для переводчика или исследователя-иностранца. В то же время соответствующий английский эпизод также использует в качестве подлежащего словосочетание (the scarf-waving lass - "девушка, машущая/махнувшая платком"), но при этом, благодаря большей синтаксической определенности английского предложения вообще, отличается полной семантической ясностью: его синтаксическим центром выступает существительное lass.
В строфе 2 русского варианта, строке 1, в качестве глагольной метафоры (персонификации) употребляется грубо-просторечное выражение "встать раком" с отрицанием "не", передающее досаду поэта на "несговорчивость слов", их нежелание подчиниться воле автора, иначе говоря, на "сопротивление материала". В английском переводе эта стилистическая сниженность лексики отсутствует при сохранении общей метафоричности и предметной образности высказывания. Две последние строки этой строфы заключают в себе образ "растекающегося лица", что символически передает мысль о буквально физически ощутимых последствиях творческого застоя, - утрате определенности внешних форм, очертаний, своего собственного лица, личности творца. В английском тексте обнаруживаем почти дословный перевод этих строк, вплоть до точной передачи внешней атрибутики: сковорода - frying pan; наволочка - pillowcase.
Строфы 3 и 4 представляют собой обращение поэта к далекой любимой. И здесь отметим явное расхождение коннотативных элементов текста. Так, в русском варианте намек на интимные отношения женщины с новым возлюбленным (шесть одеял, садок как метафора постели), как и следующие за этим воспоминания (в том садке - in that basin of yours) о подобных отношениях поэта и его любимой в строках 3 и 4, словно завуалированы, целомудренно скрыты от глаз читателя. В английском же тексте информация, содержащая семы сексуальности, подается гораздо откровеннее, хотя также метафорически, иносказательно, то есть неявно (basin ... whose strung bottomwails - букв. "садок, чье натянутое дно вопит/стонет/скрипит"). Строфу 4 следует считать эмоциональным эпицентром произведения, наивысшей его точкой, в которой сочетаются семы отчаяния поэта и надежды на еще возможные отношения с любимой. Грамматически строфа в обоих текстах представляет собой сложносочиненное предложение с рядом сказуемых в сослагательном наклонении (я бы ... пришил - I would have ... sewn; наглотался б... - I'd gulp...; я бы всплыл... - I'd bob up...). Общая сюрреалистическая образность и фантастическая символика эпизода, отраженная в переводе с поразительной точностью и виртуозностью, подкрепляется завершающей его русской исторической реалией "Варяг".
Передача этой лексической единицы при помощи слова Tirpitz может поначалу вызвать у читателя недоумение. Внесем необходимые пояснения. Как известно любому культурному жителю России, "Варягом" назывался российский крейсер, героически сражавшийся и затопленный собственной командой в годы русско-японской войны. Кстати будет отметить, что, по свидетельству "Большого энциклопедического словаря", "этому подвигу посвящено несколько песен" [11]. Графико-фонетический перенос (транскрипция) русского имени собственного в английский текст в данном случае едва ли отражал бы весь трагизм и надрывность образа поэта, автора и героя стихотворения, сравнивающего себя с исторически реальным затонувшим судном. Поэтому, стремясь к максимально адекватному переносу в текст перевода всех стилистических коннотаций и мощного эстетического потенциала единицы, употребляемой в оригинале металогически, Бродский (теперь уже как переводчик) отвергает даже традиционный в таких случаях прием транслитерации и находит соответствующую лексему, которая в представлении западного (англоговорящего) читателя наделена таким же "историческим фоном", как и русское слово "Варяг". Такой единицей, по мнению автора, может служить наименование крупнейшего линкора времен второй мировой войны, состоявшего на вооружении германского флота, - "Тирпиц". Это судно неоднократно атаковалось и было окончательно затоплено 12 ноября 1944 года (см., об этом, напр., [12]). Имя Альфреда фон Тирпица, немецкого адмирала и создателя германского военно-морского флота в годы, предшествовавшие первой мировой войне, используется здесь как название исторически реального судна и, антоно-мастически, как обозначение любого затонувшего боевого корабля вообще - ср. употребление неопределенного местоимения some ("некий") в английском тексте.
Строфа 5 стихотворения несет в себе резкий эмоциональный спад,